I.
Оставалось полчаса до захода октябрьскаго солнца, когда Фавстулъ вышелъ изъ бань Деція на Авентинскомъ холмѣ и тихонько поплелся домой.
Онъ шелъ по двумъ причинамъ: прежде всего, надо, однако, сказать, что онъ не былъ человѣкомъ, который сталъ бы утруждать себя подыскиваніемъ причинъ для своихъ дѣйствій. Этого онъ не дѣлалъ никогда и по отношенію къ другимъ. Главная же причина въ томъ, что онъ страшно боялся растолстѣть. Онъ помнилъ, какъ располнѣлъ его отецъ и притомъ почти вдругъ, почти въ томъ же самомъ возрастѣ, въ которомъ былъ теперь и онъ. А Фавстулъ-отецъ такъ славился своей особенно стройной, граціозной и аристократической фигурой. Когда же онъ началъ полнѣть, вся его благородная внѣшность не могла, конечно, не пострадать сильнѣйшимъ образомъ.
И въ настоящую минуту Фавстулъ -- онъ сознавалъ это къ своему неудовольствію,--нельзя сказать, чтобы былъ худъ. Впрочемъ, онъ былъ твердо убѣжденъ, что едва ли у кого изъ его современниковъ окажется столь изящная внѣшность. По его мнѣнію, не стоило быть аристократомъ, если, человѣкъ не располагалъ аристократической внѣшностью. Былъ смыслъ, конечно, вести свое происхожденіе отъ того пастуха, который взялъ на свое попеченіе Ромула, и его сестра Сабина гордилась этимъ больше, чѣмъ значительнымъ состояніемъ, оставленнымъ ей мужемъ. Но самъ Фавстулъ мало придавалъ значенія разнымъ родословнымъ. Онъ довольствовался тѣмъ тонкимъ ароматомъ, который даетъ человѣку высокое рожденіе и наличность котораго люди иногда принуждены бываютъ признать.
"Когда человѣкъ походитъ по внѣшности на плебея, то онъ можетъ, дѣйствительно, оказаться плебеемъ", думалъ онъ.
Кромѣ того, Фавстулъ терпѣть не могъ перспективы потолстѣть, ибо мысль о томъ, что онъ вступилъ уже въ средній возрастъ, заставляла его съеживаться съ отвращеніемъ. Стать человѣкомъ средняго возраста для него было еще хуже, чѣмъ стать плебеемъ, хотя это, къ сожалѣнію, было совершенно неизбѣжно. Всякій, конечно, борется сильнѣе противъ того, что неизбѣжно, чѣмъ противъ того, чего еще можно какъ-нибудь избѣжать.
"Для глупаго человѣка, который позволяетъ себѣ толстѣть, уже и тридцать пять лѣтъ -- средній возрастъ", говорилъ себѣ Фавстулъ.
Онъ постоялъ нѣсколько минутъ на лѣстницѣ бань и разсѣянно глядѣлъ вдоль улицы по направленію къ тому мѣсту, гдѣ находилась христіанская церковь св. Приски.
"Но кто умѣетъ сохранить свою фигуру и въ тридцать лѣтъ такой же, какой она была въ двадцать пять..."
Фраза осталась безъ заключенія. Заключенія выводятъ только скучные люди, а Фавстулъ былъ глубоко убѣжденъ, что онъ не принадлежитъ къ ихъ числу.
Это была его давнишняя привычка говорить съ собой намеками, особенно бесѣдуя о какихъ-нибудь интимныхъ обстоятельствахъ, въ родѣ того, что ему скоро стукнетъ тридцать пять лѣтъ. Мѣсяцевъ одиннадцать тому назадъ это его еще не терзало, но теперь, когда черезъ недѣлю-двѣ ему будетъ уже тридцать шесть, онъ частенько возвращался къ этому обстоятельству.
Вторая причина, почему онъ любилъ ходить, заключалась въ томъ, что Фавстулъ любилъ посплетничать. А только гуляя пѣшкомъ. можно было услышать даже самыя мелкія новости, которыя инымъ способомъ невозможно узнать. И Фавстулъ любилъ оглядываться вокругъ себя: у него былъ замѣчательно наблюдательный глазъ, который давалъ ему больше матеріала для разговора, чѣмъ какой бы то ни было разсказъ. Улица для него никогда не была безплоднымъ полемъ наблюденій, но, наоборотъ, всегда чѣмъ-нибудь привлекала его безпечное, изощренное вниманіе.
Фавстулъ отличался въ высшей степени добродушнымъ нравомъ, какъ это обыкновенно бываетъ съ людьми, которые всегда укрываются за спиною другихъ. Онъ зналъ, что по дорогѣ домой онъ непремѣнно услышитъ или увидитъ что-нибудь такое, о чемъ интересно будетъ поговорить съ бѣдной Акціей. У него былъ даръ сдѣлать изъ пустяковъ цѣлую смѣшную исторію.
