Въ комитетѣ.
Мистеръ Спенслей, миліонеръ, богатѣйшій человѣкъ въ Тансопѣ, находился въ числѣ тѣхъ хлопчатобумажныхъ лордовъ, которые, къ своему вѣчному стыду и униженію, рѣшились во время этого тяжелаго кризиса не оказать ни малѣйшаго пособія бѣднымъ своимъ рабочимъ, пока, наконецъ, общественное негодованіе не принудило ихъ примкнуть къ комитету.
Долгое время мистеръ Спенслей довольствовался тѣмъ, что осыпалъ грубой бранью несчастныхъ, голодающихъ людей, торжественно спрашивалъ, отчего они всѣ не эмигрировали и клялся, что онъ не броситъ на нихъ ни одного пенса. Себастьяна Малори онъ всегда называлъ за глаза дуракомъ, сумасшедшимъ расточителемъ, хотя лично съ нимъ былъ очень учтивъ и любезенъ.
Когда открылся общественный комитетъ о раздачѣ пособій и всѣ богатые и бѣдные, старые и молодые жертвовали каждый сколько могъ, главный обитатель Тансопа долженъ былъ обязательно принести свою лепту. Онъ позволилъ себя записать въ число членовъ комитета, внесъ сто фунтовъ и довѣрилъ сыну ѣздить за себя на засѣданія комитета. Онъ самъ, несмотря на дурныя времена, былъ такъ занятъ, что не могъ найти свободнаго времени на такіе пустяки.
Поэтому Фредъ Спенслей по временамъ являлся въ комитетъ, несмотря на жестокій урокъ, полученный имъ въ самое первое его появленіе.
Онъ пришелъ въ комитетъ на засѣданіе, вполнѣ убѣжденный, что все это была безтолочь. Помѣщеніе комитета заключалось изъ трехъ комнатъ: первая была отведена подъ дамскую комиссію, вторая подъ контору, гдѣ занимался Майльсъ Гейвудъ съ своимъ помощникомъ, и третья подъ главный комитетъ, гдѣ и происходили общія собранія три раза въ недѣлю, а иногда и чаще, когда того требовали обстоятельства.
Явясь впервые на одно изъ такихъ собраній, Фредрикъ Спенслей вошелъ въ первую комнату, гдѣ нѣсколько отдѣльныхъ группъ разговаривали. Никто не обратилъ на него вниманія, но, осмотрѣвшись, онъ увидалъ у одного изъ оконъ Себастьяна Малори, котораго онъ искренно ненавидѣлъ, какъ всякой негодяй порядочнаго человѣка. Подлѣ него стояли двѣ дамы, одна вся въ черномъ была повернута къ нему спиной, а другая была его сестра Елена, очень взволнованная, съ блестящими глазами. Онъ прямо подошелъ къ послѣдней и, положивъ ей руку на плечо, спросилъ очень милостиво:
-- Ну, голубушка, въ чемъ дѣло?
-- Ахъ, это ты, Фредъ! Какъ ты меня перепугалъ. Ты пришелъ на собраніе?
-- Да. Конечно, ни кому не будетъ пользы отъ моего присутствія, ни мнѣ самому, ни другимъ, но отецъ...
-- Я знаю. Но погоди. Ты знаешь мистера Малори? Миссъ Блиссетъ, позвольте мнѣ...
-- Извините меня, миссъ Спенелей, перебила ее холоднымъ, рѣшительнымъ голосомъ Адріенна, блѣдная, гордая, полная презрѣнія:-- я не желаю знакомиться съ этимъ джентльмэномъ.
