В министерском законопроекте о праве проповеди представителей дозволенных вероучений сказано: "Считая именно себя носителем единой, абсолютной истины, а все другие вероучения заблуждающимися, каждое общество почитает своим первым нравственным долгом долг проповеди той истины, которую оно исповедует. Нельзя, конечно, признавать, чтобы такое стремление само по себе было достойно порицания и подлежало преследованию со стороны государственной власти". Далее, устами своего представителя, директора департамента иностранных исповеданий, Министерство внутренних дел заявило, что оно "не берет на себя разрешение вопроса о пределах свободы пропаганды, предоставляя его всецело усмотрению народной совести в лице народных представителей" (Журнал вероисповедной комиссии от 5 мая 1908 г., No 10). Здесь слышится голос светской, имперской власти, голос Цезаря, под властью которого находятся сотни национальностей и десятки религий.
Но ведь по статье основных законов император есть "верховный защитник и хранитель догматов господствующей Церкви", а следовательно, по-своему, прав был представитель Синода, когда заявил, что Св. синод "решительно возражает против предложения министерского законопроекта о праве свободной пропаганды и полагает, что это право должно принадлежать только одной православной вере".
С внешней стороны это противоречие легко объяснимо столкновениями двух "ведомств", колебаниями политического курса и т.п. Но такое объяснение -- слишком дешевая победа над фактами органического и исторического развития русской верховной власти. Нельзя требовать от правительства, даже готового на реформы, чтобы оно посредством законов частных отменяло законы основные.
Если после Манифеста 17 октября характер нашей светской законодательной власти изменился, то нельзя сказать того же о власти духовной. Учебники государственного права говорят поэтому одно (напр., Гольмстен), а учебники церковного права -- совсем другое (Суворов). И каждый раз, когда "народная совесть в лице народных представителей" касается церковных вопросов, Церковь противопоставляет свое veto, утверждая, что народное представительство, состоящее притом наполовину из "инородцев", не вправе касаться вопросов Церкви. Епископ же Митрофан в заседании 16 апреля заявил: "До тех пор, пока мы гласно исповедуем и молимся за самодержавного Государя, пока самодержавие у нас существует, вы не можете удалить нас от служения ему, толкнуть нас на тот путь, который будет изменой ему".