Вечеромъ, въ день гонки лодокъ на которую не хотѣлъ посмотрѣть Джоржъ Беквисъ, Спенсеръ Виллертонъ уѣхалъ на своей яхтѣ въ Шербургъ, а на другой день въ домѣ его жены случилось непріятное происшествіе. У ея милой Матильды пропалъ браслетъ, гладкій, золотой, съ жемчужнымъ фермуаромъ, браслетъ который она любила, о какъ любила! Онъ былъ подаренъ ей милой Джертрудой. Мистрисъ Конвей увѣряла что сняла его вернувшись домой и положила на туалетный столъ, и что никто не входилъ въ комнату кромѣ Констанціи и горничной Блеръ, и что Констанція даже видѣла какъ она сняла его. Она всегда такъ берегла его! Она любила его больше всѣхъ своихъ вещей. О, какое ужасное лишеніе! Она готова отдать все что у нея есть за этотъ браслетъ. О, неужели милая Джертруда не постарается отыскать его?
Милой Джертрудѣ было конечно очень непріятно что такое происшествіе случилось въ ея домѣ, а такъ какъ мы всегда склонны взять сторону нашихъ собственныхъ слугъ, то ея подозрѣнія естественно обратились на негодную Блеръ.
Мистрисъ Виллертонъ, привыкшая съ дѣтства видѣть вокругъ себя прислугу въ высшей степени приличную (наружно), не могла понятъ какъ милая Матильда можетъ держать горничную которая однажды прибила ее. По мнѣнію мистрисъ Виллертонъ, не было наказанія слишкомъ жестокаго за такое преступленіе. Но если милая Матильда довольна и т. д., мистрисъ Виллертонъ не позволитъ никому вмѣшиваться между госпожей и ея служанкой и т. д. и т. д. Но вполнѣ ли увѣрена милая Матильда въ честности своей служанки? Милая Матильда всплеснула своими бѣлыми ручками и объявила что думать иначе было бы ужасно; но Констанція видѣла какъ она положила браслетъ на туалетный столъ, и никто, кромѣ Блеръ, не входилъ въ комнату до слѣдующаго утра, когда браслета не оказалось; Матильда это знаетъ навѣрное, потому что, какъ милой Джертрудѣ извѣстно, ужасныя пушки и морская качка причинили ей (милой Матильдѣ) такую головную боль что она не могла сойти даже къ обѣду.
Позвали подозрѣваемую Блеръ, и мистрисъ Виллертонъ (по тому что милая Матильда не могла говорить строго съ несчастною) объявила ей чтобы браслетъ былъ отысканъ во что бы то ни стало, но она (несчастная) сама испортила все дѣло угрюмо отказавшись искать браслетъ и прибавивъ что госпожа ея ищетъ какого-нибудь предлога погубить ее, и что пропажа браслета есть ничто иное какъ такой предлогъ.
Мы, Британцы, хвалимся что любимъ справедливость ради справедливости. Но нельзя оспаривать что мы любимъ ее только издали. Иначе какъ объяснить что большинство изъ насъ считаетъ униженіемъ явиться въ судъ въ качествѣ свидѣтеля или исполнить свою обязанность относительно общества обличивъ злодѣя?
Въ полчаса вѣсть о непріятномъ происшествіи разнеслась по всему дому, и слуги начали являться одинъ за другимъ къ смущеннымъ барынямъ, прося позволенія сказать нѣсколько словъ. Получивъ позволеніе, они начинали неизмѣнно заявленіемъ о своей невинности и кончили настоятельнымъ требованіемъ чтобъ ихъ подвергли обыску.
-- Не послать ли за братомъ, другъ мой? сказала мистрисъ Виллертонъ.-- Въ такихъ случаяхъ всегда полезно вмѣшательство мущины, а Фредъ дѣйствительно не можетъ помочь намъ.
Мистеръ Фредъ, когда къ нему обратились, объявилъ что "все это вздоръ" и что ему необходимо съѣздить къ одному пріятелю въ Портсмутъ.
Лордъ Гильтонъ, получивъ приглашеніе, явился тотчасъ же, облекшись въ диктаторскую важность. Ему разказали печальную новость и "о, еслибъ она созналась и отдала браслетъ", заключила мистрисъ Конвей, "я простила бы ее, право простила бы!"
Но обвиняемая на вторичный допросъ отвѣчала попрежнему угрюмымъ молчаніемъ. Она искала браслетъ, и больше не намѣрена искать; она не виновата, но барыня мститъ ей,-- вотъ все что она сказала.
