На острове св. Елены Наполеон ежедневно прогуливался в коляске или верхом, если только погода была хороша. Окончивши обычную диктовку (составление своих записок было его любимым занятием), он несколько часов занимался чтением или изучением английского языка, потом около трех или четырех часов одевался и выходил в сопровождении Бертрана, Лас-Казаса или генерала Гурго. Они знакомились с местностью, посещая находившиеся тут жилища: все они были бедные и старые. Иногда дороги бывали непроходимы; но чем они были хуже, чем труднее было по ним проезжать, тем более нравились Наполеону эти прогулки. Одно обстоятельство, к которому он никогда не мог привыкнуть, -- это встреча с английскими часовыми, которые, для наблюдения за ним, были расставлены в некотором расстоянии один от другого.
Однажды, проходя мимо диких скал, он увидел бедный домик и вошел в маленький садик, весь заросший геранями, которые поливала молоденькая девушка. Черноволосая, с голубыми глазами, выражавшими восхитительную доброту, она поразила Наполеона.
-- Как вас зовут? -- спросил он ее.
-- Генриеттою, -- отвечала она.
-- А ваша фамилия?
-- Броун.
-- Кажется, вы очень любите цветы?
-- Я ими только и питаюсь.
-- Как это?
-- Каждый день я отношу в город букеты герани и живу тем, что выручу от продажи их.
-- А что же делают ваш отец и мать?
-- У меня нет их, -- с глубоким чувством отвечала девушка.
-- И никого родных?
-- Ни одного человека: я иностранка на этом острове. Три года тому назад мой отец, унтер-офицер английской армии, и матушка уехали из Лондона к своим родственникам, в Индию, которые могли нам помочь. Мы были небогаты, и мои родители с трудом собрали сумму, нужную для переезда. Но отец умер на корабле, а когда тот пристал к этому острову, то матушка уже так разболелась, что ее тут и оставили. Она была очень долго больна; у нас не было никаких средств, и мне вздумалось помочь нашему горю продажею цветов. Один купец сжалился надо мною, узнав мое горе, дал эту хижину, в которой мать моя мало-помалу поправилась, и мы в продолжение двух лет жили продажею цветов из нашего сада. Год тому назад матушки не стало. Она советовала мне быть мужественною, и вы видите, сударь, что я ей повинуюсь.
Молодая девушка громко зарыдала. Во все время рассказа на лице Наполеона выражалось сильное волнение. Беспорядочные слова срывались с его языка, потом он внятно сказал:
-- Бедная малютка! за какую вину послал тебе Бог эти несчастия? Странное сближение судьбы! Как и у меня, у нее нет ни отечества, ни семейства... У нее нет матери, а у меня... сына.
Он, глубоко вздохнув, закрыл лицо рукой, и две крупные слезы выкатились из его глаз.
-- Мне хочется взять с собою воспоминание о моем посещении, -- сказал Наполеон, -- немного погодя, нарвите мне большой букет ваших лучших цветов.
Когда Генриетта нарвала букет, Наполеон подал ей пять золотых монет за него.
-- О! Боже великий! -- вскрикнула она, -- зачем вы, сударь, не пришли ранее: тогда матушке не было бы ни в чем недостатка, и она была бы жива.
-- Хорошо, хорошо, дитя мое, твои чувства прекрасны, я с тобою увижусь.
Он был так счастлив тем, что ему удалось кого-либо утешить.
Генриетту прозвали Нимфою св. Елены. Наполеон в своем приятельском кругу любил незаметно переименовывать всех; так, та часть острова, по которой он прогуливался, называлась Долиною молчания. Малькольм, у которого он жил в Бриаре, по прибытии на остров св. Елены, был прозван Амфитрионом. Майор, его сосед, в шесть футов ростом, назывался Гигантом. Сир-Жорж Кокбрун носил название господина адмирала или акулы, если Наполеон за что-нибудь на него сердился.
Несколько дней спустя после своего посещения, Наполеон сказал, что он намерен побывать у своей воспитанницы и представить ее своим верным. Девушку застали дома; она уже успела узнать имя своего благодетеля и, растроганная не прежним его величием, а его настоящими несчастиями, старалась оказать знаменитому гостю возможно лучший прием: она подала финики и воду из источника в саду.
-- Государь, -- сказала она Наполеону, -- вы видите, что я вас ждала. Но, к несчастию, я была предупреждена о вашем посещении слишком поздно, а то, верно, угостила бы вас лучше.
-- И я побранил бы вас за это, -- возразил император. -- Если я приду, то не хочу ничего более, кроме превосходной воды. Вдобавок же, я отставной солдат, а у нас не всегда бывают финики и вода, -- это мне отчасти известно.