Сказавъ это, она отвернулась и, присѣвъ къ конторкѣ, стала смотрѣть въ окно. Фредъ вышелъ изъ себя отъ гнѣва, Себастьянъ былъ вмѣстѣ удивленъ и не удивленъ, а Елена сгорѣла отъ стыда. Она хорошо знала своего брата и была убѣждена, что онъ неприлично обошелся съ миссъ Блиссетъ, которая безъ серьёзной причины не сдѣлала бы такой дерзкой неучтивости. Она теперь поняла, почему Адріенна постоянно отказывалась отъ посѣщенія ея. Она не знала, что дѣлать. Себастьянъ вывелъ ее изъ этого затруднительнаго положенія. Послѣ минутнаго молчанія, во время котораго Фредъ Спенслей удалился, Себастьянъ сказалъ, словно ничего не случилось:
-- Я сегодня доложу комитету эту бумагу, миссъ Спенелей, и увѣренъ, что на нее обратятъ должное вниманіе.
Елена посмотрѣла ему прямо въ глаза и еще болѣе побагровѣла.
-- Вы очень добры, сказала она тихимъ, дрожащимъ голосомъ: -- но вы не можете уничтожить факта, что я должна краснѣть за моихъ ближайшихъ родственниковъ.
Съ этими словами она отошла и Себастьянъ нашелъ, что всего лучше въ этихъ обстоятельствахъ -- это послѣдовать за Фредрикомъ Спенслеемъ въ комнату, гдѣ уже начиналось собраніе.
Мистеръ Спенелей былъ въ самомъ гнѣвномъ настроеніи и съ радостью вымѣстилъ бы на комъ или на чемъ-нибудь свою злобу. Какъ на зло, проходя въ комитетъ, онъ увидѣлъ во второй комнатѣ, за конторкой, того дерзкаго рабочаго, который, десять мѣсяцевъ тому назадъ, задалъ ему публично страшную порку въ биліярдной клуба. И Майльсъ даже теперь взглянулъ на него съ презрительной улыбкой. Сердце оскорбленнаго, оплеваннаго франта закипѣло ненавистью и жаждой мести. Что ему было дѣлать, какъ отомстить, онъ самъ не зналъ, но поклялся въ глубинѣ своей души, что, такъ или иначе, найдетъ средство воздать съ лихвою за все проклятому рабочему. Обуреваемый этими гнѣвными мыслями, онъ вошелъ въ третью комнату, куда за нимъ явился и Себастьянъ.
Засѣданіе открылось. Конечно, Фредрикъ Спенслей не обратилъ никакого вниманія на докладъ комитету нѣкоего Джемса Гойля, которому поручили осмотрѣть нѣсколько трущобъ въ отдаленныхъ частяхъ города, куда многіе рабочіе должны были удалиться, не имѣя средствъ платить за наемъ порядочной квартиры. Мистеръ Гойлъ самъ предложилъ себя для этого дѣла, какъ лицо вполнѣ компетентное, въ качествѣ проповѣдника, привыкшаго къ низкой средѣ и страннымъ сценамъ. Его отчетъ былъ очень ясенъ и заключалъ въ себѣ такіе удовлетворительные результаты, что комитетъ просилъ его продолжать начатое дѣло, увѣдомляя почаще о своихъ изслѣдованіяхъ.
Выразивъ искреннее удовольствіе, что онъ могъ принести посильную помощь великому, святому дѣлу, мистеръ Гойлъ поклонился членамъ камитета, избѣгая недовѣрчивыхъ, проницательныхъ взглядовъ Себастьяна и пастора Понсонби и вышелъ изъ комнаты. Въ дверяхъ онъ на минуту остановился и изъ-подлобья пристально посмотрѣлъ на гнѣвное, сумрачное лицо. Фредрика Спенслея.
Прошло двѣ недѣли; май былъ на исходѣ. Съ каждымъ днемъ бѣдствія рабочихъ усиливались и средства для оказанія имъ помощи требовались все въ большемъ и большемъ размѣрѣ. Люди, посвятившіе себя этому дѣлу, удесятеряли свою энергію, а за Атлантическимъ океаномъ борьба по прежнему свирѣпствовала. Лѣто и голодъ приближались, держа другъ друга за руку, быстрыми, роковыми шагами.