-- Вашъ отзывъ о вашей госпожѣ, молодая дѣвушка, сказалъ лордъ Гильтонъ, какъ бы съ судейской скамьи,-- не располагаетъ насъ въ вашу пользу. Вы знаете что мистрисъ Конвей не единственная свидѣтельница противъ васъ. Миссъ Констанція видѣла какъ ея мама сняла браслетъ въ вашемъ присутствіи.
-- Но развѣ миссъ Констанція говоритъ что я украла его?
-- Что говоритъ Констанція? спросилъ графъ шепотомъ.
-- Мы еще не знаемъ хорошенько что она скажетъ, отвѣчала ему сестра.-- Она съ утра у васъ. Почему вы не привели ее съ собой?
-- Да развѣ я зналъ что она нужна здѣсь? Констанція, слѣдовательно, ушла раньше чѣмъ вы узнали о пропажѣ вашего браслета, мистрисъ Конвей?
-- Да, кажется; но, лордъ Гильтонъ, неужели вы думаете что дочь моя способна....
-- Избави Богъ, сударыня, избави Богъ! воскликнулъ графъ.-- Меня только удивляетъ что она говорила съ вами о браслетѣ когда еще не было извѣстно что онъ пропалъ.
-- Она стояла возлѣ меня когда я сняла его и видѣла какъ я положила его въ футляръ.
-- И она сказала вамъ это сама?
-- Конечно.
-- Въ такомъ случаѣ, если вы вполнѣ увѣрены что къ вамъ не входилъ никто кромѣ вашей служанки. вы должны, по моему мнѣнію, отдать ее подъ судъ.
-- Непремѣнно, Матильда, прибавила мистрисъ Виллертонъ.-- Ради другихъ слугъ. Кто же захочетъ жить у меня, если это дѣло не будетъ разъяснено?
-- Но это ужасно! простонала милая Матильда.
-- Это ваша обязанность, сказалъ графъ.
-- Если я дамъ ей пять фунтовъ, она можетъ-быть возвратитъ мнѣ браслетъ и попроситъ прощенія, сказала мистрисъ Конвей чуть не плача.
-- Нѣтъ, сударыня, возразила служанка.-- Еслибы вы дали пятьсотъ фунтовъ, я не могла бы возвратить вамъ браслетъ. Что же касается до прощенія, мы еще увидимъ кому придется попросить прощенія. Я не видѣла вашего браслета и не брала его, и все это только хитрость чтобъ....
-- Довольно, довольно, вы только вредите себѣ такими словами, прервалъ ее лордъ Гильтонъ.-- Какая вы неблагодарная! Неужели вы полагаете что такихъ великодушныхъ хозяекъ какъ ваша много! Отдайте ее подъ судъ, мистрисъ Конвей.
И ее отдали подъ судъ, а хозяйка ея умоляла полицейскаго, чѣмъ доставила ему не малое развлеченіе, не заковывать несчастную, не бить ее и не дѣлать съ ней ничего ужаснаго.
Вернувшись вечеромъ домой, Констанція узнала что мать желаетъ видѣть ее немедленно. Она вошла въ ея комнату и была встрѣчена ласковѣе обыкновеннаго. Въ послѣднее время, какъ было уже замѣчено выше, между матерью и дочерью стояла какая-то тѣнь.
-- Ты помнишь, милочка, мой любимый браслетъ, тотъ который подарила мнѣ милая мистрисъ Виллертонъ? спросила мистрисъ Конвей, лаская руку Констанціи.
-- Помню, мама.
-- И ты знаешь что я надѣвала его вчера?
-- Знаю, мама.
-- Блеръ украла его?
-- Украла! О, мама, она, кажется, не способна украсть.
-- Кромѣ нея не на кого подумать. Ты сама видѣла какъ я сняла его, когда вернулась вчера домой совсѣмъ больная. Ты слышишь что я говорю, милая? Я говорю: ты видѣла какъ я сняла его, когда вернулась вчера домой, и положила въ футляръ?
-- Не помню, мама, я не замѣтила, отвѣчала Констанція.
-- Ты не могла не замѣтить. Ты помогала мнѣ раздѣться и сама говоришь что онъ былъ вчера на мнѣ.
-- Вы, конечно, сняли его, мама, но я не видала.
