Фавстула и Тацій прожили уже нѣсколько недѣль. Какъ могла заразиться оспою Клодія, когда всякая опасность, повидимому, уже миновала.
Нужно вспомнить еще объ одномъ лицѣ, которое до сего времени оставалось въ тѣни, о воспитателѣ Матонѣ, который пріѣхалъ на виллу вмѣстѣ съ Таціемъ.
Въ то время, когда умерла Акція, Матону было всего двадцать три года. Теперь ему, стало быть, было сорокъ.
Онъ очень гордился своими талантами и не безъ причины: отличаясь необыкновенными способностями, онъ быстро схватывалъ, а, схвативъ, крѣпко держалъ въ памяти. Но сію умъ былъ довольно поверхностенъ. Еще болѣе гордился онъ своей внѣшностью, которая, впрочемъ, не представляла ничего особеннаго: такихъ людей можно было встрѣтить каждый день сотни на оживленныхъ римскихъ улицахъ. Его широко разрѣзанные, блестящіе, черные глаза не отражали глубины и были похожи скорѣе на чернильное пятно, чѣмъ на каплю черной прозрачной жидкости. Подбородокъ у него былъ острый и слишкомъ маленькій, носъ -- орлиный, но нѣсколько толстый, на кожѣ не замѣтно было того оливковаго оттѣнка, который обычно встрѣчается у уроженцевъ юга. Ротъ у него былъ красиво очерченъ, но верхняя губа была слишкомъ толста, а нижняя, наоборотъ, слишкомъ тонка. Такіе рты также сотнями встрѣчаются на улицахъ Рима и Неаполя, и по нимъ не трудно сдѣлать характеристику ихъ обладателей: они обыкновенно принадлежатъ людямъ, снисходительнымъ къ себѣ и съ низкимъ образомъ мыслей.
Въ Олибанумѣ былъ одинъ человѣкъ, который удивлялся Матону столько же, сколько и онъ самъ: то была рабыня Дидія. Она была года на три моложе Клодіи, но совершенно не походила на нее во всѣхъ отношеніяхъ. Она была миловидна, но не красива, ревнива и отличалась жестокостью и страстностью. Матонъ не любилъ ея, но ея явное преклоненіе передъ нимъ льстило ему, и онъ оказывалъ ей свое расположеніе. На самомъ дѣлѣ онъ втайнѣ любилъ Клодію, которая была къ нему равнодушна, и это равнодушіе еще больше разжигало его.
Клодія была не изъ тѣхъ, у кого на умѣ ухаживаніе и любовь: ея печальное прошлое излечило ее отъ этого. Ея слѣпая любовь къ Фавстулу перестала быть слѣпой, а въ концѣ концовъ и совсѣмъ прекратилась. Осталось только горячее чувство къ Фавстулѣ.
Клодія держалась какъ можно дальше отъ Матона, но не могла не встрѣчаться съ нимъ.
Фавстулъ былъ правъ, предполагая, что у Матона есть деньги. Какъ онъ скопилъ эти деньги, было его секретомъ, Фавстулъ никогда не допытывался до секретовъ своихъ людей. Отецъ Матона былъ умнѣе его и не такъ занимался собственной своей особой. Ко времени своей смерти онъ могъ купить свободу себѣ, у него не хватило денегъ, чтобы купить ее для сына.
Онъ отложилъ это дѣло, но смерть постигла его внезапно, и его тайныя сбереженія перешли къ сыну.
Матонъ могъ бы сразу купить себѣ свободу, но онъ рѣшился подождать. Зачѣмъ тратить деньги, когда можно получить ее даромъ? Онъ уже былъ воспитателемъ маленькаго Тація и въ случаѣ успѣха могъ разсчитывать, что Фавстулъ отпуститъ его на волю -- смерть Акціи и затѣмъ удаленіе въ Олибанумъ были не особенно пріятны для него. Ему хотѣлось оставаться въ Римѣ, гдѣ было больше способовъ зарабатывать деньги, если не удержать ихъ подъ спудомъ.
Непріятно было также и то, что Тацій былъ такъ тупъ; онъ усердно занимался съ нимъ и училъ его, какъ только могъ. Разные учителя, пріѣзжавшіе изъ Рима, не добились бы никакого успѣха, если бы не было Матона, и учителя это прекрасно знали. Во время урока Матону позволялось оставаться въ комнатѣ, а затѣмъ, когда учителя уѣзжали, онъ долженъ былъ повторять ихъ урокъ съ ученикомъ. Такимъ образомъ, ему удалось усвоить многое, чего онъ самъ по себѣ никогда не могъ бы узнать. Тацій былъ вялъ и тупъ, и Матонъ сердился, что его ученикъ не поддерживаетъ его репутацію. Когда Фавстулъ, по возвращеніи изъ путешествія, заѣхалъ единственный разъ въ Олибанумъ, Матонъ сразу понялъ, что Тацій уже не любимецъ отца, какимъ онъ былъ въ дѣтствѣ, и онъ рѣшился бы наконецъ купить свою свободу, не будь Клодіи. Она привязывала его къ Олибануму. Кромѣ того, Тацій долженъ былъ скоро ѣхать обратно, и Матонъ рѣшилъ выждать и уйти тогда, когда онъ вернется въ Сабинѣ.
