Инфант несколько раз перечитал записку. Наконец он взглянул на Васконселлоса, стараясь проникнуть в его мысли; тот спокойно выдержал этот взгляд.
-- Это действительно почерк монаха, -- прошептал инфант, -- но от какой опасности он хочет меня защитить...
-- Пока это тайна между мной и монахом, -- отвечал Васконселлос.
-- Я удаляюсь, -- сказал принц, подумав несколько минут. -- Но я не могу довериться вам, несмотря на рекомендацию монаха, которого я уважаю и который уже доказал мне свою преданность, но которого внутренний голос заставляет меня избегать. Итак, я удаляюсь, но не для того, чтобы повиноваться его таинственным приказаниям, но из уважения к желанию ее величества.
Королева рассеянно ответила на глубокий поклон, который последовал за этими словами. Она с трудом сдерживала свое нетерпение.
-- Идите к себе, мои милые дети, -- сказала она молодым девушкам после ухода дона Педро, -- я позову вас, когда будет надо.
-- Потрудитесь сказать его высочеству принцу инфанту, что ее величество просит его не выходить пока из дворца; ей необходимо будет через некоторое время с ним переговорить, -- добавил Васконселлос.
Васконселлос и королева остались одни. После ночной сцены в отеле Суза это случилось в первый раз. Изабелла не скрывала своего волнения. Васконселлос молчал, и это молчание еще более смущало королеву. Чтобы выйти из такого положения, она первая решилась прервать молчание.
-- Что вы мне хотели сказать, дон Симон? -- спросила немного дрожавшим голосом королева.
-- Государыня, -- отвечал Васконселлос, -- я пришел к вам по одному очень важному делу... Но прежде позвольте мне предложить вам один вопрос: надеюсь, что теперь, когда над вами уже не тяготит грубая тирания, вы отказались от мысли, погрести себя навеки в каком-нибудь монастыре?
-- Я не знаю... Я еще колеблюсь... Свет считает меня супругой короля; чем можно быть после этого, как не невестой Христовой? Чтобы поступить иначе, нужно иметь в оправдание взаимную и страстную любовь.
-- Можно поступить иначе, государыня; были примеры, что королевы удерживали за собою трон после падения своих супругов.
-- Я не понимаю вас, дон Симон.
-- В свою очередь, я тоже колеблюсь, государыня, -- с жаром произнес Васконселлос. -- Я колеблюсь, потому что теперь я уклоняюсь от пути, который я предначертал себе, и отступление это мне кажется преступлением против принесенной клятвы, изменой своему долгу; к тому же... Выслушайте меня, государыня... О! Поддержите меня! Я люблю вас!
Слова эти он проговорил хриплым и задыхающимся голосом. В ту же минуту он спохватился и готов был бы пожертвовать своей жизнью, чтобы только взять назад свои слова.
-- Вы любите меня! -- воскликнула королева, страстно взглянув на Симона, но глаза ее встретили суровый и холодный взгляд Васконселлоса.
-- Бывают минуты, -- сказал он, -- когда страсть овладевает человеком, и тогда вся жизнь, хотя бы полная самоотвержения и мужества пропадает даром и обесчещивается одним каким-нибудь словом...
После минутной паузы он снова продолжал тихо:
-- Я произнес такое слово, государыня, тогда, когда его нужно было скрывать от вас под страхом вашего презрения ко мне, или быть подлецом в своих собственных глазах.
-- Что! -- вскричала Изабелла. -- Разве преступление любить?..
-- Имейте сострадание ко мне! Ради вас я уничтожил в себе воспоминание о немногих днях, составлявших все счастье моей молодости! Ради вас уничтожил я воспоминание о первой и единственной моей любви, потому что другая любовь, более могущественная, овладела моим сердцем. Но честь нашего имени! Я один, государыня, один, чтобы поддержать честь имени, которое было передано мне длинным рядом предков незапятнанным. Мой брат -- это мертвая ветка от благородного дерева. От меня одного зависит теперь слава фамилии Суза! То, как поступаю я сегодня, делает меня клятвопреступником, хотя я не виновен ни в каком преступлении.
Изабелла слушала, ничего не понимая. Она чувствовала только, что между ней и Васконселлосом возвышается препятствие, непреодолимее всех тех, которые она знала до сих пор.