-- Я сняла его у туалетнаго стола и положила въ футляръ, и ты стояла возлѣ меня, Констанція. Почему же ты говоришь что не видала? спросила мать, начиная сердиться.
-- Потому что я не видала, мама.
-- Послушай, милая, я право же положила его въ футляръ, и немного подумавъ, ты непремѣнно вспомнила бы что ты это видѣла, и я уже сказала всѣмъ что ты видѣла и... и....
-- Что, мама?
-- Если тебя спросятъ, ты, конечно, скажешь что ты видѣла какъ я сняла браслетъ, потому что я сняла его, право сняла. Неужели ты считаешь меня способною солгать въ такомъ дѣлѣ?
-- Но вы хотите чтобъ я солгала.
-- Развѣ это ложь, Констанція? И какъ ты смѣешь это говорить? Я сняла его и положила въ футляръ, какъ всегда дѣлала, настаивала мистрисъ Конвей.
-- Я не говорю что вы не сняли и не спрятали его, мама. Я говорю только что я не видала какъ вы сняли и спрятали его, возразила Констанція.
-- И тебѣ не стыдно идти противъ родной матери! воскликнула поблѣднѣвъ мистрисъ Конвей. Констанція сдѣлала шагъ назадъ и подняла руку какъ бы ожидая удара.
-- Я не иду противъ васъ, мама, промолвила она тихо.
-- Такъ почему же ты не хочешь сказать правду?
-- Если меня спросятъ, мама, -- но надѣюсь что меня не спросятъ, -- я разкажу все что знаю и что видѣла. О, мама, не заставляйте меня лгать. Я не могу и не хочу лгать. Я начинаю припоминать что я говорила въ дѣтствѣ, и я увѣрена что я тогда не видала многаго что мнѣ казалось видѣннымъ. Вы увѣряли меня что я видѣла, и я.... о, мама, вы понимаете что я хочу сказать?
Кровь бросилась въ лицо матери и не оставила слѣдовъ чувствительной леди какою мы знаемъ мистрисъ Конвей. Свирѣпая фурія въ которую она преобразилась схватила Констанцію за плечо и трясла ее до тѣхъ поръ пока та не упала.
-- Если ты скажешь еще что-нибудь такое, чертенокъ, я убью тебя, прошипѣла преображенная мистрисъ Конвей.
-- Лучше было бы еслибы вы убили меня, чѣмъ заставлять жить такою жизнію, сказала плача Констанція.
-- Гадкая обманщица! Вотъ я разкажу всѣмъ какая ты на самомъ дѣлѣ.
-- Мама! воскликнула оскорбленная дѣвушка, вскочивъ на ноги, съ выраженіемъ лица похожимъ, но слава Богу въ очень слабой степени, на выраженіе лица матери, -- мама, не выводите меня изъ терпѣнія. Не забывайте что у меня въ жилахъ ваша кровь. Называйте меня здѣсь какъ угодно, бейте меня какъ вы уже не разъ били меня, но будьте осторожны. Вы не имѣете права требовать чтобъ я любила и уважала васъ; но попробуйте очернить меня въ глазахъ тѣхъ кого я люблю и уважаю, и которые любятъ меня.... о, мама, не дѣлайте этого, не дѣлайте!
И бѣдная Констанція зарыдала.
-- Перестань плакать, глупая дѣвчонка, сказала мать, входя понемногу въ свою обычную роль.-- Я не намѣрена чернить тебя предъ кѣмъ бы то ни было, а если ты скажешь лорду Гильтону что ты видѣла какъ я сняла браслетъ, потому что клянусь тебѣ, я сняла его....
-- Нѣтъ, мама, я этого не скажу, возразила Констанція, утирая слезы.-- Я не скажу ничего, или скажу правду. Мама, вы часто говорите что я для васъ тяжелое бремя. Отдайте меня, пожалуста, опять въ школу. Я надѣюсь что меня возьмутъ тамъ въ качествѣ учительницы, а года черезъ два я буду въ состояніи сдѣлаться гувернанткой и жить независимо.
-- Жить независимо гувернанткой!