"Бѣдная Акція!-- подумалъ онъ, спускаясь съ лѣстницы.-- Какая, должно быть, обуза это имѣть ребятъ! Я помню, когда я былъ мальчикомъ, мой отецъ такъ любилъ распространяться объ обязанностяхъ, которыя налагаетъ высокое рожденіе, о необходимости совершить что-нибудь въ мірѣ (особенно въ эти гнусныя времена, когда пошли новыя идеи), что я хотѣлъ быть дѣвочкой на мѣстѣ Сабины. Съ дѣвочекъ такъ мало спрашиваютъ. А изъ Сабины вышелъ бы великолѣпный солдатъ.. Помню я и свое дѣтство, помню, какъ мало я былъ расположенъ ссориться съ этими старыми дѣвами богинями судьбы. Акція любитъ ходить повсюду и за все браться. Если кто-нибудь у нея отлучается на мѣсяцъ, на два -- убылое мѣсто пополняется тотчасъ же. И это при возрастѣ Акціи! Мнѣ кажется, Акція была не въ духѣ, когда я разстался съ ней. Поэтому-то собственно я и поспѣшилъ отъ нея. Мнѣ не хотѣлось, чтобы она замѣтила. что это не укрылось отъ меня. Непремѣнно надобно поймать какую-нибудь новость, что развеселитъ ее. Извѣстіе о побѣдѣ Констанція и о смерти Константина взволнуетъ ее страшно, она любитъ слушать объ императорахъ. Какая досада за нее, что дворъ теперь не живетъ въ Римѣ!"
Тѣмъ не менѣе Фавстулъ не очень-то спѣшилъ домой съ этими новостями. Ему еще на многое нужно было взглянуть по дорогѣ. Было 19-го октября, и по дорогѣ то и дѣло попадались группы солдатъ и простыхъ гражданъ, шедшихъ къ довольно запущенной лавровой рощицѣ, гдѣ до сихъ поръ народъ справлялъ армилустріумъ. Пусть императоръ исповѣдуетъ себѣ христіанскую вѣру и косится на языческія торжества: Римъ еще не сдѣлался христіанскимъ, и народъ хочетъ танцевать на своихъ празднествахъ, какую бы религію ни предпочиталъ дворъ. Поэтому въ народѣ нашлось немало празднаго народа, который готовъ былъ итти къ мѣсту погребенія царя Тація и въ честь его протанцевать свои воинственные танцы.
Фавстулу пришло было въ голову пойти за ними, но скоро онъ передумалъ и потихоньку пошелъ дальше. Онъ обратилъ вниманіе на старый домъ, въ которомъ около ста тридцати лѣтъ тому назадъ жилъ драматическій писатель Ливій Андроникъ, и слегка полюбопытствовалъ насчетъ другого дома, въ которомъ, говорятъ, жилъ одинъ поэтъ изъ Галліи, пріятель Овидія.
Простая хижина въ маленькомъ виноградникѣ служила, по свѣдѣніямъ Фавстула, жилищемъ третьему поэту Эннію, который писалъ свои стихи для единственнаго своего слушателя -- своего раба.
На вершинѣ холма, откуда начинался Clivuis Publicus, онъ на нѣсколько минутъ остановился, чтобы полюбоваться видомъ мавзолея императора Адріана, виднѣвшагося въ желтоватой дали. Онъ воображалъ себѣ Кая Гракха и Марка Флакка, которые, спасаясь отъ нависшей надъ ними смерти бѣжали къ алтарю близлежащаго храма Діаны.
Потомъ онъ не спѣша пошелъ по дорогѣ внизъ: спѣшить было не въ его правилахъ.
Его собственный домъ стоялъ какъ разъ у Палатинскаго холма. Недалеко отъ наго находился храмъ Ромула. Подходя къ нему, онъ видѣлъ. какгь какая-то женщина, фигура которой показалась ему знакомой; онъ не могъ разсмотрѣть ея лица, ибо она шла къ нему задомъ,-- быстро шла къ храму, прижимая къ груди ребенка. Ребенокъ, очевидно, былъ нездоровъ, и матъ несла его въ храмъ для того, чтобы онъ приложился къ бронзовой волчицѣ и, такимъ образомъ, получилъ исцѣленіе.
Онъ снисходительно улыбнулся, думая, что въ концѣ концовъ прикладываніе къ волчицѣ принесетъ ребенку такую же пользу, какъ и докторъ, только это будетъ стоить гораздо дешевле.
