Заботливая кукушка.
Высоко на стене кухни старого сельского домика, на склоне горы в Швейцарии, висели маленькие деревянные часы. В маленьких деревянных часах жила маленькая деревянная кукушка, и каждый час она выскакивала из своей маленькой деревянной дверки и бросала взгляд вокруг, чтобы посмотреть, что делается на свете и выкрикнуть время. Затем она впрыгивала обратно в свой маленький темный домик, чтобы дождаться там, тикая свои минуты, того времени, когда ей снова можно будет сообщить людям -- который час.
Однажды весной, под вечер, когда солнечный свет, все уменьшаясь, окрашивал снежные вершины гор в прекрасные цвета и посылал длинные снопы золотого света через всю долину, кукушка вздрогнула и проснулась.
-- Ах! -- сказала она себе, -- уже шесть часов -- и ни звука в кухне! Ведь как раз пора матери Адольф готовить ужин. Что бы случилось с этой семьей, если бы я о них не заботилась! Они никогда не знали бы, когда время ужинать, если бы я им этого не говорила, и должны бы умереть от голода. Это несомненно! Какое счастье для них, что я такая заботливая птица!
Маленькая деревянная дверка распахнулась и кукушка высунула свою маленькую деревянную головку.
В кухне не было слышно ни звука, кроме громкого тиканья часов.
Вдоль стены кухни стоял стол, и на нем сидела маленькая серая мышка, которая грызла крошку сыра. Длинный сноп света пробивался сквозь западное окно прямо к большой изразцовой печке, как бы стараясь разбудить внутри ее пламя. Один из лучей упал на миску с водой, которая стояла на полу, и послал веселых зайчиков танцевать по блестящей жестяной посуде в буфете.
Внутри часов послышался странный ворчащий звук. И затем внезапно раздалось громкое "ку-ку" кукушки. Мгновенно маленькая серая мышка соскочила со стола и удрала в свою дырку в полу, а золотой солнечный луч задрожал и исчез.
-- Ку-ку, ку-ку, -- выкрикивала кукушка во весь голос. -- Ку-ку, ку-ку, ку-ку, -- шесть часов! -- Исполнив свою обязанность, кукушка впрыгнула обратно в свой маленький темный домик, и дверка захлопнулась за ней.
В саду мать Адольф услышала кукушку и, приподняв голову от грядки лука, которую она полола, сосчитала по пальцам: "Час, два, три, четыре, пять, шесть! Ай, ай! Уже шесть часов и солнце светит из-за старого Пилатуса!" -- сказала она и, поднявшись со своих немного затекших колен, постояла минутку, смотря на зеленые склоны горы Пилатуса, спускающиеся к долине.
Далеко, далеко внизу синие воды Люцернского озера отражали огненные краски горных вершин. Горы возвышались там, вдали, на той стороне озера, а ближе виднелось, раскинувшееся по уступам старого Пилатуса, маленькое село, все в зелени садов. В это время зазвонили колокола на колокольне, и звуки неслись через поля, усеянные желтыми златоцветниками, и достигли матери Адольф, уже стихая. Колокола соседних деревень присоединились к этому звону, и воздух весь был. пронизан их звуками, которым вторило тысячекратное эхо гор.
-- Где же это пропадают дети? -- сказала мать Адольф, оглядываясь вокруг. -- Что то не слышно ни малютки, ни близнецов уже больше часа. -- И, сделав из рук лодочку, она прибавила собственную песенку к хору гор:
Так пела мать Адольф, и сейчас же из-за ив, которые окаймляли ручей в конце сала, два детских голоса пропели ответную мелодию:
Секунду спустя, два загорелых, белокурых, голубоглазых малыша, мальчик и девочка лет десяти, появились, таща за собой поставленный на колеса грубый ящик, в котором сидела круглая, розовая, голубоглазая крошка.
Со смехом и криком они бросились по садовой дорожке к матери.
Далеко внизу на длинной тропинке, ведущей от деревни, шел человек, согнувшийся под тяжестью огромной корзины. Он с трудом взбирался по крутому склону.
-- Смотрите, -- воскликнула мать Адольф. -- вон идет отец из деревни. Он таишт целую корзину хлеба. Беги, Сеппи, помоги ему донести. Фриц тоже скоро придет с козами. Они с отцом, наверное, голодны, как волки. Слышите!
Она остановилась, прислушиваясь.
Вдали, из-за голубых гор, несся звук рожка, наигрывавшего веселую песенку.
-- Вот и Фриц! -- воскликнула мать Адольф. -- Живо, Сеппи! А ты, Ленели, иди со мной в кухню. Ты можешь дать Розели поужинать, пока я накрою на стол и сварю ужин.