-- Независимо отъ васъ. Я готова работать какъ бы ни была тяжела работа, но я не могу жить такъ какъ живу теперь. Такая жизнь убьегъ меня. Вы назвали меня сейчасъ обманщицей, и я въ самомъ дѣлѣ была обманщица, но по вашей винѣ. Когда вы въ Брайтонѣ бросили мнѣ въ лицо свѣчку, я принуждена была сказать что я обожглась читая ночью въ постели. Когда вы въ Соутертонѣ вывихнули мнѣ руку, я принуждена была сказать что сдѣлала это сама. Когда вы на дняхъ прибили Блеръ и сказали что она сама бросилась на васъ, я все равно что солгала, притворяясь что я согласна съ тѣмъ что вы сказали имъ. Въ другой разъ я этого не сдѣлаю. Отпустите меня въ школу или.... о, мама, отпустите меня къ отцу.
Мистрисъ Конвей начинала опять приходить въ бѣшенство пока Констанція говорила, но послѣднія слова ошеломили ее.
-- Ты... ты... ты не знаешь что говоришь, прошептала она, поблѣднѣвъ какъ смерть.
-- Нѣтъ, знаю, мама. Я много думала о немъ въ послѣднее время. Я не стала бы вредить вамъ, поймите меня пожалуста.
-- И не могла бы. Весь свѣтъ знаетъ что твой отецъ...
-- Не договаривайте, мама, онъ мой отецъ.
Въ эту минуту тяжелая сцена была, къ счастію, прервана приходомъ горничной мистрисъ Виллертонъ, которая пришла, по приказанію своей барыни, предложить свои услуги мистрисъ Конвей на время отсутствія подсудимой.
Мы видѣли нѣсколько времени тому назадъ какъ Констанція была поражена теоріей Джека Гилля о правдивости дѣтей, какъ у нея явилось сомнѣніе при воспоминаніи о прошломъ и какъ любовь къ давно исчезнувшему отцу воскресла въ ея сердцѣ. Мы знаемъ также что общество осудило Джоржа Конвей преимущественно на основаніи показаній его дочери, а теперь мы можемъ понять какъ были подготовлены ея показанія. Еслибы происшествіе съ браслетомъ случилось десятью годами раньше, мать посадила бы Констанцію къ себѣ на колѣни, повторяла бы ей что она милая дѣвочка и что она видѣла какъ браслетъ былъ положенъ въ футляръ, пока дѣтскій довѣрчивый разумъ не поддался бы чужой, болѣе сильной волѣ. Когда же потребовалось бы убѣдить другихъ, вопросъ былъ бы предложенъ такъ: "ты меня видѣла, неправда ли, голубчикъ?" и отвѣтъ былъ бы конечно: "да, милая мама".
Такимъ же образомъ были предложены вопросы: "развѣ твой папа не вернулся пьяный и не разбилъ прекрасныхъ часовъ мама?" или: "развѣ это не папа ушибъ мнѣ руку?" или: "развѣ папа не сказалъ что поѣдемъ на рыбную ловлю въ Вались и не провелъ вмѣсто того все время въ Лондонѣ съ негоднымъ созданіемъ?" И бѣдная дѣвочка отвѣчала на нихъ какъ пріучена была отвѣчать.
Вы можетъ-быть осудите мою маленькую Конъ и скажете что она не должна была поддаваться такъ легко вліянію матери? Но потрудитесь взглянуть на оборотную сторону печальной картины. Вспомните какъ много дѣтей воспитанныхъ въ убѣжденіяхъ что отцы ихъ лучшіе изъ людей, между тѣмъ какъ отцы ихъ въ дѣйствительности пьяницы, негодяи и не любятъ своихъ женъ. Вспомните какъ часто такая благородная ложь какъ напримѣръ: "папа притворялся" или "папа не хотѣлъ сдѣлать мнѣ больно; милый, мнѣ не больно," принимается за правду, хотя ребенокъ самъ видѣлъ водку въ рукахъ отца и кровь на лицѣ матери. Констанцію Конвей было еще легче увѣрить чѣмъ такого ребенка.
Ей можно было показать разбитые часы -- она не знала что мать сама разбила ихъ; ей можно было показать синее пятно нд рукѣ,-- она не догадалась что оно произошло отъ того что отецъ удерживалъ мать отъ постыднаго насилія во время одного изъ ея припадковъ бѣшенства, и такъ далѣе. Мудрено ли что видя полуистину, слыша постоянныя жалобы матери, ребенокъ такъ хорошо подготовился къ роли которую ему пришлось исполнить? Были люди находившіе страннымъ что семилѣтняя дѣвочка знала что отецъ ея проводилъ время въ Лондонѣ съ негоднымъ созданіемъ и что общество повѣрило такому странному показанію. Но общество большой ребенокъ, который вѣритъ всему что ему говорятъ, особенно дурному, не доискиваясь правды, какъ маленькая Констанція.