Не разъ посмѣивался онъ и надъ тѣмъ, съ какимъ благоговѣйнымъ чувствомъ его сестра Сабина вѣрила въ то, что ихъ домъ стоялъ какъ разъ на томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ была изгородь ихъ предка-пастуха Фавстула. Самъ онъ отлично зналъ, что это мѣсто было подарено Фавстулу Нерономъ, у котораго были такіе же идиллическіе вкусы, и что ихъ предку посчастливилось снискать себѣ расположеніе императора за нѣсколько мѣсяцевъ до его смерти, такъ что ему удалось удержать за собой и расположеніе и подаренный домъ.
Фавотулъ вернулся домой, никѣмъ не замѣченный. У дверей не было ни одного раба, но онъ не обратилъ на это никакого вниманія. Фавстулъ не гнался за тѣмъ, чтобы ему оказывали почтеніе, и любилъ уходить и возвращаться безъ всякаго парада. Иногда онъ нарочно скрывался изъ дому незамѣтно и бродилъ одиноко по городу въ то время, когда его домочадцы думали, что онъ дома. Ему нравилось дѣйствовать инкогнито, отчего эти маленькія прогулки превращались въ разнаго рода приключенія.
-- Ты всегда столько увидишь!-- съ удивленіемъ говорила ему Акція, когда бывала въ хорошемъ настроеніи духа.
-- Это потому, что за мной не тянется цѣлый хвостъ рабовъ и приживальщиковъ для того, чтобы всѣ знали, кто идетъ,-- обыкновенно отвѣчалъ онъ, чрезвычайно довольный и ея похвалой, и самимъ собой.
Конечно, такія уединенныя прогулки не всегда соотвѣтствовали достоинству патриція, и Фавстулъ разсказывалъ Акціи не о всемъ, что видѣлъ, и не распространялся при ней о разныхъ закоулкахъ города, куда попадалъ иной разъ во время этихъ прогулокъ.
Онъ прошелъ черезъ переднія ворота, по бокамъ которыхъ стояло двѣ целлы: одна для привратника на цѣпи, другая для цѣпной собаки. Цѣпи лежали возлѣ целлъ, но Фавстулъ не держалъ цѣпной собаки и не обращалъ вниманія, что целла привратника была пуста: онъ лежалъ около нея и былъ прикованъ къ ней только цѣпями сна.
Солнце уже сѣло, и розовый отблескъ наполнялъ весъ атріумъ такимъ сіяніемъ, что Фавстулъ невольно остановился на мгновеніе и залюбовался. У него было много вкуса, и онъ не любилъ пропускать удовольствія, которыя представлялись ему. Не пропускать наслажденій -- въ этомъ была его жизненная философія.
"А сколько есть наслажденій, которыя ровно ничего не стоятъ,-- разсуждалъ онъ самъ съ собой.-- Ни денегъ, ни здоровья, ни труда. Тѣ удовольствія, которыми я наслаждаюсь, могли бы имѣть и другіе, однако я сумѣлъ приберечь ихъ для одного себя".
По срединѣ атріума былъ небольшой фонтанъ. Вода падала въ резервуаръ съ мягкимъ журчаніемъ. Фонтанъ билъ не высоко и выбрасывалъ воду какъ-то нехотя, лѣниво, не шумя и не брызгая.
Небольшія статуи боговъ, разставленныя на низенькихъ столбикахъ, были древняго происхожденія, но незначительныхъ размѣровъ и довольно посредственной работы. Конечно, ихъ здѣсь разставилъ не Фавстулъ: они, вѣроятно, были ровесниками самому дому, который былъ построенъ фаворитомъ Нерона черезъ годъ послѣ знаменитаго пожара Рима.
Фавстулъ беззаботно взглянулъ на нихъ критическимъ окомъ, безъ всякой, впрочемъ, примѣси религіознаго чувства.
"Они очень малы,-- подумалъ онъ.-- Въ этомъ розовомъ полусвѣтѣ они похожи на игрушки. Изображенія боговъ, во всякомъ случаѣ, должны были бы имѣть героическій видъ и соотвѣтствующій размѣръ. А то въ этомъ, напримѣръ, крошечномъ Юпитерѣ нѣтъ ничего величественнаго. Маленькое изображеніе божества въ какой-нибудь задней, интимной комнатѣ -- еще ничего. Но дюжина ихъ, ростомъ не больше обезьяны, въ атріумѣ такихъ размѣровъ. Я бы давно велѣлъ ихъ связать въ одинъ узелъ и убрать, но Сабина считаетъ это грѣхомъ, а досужіе языки станутъ говорить, что я сдѣлался христіаниномъ. Можно было бы ограничиться большой хорошей копіей Волчицы, и я могъ бы ее достать у одного скульптора въ Субуррѣ. А, Флавія! Видно, не съ кѣмъ играть?"
