Несколько дней спустя пелопонесские галеры блокировали все три гавани. Ни одно судно не могло выйти из Афин. Спартанцы завладели Аттикой и опустошали окрестности города. Масличные деревья были вырублены, источники засыпаны, хлеб на полях сожжен. Дома, в предместье города, были разграблены и разрушены.
Все население Афин вышло на стены защищать родной город. Железные цепи, протянутые между молами, преграждали вход в гавани. Лизандр, потеряв несколько кораблей, оставил попытки прорвать эту преграду, расположил свой флот на рейде, готовясь к длительной осаде.
Афины продержались целых четыре месяца. Затем, голод и болезни восторжествовали и пришлось согласиться на все условия поставленные безжалостными победителями. Своими собственными руками афиняне разрушили десять стадий стен и сожгли свои последние корабли. Лизандр, увенчанный цветами, принес жертву Тезею, взошел на Пникс, и эхо в холмах повторило звуки грубого дорийского наречия, раздававшегося на трибуне.
После войны, окончившейся так бесславно, последовали события еще более печальные. Опираясь на спартанские копья, власть захватила олигархия [Олигархия -- образ правления, при котором верховная власть принадлежит небольшому числу лиц.]. Ужасный шквал войны гражданской пронесся над побежденным городом. Быстрее, чем голод и чума, тридцать тиранов превратили Афины в пустыню.
В эти мрачные дни Эринна жила в безмолвном и пустом храме. Некоторое время спустя после падения города, Леуциппа удалился вместе с семьей в Коринф. Но жрица не согласилась последовать за ними, как ни была сильна опасность служить богам, когда враг разрушал всюду их алтари. В своей тесной келии она укрывала Ренайю и ее сына. Гиппарх, приговоренный к смерти, должен был бежать, ему чудом удалось ускользнуть от тиранов. Он отправился к Тразивулу в Фивы.
Однажды вечером, молодые женщины, стоя на парапете пропилеев, смотрели, как садится солнце, равнодушное к тому, что совершается на земле. Они вспоминали прошлое, вспоминали все то, что могло напомнить им минувшие счастливые дни...
-- Я ходила туда, -- говорила Ренайя, -- вскоре после того, как войско Агия ушло от города. Деревья срублены, одно из них, самое красивое, упало на рухнувшую крышу; стены разрушены. Всюду следы пожара. Из мастерской шел невыносимый запах. Я вошла туда и под грудой разбитых статуй увидела ужасные, распухшие ноги трупа. Шнурки сандалий глубоко врезались во вздувшуюся кожу. Бедная кормилица!.. Я бросила несколько оболов на кучу мрамора туда, где, как я предполагала, было ее лицо. Но запах был так силен, обломки так тяжелы, что я не смогла вложить ей в рот монету, чтобы заплатить за переправу. Может быть, ей все-таки удалось перебраться через огненную реку...
Ренайя умолкла, рыдая.
-- Милая, -- сказала Эринна, -- я не хочу, чтобы ты предавалась так слезам и отчаянию. Гиппарх жив, и ты снова увидишь его. Вы вновь отстроите свой опустошенный дом. Не плачь, время, которое я предсказываю тебе, близко.
-- О! Эринна, -- отвечала молодая женщина, -- какая ты сильная, я восхищаюсь тобой. Как бы хотелось мне иметь такое же мужественное сердце!
Необычный шум заставил их поднять голову. На Акрополь легла тень гигантской птицы. Ренайя в испуге прижалась к подруге.
-- Не бойся, -- сказала Эринна, закрывая ее своей рукой. -- Это время, может быть, еще ближе, чем предполагает верховный жрец.
Гигантская птица кружила над Парфеноном. Она опускалась, все более и более суживая свои круги, и сложив крылья, села на самом верху фронтона.
-- Пойдем, -- сказала Эринна, -- не надо пугать ее.
Она взяла Ренайю за руку и, направилась к дому верховного жреца.
-- Отец, -- сказала она, -- птица опять прилетела. Это тот самый большой аист с черными крыльями, который возвестил нам о поражении.
Старец с трудом двигался, медленно направляясь к двери, опираясь на руку раба.
-- Лептоптилось, -- сказал он, -- священная птица Гидаспа и великого Нила. Она должна была вернуться... Я ждал ее. Может быть, боги простили нас! Ты будешь наблюдать за ней, -- прибавил он, обращаясь к рабу. -- Она улетит только завтра на рассвете. Если птица полетит в сторону Фив, боги за нас!
На следующий день птица пробудилась от сна, взмахнула своими огромными крыльями и, покружив несколько минут над храмом, полетела к синей линии холмов, которые виднелись далеко-далеко на северо-западе.
Птица летела к изгнанникам...
-- Теперь наш черед, -- сказал иерофант. -- Позови Ксантиаса. Пусть он завтра же будет в Фивах. Ты скоро увидишь своего мужа, Ренайя...
* * *
Однажды, безлунной ночью, свет показался на берегу моря.
-- Это факелы возвращающихся изгнанников, -- сказал иерофант. -- Идите молиться, дочери мои. Их немного, увы!.. Им нужны наши молитвы. Падите ниц пред Атенайей. Молите деву войны.
Слышны были крики, лязг оружия, колесницы с грохотом катились по улицам. Свет факелов приближался к Афинам.
-- Они идут, -- воскликнул Ксантиас. -- Они уже у ворот. Отец, я тоже пойду сражаться.
-- Иди, дитя мое. Час наступил. Возьми с собою храмовую стражу, возьми рабов. Иди, благословляю тебя.
Молодые женщины сидели перед жертвенником. Ренайя положила голову на колени к Эринне, которая устремив глаза перед собой, сидела задумавшись, вспоминая о прошлом, и о том, что, может быть, в эту минуту Конон тоже смотрит на те же самые звезды... Где он? Куда забросила его судьба?
В городе вспыхнули пожары. Зарево кровавого цвета стояло над высокими холмами.
Как-то, уже давно она получила от него одну-единственную весточку. Глиняная дощечка разбилась, и она не могла всего прочесть. Он поступил на службу к великому царю. Он командовал кораблями на далеком неведомом море...
Пламя пожаров разрасталось... Можно было уже различить лязг мечей, слышались стоны раненых... И вот -- крики победы! И мольбы о пощаде поверженного врага.
Старый иерофант стоит на ступенях храма, его руки воздеты к небу, он читает благодарственную молитву.
Афины свободны. Да будут благословенны бессмертные боги!