С этого дня Наполеон всякий раз, как прогуливался в той стороне, останавливался у домика Генриетты, а та подходила к двери, подавала ему великолепный букет, стакан воды, и он, поговорив с нею кое о чем, продолжал прогулку с своими спутниками, не переставая разговаривать с ними о характере, уме и вежливости этой молодой англичанки.
В следующем году Наполеон стал чувствовать припадки той жестокой болезни, которая, наконец, свела его в могилу. Генриетта, не видя более своего благодетеля, каждый день приходила в Лонгвуд осведомляться об его здоровье и, передав свой букет одному из служителей дома, печально возвращалась домой. Однажды, в то время, как она сидела в саду, ей послышался стук коляски. Она перебежала дорогу и встретилась с Наполеоном. Лишь только она взглянула на него, как лицо ее тотчас же стало печальным.
-- Ты находишь, что я очень переменился, дитя мое? -- сказал он ей кротко.
-- Да, государь, правда, но теперь, ваше величество выздоровеете совсем.
-- Сомневаюсь, -- проговорил император, недоверчиво качая головою. -- Во всяком случае, ты видишь, что сегодня мне вздумалось посетить тебя.
Действительно, он вышел из коляски и, опершись на руку своего гофмаршала, вошел в хижину.
-- Дай мне чашку воды, милая Генриетта; она несколько утишит огонь, пожирающий меня здесь, -- сказал он, поднеся обе руки к своей груди.
Молодая девушка поспешила это исполнить. Лишь только Наполеон выпил воды, лицо его вдруг повеселело.
-- Благодарю, благодарю! милое дитя, -- сказал он благосклонно, -- эта вода утишила мои страдания. Если б я ранее начал ее пить, то, может быть!.. -- присовокупил он, поднимая глаза к небу, -- но теперь уже поздно.
-- В таком случае, -- прервала Генриетта, -- я очень счастлива, если вы находите воду хорошею. Я каждый день буду к вам носить ее: она вас излечит.
-- Нет, милое дитя, это будет бесполезно, я не хочу себя обманывать; я чувствую, что сегодня приехал к тебе в последний раз. Здесь смертельное dolore sordo, -- и император указал рукою на бок; -- но так как я более не увижусь с тобою, то желаю оставить тебе по себе воспоминание. Что я могу для тебя сделать?
При этих словах молодая девушка не могла более удержаться и, рыдая, бросилась к ногам императора, и сказала:
-- Благословите меня, государь.
Наполеон встал и благословил Генриетту с тою важностью, которую придает только вера, и немудрено: в нем всегда была вера честного человека.
С того дня Генриетта постоянно приходила в Лонгвуд. Всегда приносила воду и букет, но каждый день возвращалась все печальнее и печальнее, потому что каждый день слышала самые мрачные вести о здоровье императора.
Вначале мая 1821 года была чудная погода, и Генриетта веселее шла в Лонгвуд; она пришла туда с тою детскою надеждою, которую придавала ей тайная уверенность в целительные свойства воды. Накануне ей сказали, что императору лучше.
Но действительность далеко не оправдала ее мечтаний! Она застала всех в отчаянии. Опасаясь за жизнь своего благодетеля и желая, по крайней мере, увидеть его и сказать ему последнее прости, она просила позволения ему представиться. Ей ответили, что ему гораздо хуже, и что это невозможно... Она просила, умоляла сначала, -- напрасно; но, наконец, ее слезы превозмогли все, и ее ввели в комнату.
Это было в ту торжественную минуту, в которую Наполеон, распростертый на своем страдальческом ложе, окруженный своими верными, после продолжительного беспамятства, сел и велел поставить перед собою бюст своего сына и открыть то окно, которое выходило к Франции; потом, распростившись трогательно с ней, он снова впал в беспамятство; члены его судорожно выпрямились, глаза остановились; еще слышны были бессвязно-произносимые слова: -- "Франция!.. мой сын!.." -- потом он смолк, и Наполеона не стало...
При этих словах, при этом виде, молодая девушка выронила цветы из рук; она упала на колени; потом, сделавши над собою усилие, старалась схватить спустившуюся с постели Наполеонову руку, чтоб поднести ее к своим устам... Но вдруг голова ее склонилась, губы побелели, веки опустились, и она упала у постели, как будто бы не в силах противостоять тяжкому сну, и...
Генриетта более не пробуждалась!..
Источник текста: А. А. Федоров-Давыдов. Мелочи жизни Наполеона I. С рисунками, портретами и автографами. Составлено по лучшим историческим источникам. Второе издание журнала "Путеводный Огонек". М.: Типо-Литография "Печатник, бывш. И. И. Пашкова", 1909.