Фавстулу было крайне непріятно не столько то, что Акція умерла, сколько непріятная необходимость хлопотать объ ея похоронахъ.
Но вотъ погребальная церемонія была уже совершена, и ея прахъ, какъ подобаетъ, положенъ въ урну въ одной изъ нишъ колумбарія на Аппіевой дорогѣ. Скоро ея имя было такъ хорошо забыто, какъ будто она никогда и не существовала на свѣтѣ. Да, по правдѣ сказать, нее чемъ было и помнить: ея красота не выходила изъ предѣловъ простой миловидности, она никогда не любила и никогда ничего не сдѣлала для другого. Непоколебимое самодовольство можетъ, пожалуй, привлечь къ человѣку нѣкоторое вниманіе, пока онъ живъ, но этого еще очень мало, чтобы обезпечить его безсмертіе, когда его не станетъ.
-- Уѣзжай теперь къ себѣ,-- съ учтивымъ сожалѣніемъ замѣтилъ сестрѣ Фавстулъ. Онъ всегда былъ очень вѣжливъ не только съ людьми незнакомыми, но и со своими домашними. Но на этотъ разъ въ его голосѣ чувствовалось больше учтивости, чѣмъ сожалѣнія о разлукѣ.
-- Твой пріѣздъ былъ не очень-то радостенъ,-- прибавилъ онъ.
Возвращаться домой на свою виллу среди Сабинскихъ холмовъ въ осеннее время, по его мнѣнію, было тоже не очень-то весело. Но онъ не былъ настолько наивенъ и не думалъ, что всѣ другіе обязательно раздѣляютъ его вкусы. У Сабины было большое помѣстье, и онъ зналъ, что она любитъ сама присматривать за своимъ хозяйствомъ.
-- Хорошо. Я поѣду домой. Я не была тамъ уже цѣлый мѣсяцъ, и меня ждетъ тамъ цѣлая куча дѣлъ. Послушай, Фавстулъ?
-- Что?
-- Нельзя ли мнѣ взять Фавстулу съ собой?
Онъ слегка улыбнулся, услышавъ это новое имя. Оно показалось ему слишкомъ длиннымъ для такого маленькаго существа, которое онъ, впрочемъ, еще и не видѣлъ. Ему показалось забавнымъ это желаніе вѣчно напоминать объ ихъ родоначальникѣ, пастухѣ Фавстулѣ. Но предложеніе сестры были для него какъ нельзя болѣе кстати. Обстоятельства всегда складывались для него весьма кстати. Онъ объяснялъ это тѣмъ, что онъ никогда не обращалъ на нихъ вниманія.
"Это, должно быть, благоволитъ ко мнѣ богиня удачи, подумалъ онъ про себя:-- эта старая дѣва, тетка богини счастья, капризная, насмѣшливая, водящая за носъ своихъ прислужниковъ и сама прислуживающая тѣмъ, кто не хочетъ ее знать!
-- Это очень любезно съ твоей стороны,-- сказалъ онъ вслухъ:-- Фавстула будетъ, конечно, большой утѣхой для тебя.
Въ планы его сестры вовсе не входило забавляться съ маленькой Фавстулой, и онъ отлично это зналъ. Но ему нравилось немножко подразнить сестру.
-- У меня самой нѣтъ дѣтей, а у тебя ихъ столько, что ты и самъ не знаешь, что съ ними дѣлать.
-- У меня только трое,-- кротко возразилъ онъ.
-- Я не предлагаю отпустить со мной Флавію: ребенокъ не любитъ меня.
-- О, Флавія находятся въ очень хорошихъ условіяхъ: у нея есть все необходимое... У меня сегодня въ гостяхъ будетъ одно важное лицо,-- продолжалъ онъ.-- Не болѣе, не менѣе, какъ сама сапивная весталка Домиція. Ты знаешь ея посѣщенія -- это настоящая церемонія. Она на десять лѣтъ старше Акціи, а важности у нея разъ въ двадцать больше. Бѣдная Акція никогда не умѣла быть важной, и даже враги ея но обвиняли ее въ этомъ. Домиція же величава. Она изволила выразить милостивое желаніе -- взять Флавію на свое попеченіе.
-- Но не можетъ же Флавія жить въ храмѣ Весты.
-- Можетъ быть, поэтому-то Домиціи и хочется имѣть на своемъ попеченіи дѣвочку. Это даетъ ей великолѣпный предлогъ переселиться въ свой собственный домъ и жить на сбереженія. Храмъ Весты, въ которомъ она пробила около тридцати лѣтъ, вѣроятно, порядочно надоѣлъ ей.
-- Ужъ не хочешь ли ты сказать, что она собирается выйти замужъ?-- воскликнула Сабина, видимо, смущенная и разсерженная.
Ей, конечно, было извѣстно, что всякая весталка послѣ сорока лѣтъ могла удалиться изъ храма Весты.
-- Конечно, нѣтъ. Иначе она не изъявляла бы такой готовности обзавестись уже готовой дочерью. Конечно, если бы она захотѣла, она могла бы сдѣлать это. И при томъ получила бы еще приданое на общественный счетъ. Ради одного этого она могла бы рѣшиться на это, вѣдь къ деньгамъ она относится съ большой нѣжностью.
-- Если бы я была весталкой, я уже не вернулась бы въ міръ,-- убѣжденно промолвила Сабина.