Вы можетъ-быть скажете что мать не способна учить своего ребенка клеветать на отца. Я не буду обсуждать этотъ вопросъ съ отвлеченной стороны. Злые духи -- злоба и ревность такъ долго отравляли сердце мистрисъ Конвей (какъ она потомъ отравляла сердце своей дочери) что она наконецъ сама стала вѣрить тому что говорила. Она была такъ же твердо убѣждена въ невѣрности и грубости своего мужа какъ теперь въ нечестности угрюмой Блеръ. Доказательства были убѣдительны, по крайней мѣрѣ такими они казались ей и ея друзьямъ. Пришло время когда Джоржъ Конвей не могъ опровергнуть части взводимыхъ на него обвиненій. Потрудитесь вообразить положеніе благороднаго, любящаго человѣка когда его, въ присутствіи слугъ и постороннихъ, обвиняютъ въ нарушеніи всѣхъ десяти заповѣдей, и когда дочь его подтверждаетъ своимъ "да, милая мама" каждый параграфъ обвинительнаго акта.
Частое повтореніе такихъ происшествій какъ пропажа браслета, при которыхъ отъ Констанціи требовали чтобъ она подтверждала болѣе или менѣе того что она видѣла, создало туманъ въ которомъ блуждалъ ея бѣдный разумъ. Двухлѣтнее пребываніе въ школѣ, пока ея мать путешествовала по континенту, ослабило вліяніе дѣлавшее ее эхомъ этой женщины; потомъ дружба съ прямою Агнесой Блексемъ и съ умною Мери Эйльвардъ объяснила ей многое. Туманъ началъ проясняться, и случай о которомъ мы упомянули, что она рыдала въ темнотѣ повторяя: "отецъ мой, отецъ мой, о мой бѣдный отецъ!" былъ не первый. Когда ей сказали что ея негодяй отецъ гуляетъ по свѣту, не отказывая себѣ ни въ чемъ, но лишая жену свою и дочь комфорта необходимаго при ихъ положеніи въ свѣтѣ, она спросила себя: какую пользу принесли бы деньги безъ которыхъ теперь обходилась ея мать? Она помнила что у нихъ былъ свой домъ, не такой роскошный какъ Виллертоновскій, но все же приличный. Мать бросила его, подъ предлогомъ что гораздо лучше быть свободною и гостить гдѣ угодно, такъ что потомъ ея жалобы на свою безпріютность казались неосновательными. Мать никогда не уставала разказывать всякому встрѣчному какихъ жертвъ стоило ей воспитаніе Констанціи, а Констанція знала что, кромѣ двухлѣтняго пребыванія въ дешевой школѣ, ей было предоставлено заботиться самой о своемъ образованіи; и она глубоко чувствовала лишенія при которыхъ ей приходилось работать. Удивительно ли и можно ли упрекать ее за то что видя постыдную жизнь матери, и постоянно страдая отъ ея насилій, Констанція поколебалась въ своей любви и уваженіи, и что одна искра могла взорвать ихъ на воздухъ.
Эта искра была брошена въ ея душу на балѣ у мистрисъ Виллертонъ адмираломъ разказавшимъ Фреду и его товарчщамъ что общество осудило Джоржа Конвея преимущественно на основаніи показаній его маленькой дочери.
Но мать все же мать, и потерять къ ней уваженіе было тяжелымъ испытаніемъ для бѣдной дѣвушки. Еслибъ отецъ ея умеръ, или она не знала бы о своемъ участіи въ его обвиненіи, она можетъ быть вынесла бы свою тяжелую участь до конца, но теперь... чѣмъ сильнѣе становилось ея подозрѣніе что она повредила своему отцу, тѣмъ сильнѣе она любила его. О, еслибъ ей удалось возвратить ему счастіе, сдѣлать опять всѣхъ счастливыми!
Бѣдная Констанція!
Въ домѣ Виллертоновъ чувствовалось нѣкоторое безпокойство, причиненное продолжительнымъ отсутствіемъ мистера Фреда и другими тревожными обстоятельствами. Приближался день съѣзда мировыхъ судей округа къ которому принадлежитъ Коусъ, и мистрисъ Конвей узнала, къ своему величайшему удивленію, что ей придется явиться въ судъ въ качествѣ свидѣтельницы противъ своей горничной, заподозрѣнной въ похищеніи ея любимаго браслета.
