Стемнѣло... Ужь ночь надъ равинной царитъ
И сномъ позабылось селенье...
Лишь Вардаръ унылую пѣсню шумитъ,
Наводитъ на душу томленье.
Въ крутыхъ берегахъ его плачетъ волна,
Подругу свою нагоняя,
О томъ, что отчизна врагу предана
И гибнетъ несчастная раня...
Ночныя свѣтила кончаютъ свой кругъ
И скоро простятся съ землею;
Но все притаилось, все мертво вокругъ, --
И бѣдныя хаты, и нивы, и лугъ
Объяты зловѣщею тьмою...
Но что-жь тамъ бѣлѣетъ въ кустахъ полосой?--
То женщины дружной собрались толпой;
Межъ нихъ ни движенья, ни звука,
Какъ будто ихъ разомъ желѣзной рукой!
Сковала предсмертная мука...
Въ ночи собрала ихъ ужасная вѣсть...
Не смѣя дать волю рыданью,
Спѣшатъ онѣ Богу молитвы вознесть
За жертвъ, обреченныхъ закланью,
И, набожно грудь осѣняя крестомъ,
Глядятъ онѣ жадно, въ тревогѣ,
Туда, гдѣ, какъ саванъ во мракѣ ночномъ,
Вдали, одинокій, бѣлѣется домъ
Средь темныхъ кустовъ при дорогѣ...
Тамъ страшное дѣло злодѣи творятъ...
Ужь за полночь было, въ толпѣ говорятъ,
Какъ факелы вдругъ засверкали,
Блеснуло оружье, послышался крикъ, --
Селенье въ испугѣ проснулося вмигъ...
Всѣ къ хатѣ вдовы побѣжали...
Три бега, три звѣря туда ворвались,
Чтобъ вѣдьмы исполнить желанье...
Рыданье и стоны внутри раздались
И все погрузилось въ молчанье...
Изъ мрака, какъ тѣни, мужчины встаютъ, --
Сильнѣй любопытство боязни, --
То тамъ промелькнутъ они живо, то тутъ,
Забывъ о грозящей имъ казни...
Но звѣзды померкли... Стелясь по полямъ,
Съ рѣки поднялися туманы*
Ужь слышно мычанье мой-гдѣ по дворамъ
И свѣжестью вѣетъ съ поляны...
Свѣтаетъ. Вдали загорѣлся востокъ,
Разорвана мрака завѣса
И хлынулъ багрянаго свѣта потовъ
На долъ изъ-за темнаго лѣса...
И все оживилось повсюду окрестъ,
Природа полна ликованьемъ,
На старой часовнѣ серебряный крестъ
Блеснулъ лучезарнымъ сіяньемъ...
Все свѣтомъ облито, кровавымъ огнемъ
Заискрились окна строеній,
А тамъ, въ этомъ домѣ, за ветхимъ окномъ
Порою виднѣются тѣни...
Толпа задрожала, давъ волю слезамъ,
И тихое слышно моленье:
"Не медли, о Боже, и грѣшнымъ рабамъ
"Пошли, Всемогущій, спасенье!..."
Но... чу!-- заскрипѣла тяжелая дверь,
Вотъ настежъ она отворилась,
И въ бѣлой одеждѣ изъ хаты теперь
Вдова на порогѣ явилась
И стала въ раздумьи... Потомъ обвела
Окрестность блуждающимъ взоромъ
И по лбу дрожащей рукой провела...
Вотъ что-то бормочетъ съ укоромъ...
Вотъ, словно привѣтствуя солнца восходъ,
Крестомъ свою грудь осѣняетъ,
Потомъ повернулась и въ хату идетъ,
Сѣдой головою киваетъ...
И снова все тихо, безмоливо вокругъ...
Объята толпа ожиданьемъ.
Но, Боже! всѣ въ ужасѣ вскрикнули вдругъ:
Крикъ радости слился съ рыданьемъ...
Три дѣвушки медленно вышли на дворъ,
У каждой кувшинъ надъ главою.
Ихъ поступь спокойна; но страшенъ ихъ взоръ
И полонъ могильной тоскою...
Какъ прежде, идутъ онѣ тихо къ рѣкѣ,
Идутъ по лужайкѣ зеленой
Туда, гдѣ волнами шумитъ вдалекѣ
Кормилецъ ихъ, Вардаръ студеный...
Въ восторгѣ народъ отовсюду бѣжитъ,
Объятія къ нимъ простираетъ,
Но пятится въ страхѣ, блѣднѣетъ, дрожитъ,
И крикъ на устахъ замираетъ...
О, у насъ! у блѣдныхъ сестеръ на главахъ
Не пестрые видны кувшины,
А головы беговъ кровавыя... Страхъ
Вселяетъ ихъ взглядъ ястребиный,
Съ нихъ падаетъ каплями свѣжая кровь
На бѣлыя ткани одежды...
И зрители въ ужасѣ пятятся вновь,
Поднять не осмѣлятся вѣжды...
Три дѣвы не вѣдаютъ страха однѣ...
Вотъ кончились нивы златыя,
Вотъ берегъ... Къ толпѣ обратились онѣ
И дрогнулъ ихъ голосъ впервые:
"Простите! Отнынѣ не смѣемъ отъ васъ
"Мы ждать ни любви, ни почета.
"Намъ Вардаръ остался... Отмстите за насъ!
"Спасите отчизну отъ гнета!"
И каждая страшную ношу съ главы
Сложила на берегъ высокій,
Спокойно вошла на вершину скалы
И ринулась въ Вардаръ глубокій...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
И волны взревѣли, и съ ревомъ глухимъ
Пучина надъ ними закрылась;
Но крикомъ ужаснымъ, почти неземнымъ,
Равнина въ тотъ мигъ огласилась...
Народъ обезумѣлъ, народъ заревѣлъ, --
Онъ жаждетъ, онъ требуетъ мщенья...
И гибель была арнаутовъ удѣлъ, --
И въ полдню покрылися грудами тѣлъ
Печальныя стогна селенья...
Перевод с чешского: А. Аксаковъ.
"Русская Мысль", No 5, 1881