Когда прекратятся его занятія съ Таціемъ, то Фавстулъ, если у него есть хоть капля деликатности, потребуетъ за его свободу какіе-нибудь пустяки. Тогда же онъ выкупитъ на свободу и Кдодію, и ея господинъ, по всей вѣроятности, не будетъ этому противиться.
Между тѣмъ оспа свирѣпствовала не только въ Олибанумѣ, но вспыхнула и въ самой виллѣ Сабины. Заболѣла одна изъ ея рабынь, Дидія, на обязанности которой было убирать ея голову подъ руководствомъ другой, болѣе пожилой женщины, которая пріѣхала съ Сабиной изъ Рима еще въ то время, когда она была замужемъ. Хотя Дидія была изолирована, однако Сабина была сильно встревожена, хотя и не старалась обнаруживать этого.
Впрочемъ, все обошлось благополучно. Никто больше не заболѣлъ, да и сама Дидія вскорѣ объявлена была выздоровѣвшей. Въ тотъ самый день, когда всякая опасность уже миновала, Сабина получила письмо отъ брата, который сообщалъ ей, что онъ женится на Тулліи. Цѣлый день думала Сабина объ этой новости и на утро рѣшила отправиться въ Римъ и переговорить съ братомъ о дѣлахъ, о которыхъ въ письмѣ не было ни слова. Какъ ни непріятно было ей это путешествіе, но у нея самой были кое-какія дѣла въ Римѣ, и она надѣялась, такимъ образомъ, сразу убить двухъ, а, можетъ быть, и нѣсколькихъ зайцевъ.
Прежде всего она займется своими собственными дѣлами, потомъ познакомится съ Тулліей и сообразитъ, что этотъ бракъ дастъ для Фавстулы. Можетъ быть, придется теперь же отправить ее къ отцу. Наконецъ, надо будетъ подумать и о Тацій и предпринять что-нибудь для его будущаго. Пока что, Фавстулъ присылалъ дѣтямъ лишь шутовскія посланія, безъ всякаго намека на будущее.
Ихъ пребываніе у Меланіи дѣлало эту поѣздку весьма удобной для Сабины: они были въ хорошихъ рукахъ, и Сабина, какъ всегда дѣлается въ подобныхъ случаяхъ, постаралась себя увѣрить, что Меланіи ихъ пребываніе даже пріятно. На возвратномъ же пути изъ Рима она захватитъ ихъ съ собой.
На другой день раннимъ утромъ она тронулась въ дорогу. Дидія, которой до возвращенія госпожи нечего было дѣлать, почувствовала себя нѣсколько дней на свободѣ, тѣмъ болѣе, цто съ госпожей уѣхалъ и управляющій рабами Танаквилъ. Во время болѣзни она страшно боялась, какъ бы оспа не обезобразила ея лица. Если бъ она и выздоровѣла, но лицо ея осталось изрыто оспинами, Матонъ тогда и не взглянулъ бы на нее. Поэтому, лежа въ постели, она давала многочисленные обѣты Венерѣ. Теперь, когда опасность миновала, Дидія стала колебаться: вѣдь всѣ эти обѣты были сдѣланы въ бреду, носили условный характеръ и едва ли были обязательны для нея, такъ какъ нѣсколько ямочекъ отъ оспы все-таки осталось.
Она отправила письмо Матону, который явился безъ промедленія. Ему надоѣло въ Цивителлѣ, къ тому же и съ Клодіей онъ былъ на ножахъ. Сначала ему было пріятно переселяться въ новое мѣсто, гдѣ, въ отсутствіе Сабины, можно было разсчитывать на легкія приключенія. Но хорошо налаженный и даже нѣсколько строгій христіанскій распорядокъ на виллѣ Ациліи скоро надоѣлъ ему. Дома, въ виду его занятій съ Таціемъ, онъ занималъ видное положеніе, котораго у него не было здѣсь. Кромѣ того, никто изъ рабовъ Меланіи не занималъ у него денегъ, а это отнимало у него возможность показывать свое превосходство надъ ними, какъ это онъ дѣлалъ въ Олибанумѣ. Единственно, что нравилось ему въ Цивителлѣ, это свобода отъ постояннаго наблюденія за Таціемъ, которое такъ надоѣдало ему дома: онъ не имѣлъ ни малѣйшей любви къ своему питомцу и, льстя ему, презиралъ его.
Побывать въ Олибанумѣ и повидаться съ Дидіей -- вотъ чѣмъ хорошо было бы закончить свой вечеръ.