Изъ-за одной колонны выглядывала маленькая дѣвочка лѣтъ пяти, шаловливо засунувъ въ ротъ палецъ маленькой ручки, а другимъ медленно проводя впередъ и назадъ по основанію колонны. Она была такъ похожа на Фавстула, что сразу можно было сказать, что это его дочь, хотя она была смугла, какъ Акція, а Фавстулъ отличался бѣлизной лица, оттѣненнаго темно-сѣрыми глазами и волосами цвѣта темной бронзы.
-- А, Флавія! Теперь ты ужъ скоро перестанешь быть маленькой любимицей,-- замѣтилъ онъ, внушительно покачивая головой.-- Твоя мать теперь поглощена будущимъ новорожденнымъ. Почему не ты послѣдняя? Почему это твоя мать начала опять послѣ такого промежутка?
Флавія продолжала гладить колонну и смотрѣть на него, по разговоръ этотъ, видимо, не представлялъ для нея никакого интереса.
-- Гдѣ Тацій?
Дѣвочка вынула палецъ изо рта и показала на внутренніе покои.
Солнечный свѣтъ уже померкъ, и быстро надвигавшійся полумракъ уже заполнилъ томными тѣнями пространство между колоннами, за которыми были расположены покой огромнаго дома. Чувствовалось что-то зимнее въ этихъ быстро надвинувшихся прохладныхъ сумеркахъ.
"Надо зажечь свѣтильники", подумалъ Фавстулъ.
Онъ не любилъ полусвѣтъ, предпочитая яркій свѣтъ и тепло.
Изъ полумрака поспѣшно вышла женщина и спросила:
-- Фавстулъ, гдѣ ты былъ до сего времени?
Какъ и братъ, она была высокаго роста, но на годъ или два старше его. Полнота не угрожала ей: когда она состарится, она станетъ худой и костлявой. Она носила, старомодное одѣяніе, отчего казалась старше, чѣмъ на самомъ дѣлѣ была, тогда какъ Фавстулъ одѣвался, какъ подобаетъ настоящему молодому щеголю.
-- Гдѣ ты былъ? Мы всюду тебя искали.
-- Въ сущности, нигдѣ. Если бы вы послали за мной къ банямъ Деція, то вы нашли ты меня тамъ.
-- Мы посылали къ банямъ Діоклетіана.
-- Я былъ тамъ вчера. Но что случилось? Что-нибудь съ Акціей? Явился уже на свѣтъ соперникъ Флавіи, или только еще собирается? Надѣюсь, Акція не очень страдаетъ? Ничего страшнаго, не правда ли?
Было слишкомъ темно, и ему нельзя было разглядѣть выраженіе лица Сабины, но онъ чувствовалъ, что она настроена въ высшей степени серьезно.
Она сдѣлала легкое движеніе, желая взять Флавію за руку, но дѣвочка вырвалась и убѣжала. Она не боялась сестры своего отца. Онъ дразнилъ ее, но она любила его, ибо онъ былъ мужчина, Сабина же была женщиной и притомъ, но соображенію дѣвочки, довольно старой.
-- Акція не чувствуетъ теперь страха,-- отвѣчала Сабина серьезно, съ оттѣнкомъ грусти въ голосѣ.-- Но она очень страдала. Ребенокъ родился часа два тому назадъ.
-- Ага! Новый Тацій, или новая Флавія?
-- Фавстулъ, послушай! Неужели ты не видишь, что я подготавливала тебя къ дурнымъ вѣстямъ. Страданія Акціи кончились. Еслибъ мы могли найти тебя, ты еще могъ бы съ ней проститься. Но она даже не знала, что тебя нѣтъ дома.
Фавстулъ въ душѣ былъ очень радъ, что его не нашли. Онъ весь съежился отъ болѣзненнаго чувства, которому не могъ сопротивляться его мягкій, чувствительный темпераментъ. Ему не хотѣлось сознаться себѣ, что Акція умерла. Его одинствоинымъ желаніемъ теперь было уйти опять изъ дому и очутиться гдѣ-нибудь на улицѣ, гдѣ вокругъ него толпились бы люди. Онъ былъ благодаренъ рабамъ, которые вошли съ зажженными свѣтильниками и повѣсили ихъ между колоннами. Въ знакъ траура Сабина, очевидно, запретила освѣщать домъ, и это раздражало его. Впрочемъ, его сестра была здѣсь только въ гостяхъ и притомъ была настолько благовоспитана, что не позволила себѣ распоряжаться въ его домѣ. Она даже не настаивала, чтобы онъ пошелъ проститься съ умершей женой, предоставляя ему самому сдѣлать это. и была скорѣе удивлена, чѣмъ раздосадована, когда онъ вдругъ повернулся и пошелъ въ свой богато разукрашенный покой.