"Изольда" стояла на якоре носом к югу. В иллюминатор своей каюты, находившейся на левой стороне яхты, Фельз видел весь Нагасаки, от большого храма Бронзового Коня, на холме O-Сува, до дымных фабрик, которые растянулись на окраине города у бухты.
Было утро. Прошел дождь. Серое небо еще цеплялось обрывками туч за вершины холмов. Разноцветная зелень сосен, кедров, камфорных деревьев и кленов казалась более свежей под этим плащом из влажной ваты. Розовый снег на вишневых деревьях светился нежнее. И на горизонте, на фоне низких облаков, кладбища, возвышающиеся над городом, отчетливее рисовались надгробными плитами, омытыми дождевой водой. Только крыши домов, все такие же коричневые и голубые, неясно смешивались, без теней и бликов, вдоль побережья. Недоставало солнца их мутным черепицам.
-- У пейзажистов, -- подумал Фельз, -- в общем, те же радости, что и у нас. Удовольствие писать эту влажную весну подобно удовольствию писать лицо шестнадцатилетней девушки, которая накануне выплакала свое первое любовное горе...
Он отошел от иллюминатора и сел за рисовальный стол. Несколько эскизов лежали на нем. Он перелистал их.
-- Ба! -- пробормотал он.
Он отбросил эскизы.
-- Когда-то у меня был талант. У меня осталось его еще немного, очень немного...
Он окинул взглядом стены, отделанные редкими породами дерева. Каюта была роскошно и умно устроена, так что на небольшом пространстве было собрано все для утонченного комфорта.
-- Тюрьма, -- сказал Фельз.
Не поднимаясь, он повернул глаза к иллюминатору.
"Вот я в экзотическом и красивом городе, посреди народа, который борется за независимость... Срединной империи... У народа которого он в свое время перенял так много!.. И что он теперь улучшает даже в экзальтации сражений.
Случай дал мне возможность увидеть вблизи аристократию этого народа и наблюдать волнующее зрелище борьбы между его старыми инстинктами и его новым воспитанием. Другой случай дал мне встретить вновь Чеу-Пе-и, философа, показывающего мне волшебный фонарь Азии. И эта тройная удача, которая в былое время опьянила бы меня, сегодня не радует меня вовсе..."
Он склонил голову.
"Ничто не радует меня, потому что глаза мои видят все время, между внешним миром и мной, образ женщины, которым я одержим", -- он оперся лбом на руку.
"Образ женщины глупой, педантичной и порочной, но прекрасной, сумевшей с ловкостью то отдавать мне свои уста, то отымать их. Так что я бедный дурак, совсем погиб".
Он встал и развернул "Nagasaki Press", которую только что принес ему лакей. Газета живущих в городе белых иностранцев печатала все важнейшее из нагасакской прессы, опережая ее в сообщениях других стран. И он прочел телеграммы агентства Рейтер:
Токио, 22 апреля 1905.
"...Подтверждают, что мимо Сингапура прошло сорок четыре русских корабля. Ими командует вице-адмирал Рождественский [Число преувеличено. К тому же, вместе с военными кораблями "прошли" суда, везущие уголь.]. Эскадра контр-адмирала Небогатова еще не обнаружена. По слухам, Рождественский направился к французскому побережью Индо-Китая.
Намерения адмирала Того содержатся в тайне".
Смятая газета упала. Фельз опять облокотился на иллюминатор.
Ветер резко изменил направление, как часто бывает в бухте Нагасаки в дождливые утра. Теперь "Изольда" стояла носом к северу. Фельз видел западное побережье бухты, противоположное городу. С этой стороны совсем нет домов. Зеленая одежда гор спускается здесь небрежно к самому морю. И эти горы, более зубчатые, более странные, более японские, чем горы другого берега, с большим сходством вызывают в памяти те пейзажи, которые старинные мастера-фантасты писали на рисовой бумаге "макемоно".
Но на этом, западном, берегу ущелье проходит между двумя холмами, черное и мрачное ущелье, откуда день и ночь подымается густой дым кузниц и доносится грохот молотов и наковален: здесь арсенал. Здесь Нагасаки производит свою долю в кораблестроении и фабрикации орудий войны, работая на новую Японию.
Фельз взглянул на цветущие горы и на арсенал у их подножия. И подумал с грустью:
"И все же жалко. В те времена, когда не существовало арсеналов, я написал бы маркизу Иорисака Митсуко в тройном платье из китайского крепа, вышитом серебряными гербами и опоясанном пурпурным поясом..."