День первый -- страх кругом, и ты, и житель -- все боятся. На другие сутки заторопимся вокруг себя: жилье там, барышню, насчет театра и где -- что. На третий день все как бы в полном порядке, вольное тело танцев просит.
Гул, топ, пыль, гремит музыка. Девицы, будто и не голодные, к руке идут, только держи крепче. При устроенных танцах служба наша нестрашная, выскочишь с арестов разных, дамочку под груди, отдыхаешь-крутишься.
Если музыка хороша да на руке ласковая барышня -- все горе заверчу.
Машинистка у меня была хорошенькая, только скучная какая-то, даже глаза на меня не наведет. Пытаюсь я у ней: что такая? Виляет, не говорит. Приглашаю на танцы -- не приходит. Спрашиваю,-- ноги болят. Что такая за гордая, думаю,-- дай погляжу, может, подозрительная? Перед вечером зашел я к ней на квартиру, и оказалися она да мать в параличе и просто без куска; не запляшешь.
Мы даже как в деревне, так и то танцы ежевечерне. А уж в местечке -- так не под одну гармонь. И что за удивление? Почитай, в каждой семье горе, а пляшет весь молодняк отчаянно.
Крутимся, она и говорит: "Где ваш товарищ Петя?" -- "А на что?" -- "Обещался он мне на обыск сегодня с танцев сводить,-- зонтик мне очень нужен".
Никогда я и не думал, что танцы хороши. В деревне ли, в части ли мы больше плясали под гармошку, а насчет танцев издевались. Теперь же большая перемена в нас, мне теперь пляска груба сдается, а на танцы -- и не нагляжусь. Просто с чего эти нежности?
С того пляска груба сдается, что обгрохотала нас война, а тут еще плясать станешь, копытом затопаешь. А танец, он уставшему уху не в боль,-- шиши-ши, все шепотком. Ну, кой-где притопнешь по старой привычке, а грому нет.
Я у них уж вторую неделю в жильцах состоял и очень в нее влюбился. Стал хозяйку спрашивать. "Не родня нам она,-- отвечает,-- а привел ее какой-то полковник, и я приняла". Влюбился я и стал ежевечерне с ней на танцы ходить. Спрашиваю: чем занимается, с чего живет? "Занимаюсь танцами,-- смеется.-- Танцую,-- смеется,-- хорошим кавалерам со мной танцевать радость, с того и живу, с того и забота у них обо мне. Вот и вы стали так же обходиться".
Танцы хороши. Барышня под рукой теплая, с тобой наравне, куда ты ступишь, туда и она за тобой. Я высокий, глянешь на нее сверху -- ну жаль даже станет, даже добреть можно.
Плох я насчет танцев. Я как пень-обрубок, мне силы девать некуда, а тут: не прижми, не наступи, не толкни, не крути шибко, не руганись. Не по мне танцы.
У меня характер вежливый, я начальство уважать люблю. А вон оно, начальство, рядом с тобой дамочку вальсом крутит. Хорошо.
На танцах только то и плохо, что и начальство здесь. Напрасно они к нам соседятся. Ошибочку делают. Они думают, честь нам великая, а мы их просто переносить не можем. Куда бы лучше было, что им, что нам, друг на дружку пореже любоваться.
Я прежде хорошо танцевал. Бывало, зайдусь, пляшу, ничего не помню. Теперь бы вот так, да не выходит. Только закрутишься, ан шум-пальба. О враге вспомнишь.
Пляшут и пляшут, как слышно -- ба-бах! Как огонь, как дым, как со сцены мохнатые шапищи. И танцоров на штык, на нож, под бомбу.
Подхватили мы барышень и ну крутить. Как тарахнет по крыше, и потек на нас потолок кусками да пылью. Электричество потухло, барышни визжат. Командую: "Музыка, продолжай!" Еще веселее стало.
Он песни играет, а мы пляшем. Дам у нас не водилося. Друг с дружкой да кто как. Потопчется-попляшется, в куренек сунешься,-- как-то и спать веселей.
Протанцует разка два -- стрелять в потолок. Взял эту моду. "Так,-- говорит,-- веселее и чтоб войны не забыть".
Крутись дзыгой [107], а головы не скручивай: может, сейчас замест трубы пушка заиграет.
Вот я тебя танцевать научу. Вот обхватил я тебя. Теперь топай, топай со мной враз и не противься: топай-крутись,-- куда я тебя кручу, в ту сторону и топай. Вот так. Да на ноги мне не наступай, старайся мимо топать. И с дамой танцевать так же будешь. Только сам ты ее крути, куда хочешь. Ей особенно старайся на ноги не ступить. Я-то еще от твоих копыт оживу, а дама насовсем из танцев выбудет.
Глядь, одна, ну просто моя жена покойная, до чего похожа. Нигде столько женщин не перевстретишь, как на танце,-- на всякую судьбу есть.
Мне танцы для чего нужны теперь? Первое: женщину без обиды обнимай; второе: передышка как бы, дело над головой не виснет; третье, найглавное: музыка и смех кругом. А где это теперь сыщешь?
На танцах у нас самая с женщиной дружба. Жмешь ее до крику, ничего, смеется. А без музыки облапь -- заплачет.
Чем бы и сердце греть, кабы не танцем. Все вежливые, весело, и женщины нарядные рядом тут.
Ступает, ногою заворачивает, чисто медведь на цепи. А в танце -- пером лебяжьим летает. Всю, бывало, тяжесть под музыку терял.
Такая танцорка была, пройдется, ручкой манит, платочком машет,-- всякую войну забывали коло ней.
Покрутишься с девицею, аж пот с тебя. Пять минут с ней покрутишься, словно тебя в церкви оглашали, с самого конца начало.
Невоенные у нас не танцевали, однако дамочки всякие бывали, даже и офицерские. Эти к танцам привычны и ловки, только нежны очень, как что -- визжит. Я, бывало, так нарочно на ножки ихние ступаю.
Нас на танцах офицеры всякого веселья лишали. Придут, как с честью, самых красивеньких позаберут, любезничают с ними, ажно те дурные вовсе станут. А что делать?
Устроили все, музыку приказали, всех известили и барышне на квартире сказываем, чтобы приходила. Она губкой эдак -- брезгивает. Ладно, думаем. Написали бумагу, вечером приношу: "Ввиду недоброжелательного отношения, как подозрительный элемент". Струсилась. "Что такое?" -- спрашивает. Я разъяснил. Она иссиня улыбается. "Это,-- говорит,-- у меня голова болела".
Не пускали ее к танцам родители,-- мы их и арестуй. Однако она нейдет. В чем дело сталося? Плачет, говорят.
Все наши головы на танцах поскрутили. Я у них на квартире стал и просто всякие опасности отвращал. Но вдруг просит моя блондиночка билет на проезд, ненадолго. Достал я ей разрешение -- укатила. Через недельку сестра ейная просит. Эге, думаю, да и придержал птичку под арестом и вызнал: моя-то на Дон к жениху укатила, и вторая было туда же билетика себе вытанцовывала.
Плясать -- пляши, а глаз с нее не своди. Три-та-та, а под кружевцем женишок белеется, погончиком встряхивает.