-- Однажды, -- снова начал Васконселлос, -- ко мне пришли, чтобы сказать: твой отец умирает. Я бросился к нему. Как сейчас помню его. Он сидел в античном кресле, в которое садятся перед смертью все из фамилии Суза. Он был совершенно спокоен. Лицо его поражало своею бледностью, той бледностью, которая появляется у человека только перед -- смертью. Мы упали на колени, то есть я и Кастельмелор.
Мой отец простер над нами свои худощавые руки и глаза его обратились на нас. Я плакал; Луи, мой брат, также: с тех пор я не всегда верю в слезы.
Отец сказал: "Дети мои, любите короля, защищайте короля, умрите за короля!" Он заставил нас дать ему клятву.
Дон Луи поклялся первый. Потом я, приложив руку к сильно бившемуся в груди сердцу, сказал: "Да поможет мне Бог выполнить мою клятву!"Я был искренен. О! Поверьте мне, я любил короля, я хотел бы умереть за него! Но разве нет на свете долга более священного, чем клятва, данная у постели умирающего отца?
Дон Симон произнес последний вопрос, как бы обращаясь к самому себе. Королева продолжала слушать и чувствовала, что дрожь пробегает по ее телу. В то же время она испытывала сострадание, потому что в голосе Васконселлоса слышалось глубокое горе.
-- Португалия не должна погибнуть, -- продолжал он, -- у Португалии должен быть король... Король здоровый телом и духом, ум которого помогал бы руке, а рука была достаточно сильна, чтобы выдержать тяжесть скипетра... Я буду клятвопреступником, но Жуан Суза, мой отец, простит мне, потому что Португалия будет спасена!
Он поднял глаза на Изабеллу, которая с беспокойством глядела на него.
-- Я долго колебался, -- продолжал он, -- долго молился я Богу, прося у него совета; и Бог помог мне. Я пришел к вам, государыня, чтобы просить вашей помощи.
-- Располагайте мною, -- поспешно сказала королева, -- я буду гордиться, сеньор, если окажу помощь исполнению ваших благородных планов. Что я должна сделать?
-- Сделаться женою дон Педро, инфанта Португалии.
Изабелла была так поражена этими словами, что не могла произнести ни слова.
-- Высшее дворянство вас любит, -- продолжал Симон, -- оно станет на сторону вашего супруга, и когда настанет час, а он приближается, изменники, разрушающие трон Альфонса, найдут за его развалинами другой трон, который, опять-таки будет законным троном.
Изабелла молчала. Васконселлос опустился на колени.
Тогда королева, казалось, вдруг пробудилась, глаза ее засверкали, дыхание стало прерывисто, горькая улыбка появилась на губах.
-- Встаньте, -- с гневом сказала она, -- и ни слова больше, сеньор! А! Так вот как низко я пала, что из меня хотят сделать пассивное орудие в руках политического торга... Сеньор! Сеньор! Во Франции, на моей родине, оскорбление слабой женщины считается позором для дворянина. Заботясь о славе дома Сузы, вы опозорили его, вы воспользовались моим безумием и тем, что однажды мой язык произнес слова... От которых я отказываюсь, слышите ли вы? Вы считаете себя вправе располагать мною! Разве я ваша раба? Или вы сделались моим повелителем благодаря тому, что оказывали мне покровительство, которого я не просила. Еще раз повторяю: позор вам и вашему дому, где подлость, кажется, наследственна!.. Я вам запрещаю, показываться мне на глаза!
Она встала и хотела уйти, но силы ее оставили, и она почти без чувств снова опустилась в кресло, волнение разбило ее.
Васконселлос был еще бледнее ее, он стоял молча, опустив голову на грудь. Невыразимые мучения терзали его сердце.
Эта женщина была так прекрасна в своем гневе, и ее горе выражало столько любви. Каждое новое оскорбление было только новым признанием, а он должен был бросить ее в объятия другого, наперекор ей и самому себе! И он не мог жалеть ни ее, ни себя! Его долг повелевал ему принести в жертву себя и ее.
Но он был человек, его воля была поколеблена. Он опустился на колени перед Изабеллой и с отчаянием глядел на нее.
Она не шевелилась, глаза ее были закрыты.
-- Боже мой! Боже мой! -- прошептал Васконселлос, прижимая руки к сильно бьющемуся сердцу. -- Она любит меня почти так же, как я ее люблю!