-- О, Боже, но развѣ это еще не совсѣмъ кончено? спросила она.-- Я думала что полицейскій взялъ ее чтобы прямо отправить въ ссылку, или какимъ-нибудь другимъ образомъ покончить съ ней.
-- Но ее еще не судили, возразилъ лордъ Гильтонъ.
-- Для чего же ее судить, когда всѣ знаютъ что она виновата? возразила мистрисъ Конвей, съ своею милою наивностью.-- Право можно подумать что вы мнѣ не вѣрите. И Констанція начала тоже увѣрять что не видала....
-- Пожалуста не говорите со мной объ этомъ дѣлѣ, мистрисъ Конвей, прервалъ ее лордъ Гильтонъ.-- Мнѣ можетъ-быть придется принять участіе въ судопроизводствѣ. Я постараюсь освободиться, но боюсь что кромѣ меня не найдется никого на мѣсто втораго судьи.
Наступило страшное утро, и мистрисъ Конвей, въ черномъ платьѣ, подъ двумя густыми вуалями, долженствовавшими скрыть ея лицо отъ "ужаснаго народа" въ судѣ, уже садилась въ карету чтобъ отправиться въ вышеупомянутое постыдное мѣсто, когда ея милая Джертруда, всегда такая спокойная и сдержанная, сбѣжала съ, лѣстницы въ страшномъ волненіи, держа въ рукахъ письмо отъ мужа изъ Шербурга.
-- О, Матильда, что вы надѣлали! воскликнула она.-- Прочтите.
И она указала ей на слѣдующій заключительный параграфъ письма Спенсера Виллертона:
"Кстати, кто-то оставилъ браслетъ на умывальникѣ въ моей каютѣ: золотой съ жемчужнымъ фермуаромъ. Если это не твой, то потрудись отыскать обладательницу."
Очередь дѣла Анны Блеръ пришла въ свое время, но оно конечно не разбиралось за неявкой свидѣтельницы. Я уже осмѣлился замѣтить что женщины не имѣютъ понятія о справедливости. Мистрисъ Виллертонъ и ея подруга рѣшили хранить увѣдомленіе Спенсера Виллертона въ тайнѣ и оставить предполагать что мистрисъ Конвей не рѣшилась преслѣдовать свою служанку по добротѣ своего сердца. Мысль что репутація дѣвушки пострадаетъ не могла поколебать ихъ рѣшенія.
-- Надо быть осторожнѣе, Матильда, сказала мистрисъ Виллертонъ.-- Подумайте какъ мнѣ было бы непріятно еслибы вы дали въ судѣ ложную клятву.
-- Но я всегда сама клала его въ футляръ, отвѣчала, рыдая, милая Матильда.-- Я такъ любила его и я была увѣрена....
-- Ну, довольно. Если дѣвушка найдетъ себѣ мѣсто, не упоминайте объ этомъ въ ея аттестатѣ. Подите умойтесь и будемъ считать дѣло поконченнымъ.
Но этимъ дѣло не кончилось. На слѣдующей недѣлѣ мистрисъ Конвей получила письмо отъ прокурора Самуэля Мосса, почтительно спрашивавшаго: можетъ ли ложное обвиненіе въ воровствѣ и напрасное содержаніе въ тюрьмѣ Анны Блеръ считаться за доказательство въ пользу мужа мистрисъ Конвей?
Когда дѣло приняло такой оборотъ, нельзя уже было не разказать его Спенсеру Виллертону, который конечно не остался доволенъ случившимся въ его домѣ во время его отсутствія.
-- Она должна была попросить у нея прощенія въ судѣ, при всемъ народѣ и привезти ее домой въ каретѣ, сказалъ онъ женѣ.-- Я давно говорю тебѣ, Джертруда, что мнѣ не нравится эта женщина. Я не довѣряю ей и удивляюсь какъ ты можешь считать ее своимъ другомъ.
-- Дѣвушка сама отчасти виновата, Спенсеръ, защищалась мистрисъ Виллертонъ.-- Она такъ упряма что не хотѣла ничего сказать.
-- Что же она могла сказать? Развѣ она знала что ея барыня оставила своей браслетъ на моей яхтѣ?
Ему однако не сказали о попыткѣ вовлечь Констанцію въ обманъ. Но Констанція присутствовала при чтеніи письма, и это новое доказательство несправедливости матери было каплей переполнившею чашу ея терпимости.