-- А если бъ я былъ женщиной, я бы непремѣнно сдѣлался весталкой. Это было бы какъ разъ по мнѣ: жизнь безъ труда и денегъ въ волю. Удивляюсь, какъ это Нума не учредилъ весталокъ-мужчинъ... Домиція отлично уживется съ Флавіей. Акція всегда говорила, что онѣ очень похожи другъ на друга.
Сабина была непріятно удивлена, слыша, какъ легко онъ вспоминалъ о женѣ. Съ ея смерти прошла всего недѣля, а онъ говорилъ о ней такъ, какъ будто она умерла нѣсколько лѣтъ тому назадъ или даже совсѣмъ и не умирала.
-- Хорошо,-- промолвила она.-- Флавія, стало быть, у тебя взята. Если хочешь, я могу возьму съ собой Тація. Но ему уже исполнилось шесть лѣтъ, и его надо учить. Черезъ нѣсколько лѣтъ онъ уже будетъ слишкомъ великъ для меня: я не могу справиться у себя дома съ мальчикомъ девяти или десяти лѣтъ. У меня ему нельзя получить воспитанія и образованія.
-- У него уже есть педагогъ, Матонъ. Онъ учитъ его гораздо больше, чѣмъ тотъ обнаруживаетъ желаніе.
-- Свободный?
-- Нѣтъ, изъ рабовъ. Я хотѣлъ было отпустить его на волю, но я знаю, что у него водятся деньжонки. Поэтому онъ можетъ купить себѣ свободу. Онъ человѣкъ не глупый, и Тацій любитъ его.
-- Отличію, онъ также можетъ отправиться со мной и будетъ продолжать свои занятія съ Таціемъ. Ну, Фавстулъ?
-- А?-- промолвилъ братъ, которому этотъ разговоръ уже наскучилъ и казался черезчуръ прозаическимъ.
-- Я беру отъ тебя дѣтей. Что бы ты сталъ съ ними дѣлать? Но я желала бы, чтобы ты взялъ въ соображеніе...
-- Вотъ ужъ никогда и ничего не могъ взять въ соображеніе! шутливо возразилъ Фавстулъ.
-- Но я должна тебѣ объяснить...
-- Нѣтъ, нѣтъ. Пожалуйста, не объясняй. Именно объясненійто я никогда и не понимаю.
Оабнна была разсержена и рѣшила, что во что бы то ни стало брать долженъ ее выслушать.
-- Тогда, скажу безъ всякихъ объясненій. Я беру дѣтей...
-- Нѣтъ, нѣтъ. Я отдаю ихъ тебѣ. Совершенно свободно. Или, лучше сказать, даю ихъ тебѣ взаймы. Вѣжливые люди никогда не требуютъ обратно сами того, что даютъ взаймы.
-- Однако,-- продолжала безжалостно сестра,-- ты долженъ же понимать, что Тацій вернется обратно къ тебѣ, какъ только подрастетъ. Что же касается Фавстулы, то если она будетъ обручена съ кѣмъ-нибудь...
-- Первый разъ объ этомъ слышу,-- весело перебилъ ее Фавстулъ:-- какъ время-то летитъ.
Если она достигнетъ брачнаго возраста, пока я еще буду жива, и будетъ обручена съ кѣмъ-нибудь, я дамъ за нею приданое, которое сама получила отъ моего отца. Если же я умру раньше, то это приданое будетъ для нея отложено. Вотъ и все. Большая часть того, чѣмъ я владѣю, перешла ко мнѣ отъ мужа, а у него остались родственники...
-- Надѣюсь, не такъ ужъ непріятные? Родственники со старо и и мужа обыкновенно обладаютъ этимъ свойствомъ -- быть непріятнымъ.
-- Я мало видаюсь съ ними. Нѣкоторые изъ нихъ -- христіане, но не всѣ. Если они окажутся достойными людьми, то собственность, перешедшая ко мнѣ изъ ихъ рода, должна вернуться къ нимъ обратно. Теперь я сказала все, что мнѣ было нужно, и ты можешь зѣвать сколько тебѣ угодно. Тебѣ не привыкать раздражать боговъ.
-- Ну, раздражать ихъ -- дѣти не трудное. Непостоянство ихъ характера -- извѣстно всѣмъ.
Фавстулъ! Твое нечестіе...
-- Нечестіе? Послушай, Сабина. Боги -- мои хорошіе пріятели. Мое поведеніе цѣликомъ основывается на поведеніи ихъ самихъ. Я подражаю Юпитеру почти во всемъ: но могу только громы метать. Впрочемъ, я и не покушаюсь на это: со времени пожара при Неронѣ теперь такіе строгіе законы противъ поджигателей, что этого мнѣ, вѣроятно, и не позволили бы. Особенно здѣсь, въ такомъ близкомъ сосѣдствѣ съ циркомъ, гдѣ, какъ ты, вѣроятно, помнишь, я вспыхнулъ пожаръ. Можетъ быть, божественный Неронъ сдѣлалъ ошибку, уничтоживъ тутъ нѣсколько деревянныхъ домишекъ. Въ его семьѣ есть слабость -- воображать себя богами...
Но Сабина уже не слушала. Всего сказаннаго было довольно, чтобы громъ упалъ на голову ея брата. Она, впрочемъ, была больше разсержена, чѣмъ испугана, и съ нескрываемымъ неудовольствіемъ вышла изъ комнаты.
-- Что жъ, ты хочешь донести на мое нечестіе?-- весело закричалъ ей вслѣдъ Фавстулъ.-- Кому? Вспомни, вѣдь pontifex Maximus такъ далеко теперь отсюда, да къ тому же онъ -- христіанинъ.