Она подняла ребенка на руки и пошла торопливой походкой к дому. Ленели бежала сзади, тащила коляску, и в тоже время играла с Розели, сидящей на плечах у матери, в прятки
Когда они дошли до двери. Ленели села на ступеньку и мать Адольф дала Розели ей на руки, а сама вошла в дом. Оттуда послышался шум ее торопливых шагов по кухне, треск печной заслонки и звон жестяной посуды. Скоро мать опять появилась в дверях, держа в руках чашку и ложку.
Чашку она дала Ленели, а маленькая Розели завладела ложкой и, лепеча от удовольствия, совала ее сначала себе в глаз, а затем в маленький розовенький носик, стараясь изо всех сил найти рот. Было очень смешно смотреть на Розели, как этот ее розовенький рот никак не попадался ей, хотя она старательно открывала его, стараясь его отыскать. Наконец, Ленели взяла ее ручонку в свою и показывала путь каждому глотку.
Над их головами, на ветке черешни около двери, сидел реполов и щебетал свою вечернюю песенку:
"Черешни красные, черешни красные, черешни красные в июне", -- казалось, пел реполов. По крайней мере, Ленели говорила малютке, что он поет именно это, а она, конечно, должна была знать, что он поет.
Перед тем как Розели успела проглотить последний глоток, появились с корзиной отец и Сеппи, и в то же мгновение послышался топот многих маленьких копыт по твердой земле двора, и из-за угла их старого серенького домика показался старший их брат Фриц с козами. С Фрицем явился и Белло, лая и виляя хвостом от радости, что он опять дома и всех их видит Белло бросился к Ленели и лизнул ей руку, едва не опрокинув в своем шумном приветствии миску с молоком, а Розели радостно залепетала от удовольствия, поймав его длинные, шелковистые уши.
-- Прочь, Белло, прочь! -- закричала Ленели, подняв миску высоко над головой. -- Ты прольешь наш ужин!
Белло же решил выпросить себе молока. Он встал на задние лапы, скрестил передние и пролаял три раза. Так учил его делать Фриц.
-- Ему нужно дать кусочек, иначе он забудет свои фокусы! -- засмеялся Фриц, и Ленели, отломив кусок хлеба, бросила его собаке. Белло поймал его на лету, проглотил в один глоток и принялся просить снова.
-- Нет, нет, -- сказала Ленели, -- ступай, Белло, теперь с Фрицем и помоги ему загнать в сарай коз. А потом и ты поужинаешь.
Фриц свистнул, и мгновенно Белло, как пуля, летел за Нэнни, черной козой, которая уже пробиралась к саду, чтобы отведать зеленую ботву моркови.
-- Время детям отправляться спать, -- сказала себе кукушка и, выскочив из своего маленького домика, провозгласила "ку-ку" так внушительно, что Ленели торопливо поднялась с Розели, чтобы уложить ее в колыбель.
Розели не была довольна кукушкой. Она хотела бы поиграть с Белло и слушать песню перепела, но Ленели сидела около ее колыбели, пока мать Адольф доила коз, и качала, напевая старинную песенку:
Баю, деточка, баю.
Песню я тебе спою.
Твой отец пригонит коз,
Мама дуб из листьев-грез
Чуть тряхнет своей рукой, --
Сон-листок уж над тобой.
Баю, девочка, баю.
Песню дальше я спою:
В небе звездочки горят --
То овечек и ягнят
Серебристая луна
Стережет -- пастух она.
Баю, деточка, баю.
Песню снова я спою.
Снова и снова пела Ленели эту песенку до тех пор, пока тяжелые веки не закрыли голубые глазенки Розели. Тогда Ленели быстро спустилась вниз в темноте по скрипящей лестнице. В кухне уже сидели отец, мать, Фриц и Сеппи. Ленели села за стол и принялась есть суп, заедая хлебом и сыром.
В девять часов в комнате было снова тихо и пусто. Маленькая мышка выскользнула из своей дырки в полу. Белло, уткнув нос в лапы, заснул у дверей. Высоко над горой Пилатусом плыл месяц через усыпанное звездами небо, обливая своим серебристым светом сельский домик и вершины гор, покрытые снегом.
-- Ку-ку, -- сказала девять раз в девять часов маленькая деревянная кукушка, и опять колокола на сельской колокольне ответили ей. -- Все хорошо, -- протикала кукушка. -- Надо не забыть, что завтра, утром я должна в три часа разбудить петухов, солнце в четыре, а семья должна встать в пять. Ну, а теперь я вернусь и вздремну немножко, пока мне это можно. -- И она вскочила снова в часы и захлопнула за собой дверку.