На другой день после аустерлицкого сражения Наполеон делал смотр дивизиям и каждой из них выражал свое удовольствие за их подвиги в сражении накануне.
Подъехав к одному батальону, который отступил при нападении на него гвардейской неприятельской кирасирской дивизии, Наполеон неожиданно сурово нахмурился, осадил лошадь и, окинув батальон сердитым взглядом, громко вскричал:
-- Солдаты! Что сделалось с тем орлом, который вы от меня получили?.. Не клялись ли вы мне защищать его до последней капли вашей крови?..
Внезапный ропот был единственным ответом на эти слова. Командир этого батальона, опустивши шпагу, вышел вперед...
-- Государь! -- сказал он нерешительно, -- знаменосец убит в минуту первой атаки, и, только после второй, полк успел построиться в каре, и мы заметили, что нашего орла уже нет.
-- А что ж вы делали без знамени? -- спросил его Наполеон строго.
-- Государь! мы пошли отыскивать его у неприятельских кирасир с тем, чтоб взамен отнятых знамен умолить ваше величество пожаловать нам другого орла.
-- Солдаты! Поклянется ли мне каждый из вас честью, что он не заметил потери орла?
-- Клянемся! -- единогласно отвечал целый полк с тяжелым вздохом.
-- Поклянетесь ли вы, что, если б вы его заметили, то скорее умерли бы все, нежели оставили знамя в неприятельских руках?
-- Да! Да!
-- И вы сохраните мне другого орла, если я сам дам его вам, потому что солдат, потерявший знамя, все потерял.
На этот раз в ответ раздались энергические восклицания.
-- Хорошо! -- сказал Наполеон, простирая руку. -- Я соглашаюсь возвратить вам вашего орла. Что до вас касается, командир, -- прибавил он ласковее прежнего, -- то вы явитесь ко мне после смотра, мне надобно с вами поговорить.
После этого смотра батальонный начальник явился к Наполеону.
-- Ага, сударь, очень рад вас видеть!.. -- сказал он ему, ответив на его поклон и отводя его в сторону. -- Это ваш батальон вчера отступил?
-- Государь, неприятель так сильно теснил нас, что нам нельзя уже было стрелять.
-- Вечно отговорки, извинения...
-- Государь! Я не виноват в том, что я жив! -- возразил офицер горьким тоном и с некоторою досадой.
-- Ах, командир, что это вы мне говорите? Вы меня совсем не понимаете. Да сохранит меня Бог от упрека вам за то, что вы сегодня живы и здоровы: напротив, я очень рад этому, я только хотел вам напомнить, что вы, господа командиры, должны поддерживать нравственность своих солдат, а ваши вчера струсили.
-- Государь! -- вскричал офицер, отступая на два шага с побледневшими и дрожавшими губами, -- государь, кажется, я доказал вчера обратное, и если ваше величество меня...
-- Ваши солдаты струсили, говорю вам! -- повторил Наполеон, возвышая голос и устремляя на офицера сверкающие глаза. -- Кажется, я понимаю немного это дело и говорю вам, что только подлецы и трусы могут хвалиться тем, что они никогда не трусили, ни разу в целой своей жизни. Понимаете ли теперь?
Подойдя к офицеру, он заметил на отворотах его мундира скважину, окруженную красным пятном.
-- Что это такое? -- спросил Наполеон с улыбкой, полной участия, и в то же время вложил палец в эту прореху. -- Кажется, эта петля здесь не по форме.
-- Не знаю, -- отвечал офицер равнодушно, -- это, может быть, разорвалось.
-- А этот эполет, -- продолжает Наполеон тем же тоном, -- взгляните, в каком он положении! Вам надобно переменить его, сударь. Это все непорядки, нарушение дисциплины!..
Действительно, половина эполета была сорвана выстрелом, так что на плече оставалось только немного перерванной канители у самого эполета.
-- Государь! Может быть, это от пули, -- отвечал офицер, не обращая ни малейшего внимания на эти неопровержимые доказательства своей храбрости.
-- Да, пуля пробила дыру: так точно... На минуту, сударь: вы, кажется, очень спешите, -- сказал нетерпеливо Наполеон, заметив, что офицер собирается уйти, -- мне еще надобно кое-что сказать вам.
Потом, снова вложив палец в пробоину на отворотах и расширив ее, продолжал, отчеканивая каждое слово:
-- Сегодня вечером, полковник, после сбора и осмотра ваших людей, вы явитесь от моего имени к Бертье и скажите ему, чтобы он дал вам розетку для прикрытия этой скважины.
Заметив, что это глубоко растрогало офицера, Наполеон поспешил прибавить:
-- Послушайте, будемте спокойны! Без ребячества.
Ступайте и постарайтесь, чтобы вас не убивали; вы сию минуту вздумали пугать этим меня, вашего императора, -- человека, который более всех вас любит и лучше всех может оценить. Разве это великодушно? Г-м, дурная голова!..
И потянувши его слегка за усы, он поспешно отвернулся от него и подошел к своим маршалам, для избежания "сантиментальной сцены", как он выражался.