Эти слова, казалось, оживили Изабеллу, которая медленно выпрямилась и положила руки на плечи Васконселлоса; ее большие, синие глаза плакали и смеялись в одно и то же время.
-- О, если бы я могла так умереть! -- прошептала она, опуская голову на грудь Васконселлоса. -- Я все слышала, -- прошептала она, как бы говоря сама с собою, -- вы сказали мне, что любите меня... Это правда... Я это знаю... Но вы хотите убить меня долгой и жестокой пыткой. Почему? Я еще так молода и уже так много страдала.
Она вдруг поднялась и провела рукою по лбу. Потом с удивлением посмотрела на Васконселлоса и испуганно оттолкнула его.
-- Что вы здесь делаете, сеньор? -- сказала она.
И когда он хотел отвечать, она прибавила:
-- Да, я припоминаю! Мы очень несчастливы.
Две слезы потекли из глаз дона Симона и упали на руку Изабеллы.
-- Не плачь! -- прошептала она с отчаянием. -- Ты любишь меня! Значит, я твоя... Симон, скажи мне: я хочу... И я буду повиноваться.
Тогда произошла тяжелая сцена, которую мы отказываемся описать. Королева, поддерживаемая своим возбужденным состоянием, ждала своего приговора. Васконселлос собирался с силами и старался не слушать криков своего измученного сердца.
Долго он боролся напрасно. Язык его отказывался разбить одним словом целый мир счастья, представлявшегося его измученному воображению. Наконец лицо его вдруг покрылось краской, и он сказал с усилием:
-- Вы будете дважды королевою: я хочу этого!
Изабелла выпустила его руку, которую держала в своих.
-- Сеньор, -- сказала она, -- ваше приказание будет исполнено.
В полночь капелла монастыря бенедиктинцев в Лиссабоне была ярко освещена. Готовились к венчанию.
Рюи Суза де Маседо сам ожидал жениха и невесту.
Вскоре две кареты без гербов остановились у дверей монастыря. Из первой вышла королева в сопровождении своих двух фрейлин, из второй вышел инфант, он был один.
На пороге капеллы к инфанту подошла, чтобы быть его свидетелем, таинственная личность, известная под именем монаха.
Инфант с трудом скрывал свою радость и едва мог верить в такое счастье. Васконселлос, которого он считал своим соперником, вложил руку Изабеллы в его руку. Он должен был сделаться мужем женщины, которую обожал, не осмеливаясь никогда открыть ей свою любовь!
Обряд венчания совершился быстро и без всякого великолепия. На нем присутствовали только две девицы де Соль и монах. Изабелла представила Рюи Сузе расторжение ее брака кардиналом Вандомом, и сейчас же было приступлено к венчанию.
Королева не раз искала глазами Васконселлоса, надеясь в его взгляде почерпнуть мужество, но церковь была пуста.
-- Изабелла Немур-Савойская, -- спросил аббат, -- согласны ли вы взять себе в мужья принца дон Педро Браганского, инфанта Португалии?
Ответ прозвучал не сразу. Изабелла чувствовала, что мужество оставляет ее.
Но в эту минуту она услышала голос Васконселлоса, шептавшего ей на ухо:
"Я хочу этого!"
-- Да, -- сказала она слабым голосом и поспешно обернулась, чтобы видеть Симона, но сзади нее стоял только на коленях монах.
Услышав "да", произнесенное Изабеллой, инфант вздрогнул от гордости и счастья. Изабелла принадлежала ему. Когда они сели обратно в карету, он не заметил смертельной бледности, покрывавшей лицо его молодой супруги, счастье эгоистично и думает только о самом себе.
Монах проводил их до порога монастыря.
-- Будьте счастливы! -- сказал он глухим голосом.
Затем он вернулся в свою келью.
Ночь уже давно наступила, а день монаха еще не закончился.
Он долго еще ходил по келье, размышляя о чем-то.
-- Так надо, -- прошептал он наконец. -- Каждый день увеличивает несчастье Португалии, ждать дольше было бы преступлением.
Он позвонил. Вошел лакей.
-- Иди во дворец Кастельмелора... -- начал монах. -- Нет, постой...
И он прибавил про себя: "Постараемся избавить Сузу хоть от одного преступления..."
-- Иди в отель его сиятельства лорда Ричарда Фэнсгоу, спроси там его секретаря сэра Виллиама и скажи ему, чтобы он сейчас же передал своему господину большую новость: инфант женился на королеве... Иди!