[1] В средневековом искусстве и литературе дьявол иногда изображается наоборот, как ангел с ореолом вокруг головы (миниатюра, украшающая Библию IX и X в., где только когти хищной птицы и сосуд с огнем в левой руке указывают на его адское происхождение.) О красивых демонах говорится и в французской поэме XII в. Bataille Aliscans.
[2] А. Graf: Il. Diavolo.
[3] См. Driesen: Der Ursprung des Harlekin.
[4] См. Graf: Il diavolo. Puchs: История нравов т. I. Gossart: Bosch.
[5] L' ajuti si, ch'io ne sia consolata.
[6] Начало и конец карнавальной песни Лоренцо Великолепного Trionfo di Bacco e d'Arĭanna:
Quant'è bella giovinezza
Che si fugge tuttavia
Di doman ci non è certezza
Chi vuol esser lieto, sia!
[7] Т. Мор и его утопия.
[8] Бецольд: История реформации.
[9] Фукс: "Иллюстрированная история нравов". 1.
[10] La bas.
[11] Gossart: H. Bosch le faizeur des dyables.
[12] Hauseustein: Der Bauernbreugbel
[13] К этой же категории тенденциозно-социальных картин относится и напечатанный здесь рисунок Брегеля: "Война тощих против толстых", т. е. война стесненной новыми условиями жизни мелкой собственности против крупного капитала.
[14] Вероятно, таково было по существу содержание этой утерянной пьесы, насколько можно судить по анекдоту об антверпенской даме и черте в Anatomy of abuses Стеббса.
[15] Перевод К. Д. Бальмонта.
[16] Граф Карло Гоцци пользовался недаром такими горячими симпатиями романтиков, немецких (Тика, Ав. Шлегеля, ставившего его выше Гольдони, Гофмана) и французских (Подьэ). Это сочувствие объясняется как его склонностью ко всему таинственному и сказочному, так и его приверженностью к "старому режиму", к феодально-монархической старине, разрушавшейся под напором новых условий жизни.
[17] Всех было 45, дошло до нас 33.
[18] Гофман увековечил этот кружок в своих Serapionsbrüder. Здесь Теодор, Киприан и Лотар соответствуют ему самому, Винценц -- Корефу, автору страшной повести Die Schatzgräber, Сильвестр -- Контессе и Оттмар -- Xицигу. Впрочем рассказы, помещенные в Serapionsbrüder, составляют собственность самого Гофмана, см. Sackheim: Hoffman, Studien zu seinem Leben u seinen Werken.
[19] Поэзия кошмаров и ужаса является, конечно, только частью романтизма, который по своему содержанию сложнее; всё же эта мрачно-фантастическая струя составляет очень важную составную часть романтизма, притом повторяющуюся в романтизме всех европейских стран.
[20] О влиянии "готических" романов на французскую и немецкую литературу см. диссертации Ренча, Мебиуса и Мюллера.
[21] "Манфред" Пер. Бунина.
[22] "Тьма" Перевод И. С. Тургенева.
[23] Тик, как и большинство романтиков, был сторонником неподвижного средневекового сословного строя, как видно из его драмы: Genofeva, из рассказа Des Lebens Überfluss и др. Та же тема, что разработана в рассказе Der Runeberg, вдохновила потом Гофмана к рассказу Die Bergwerke von Falun, a этот последний лег затем в основу лирической драмы Гуго фон Гофмансталя, носящей то же самое заглавие.
[24] Фигура Аbrаun'а появляется снова в рассказе Гофмана Klein Zaches, где она олицетворяет человека, делающего карьеру, опираясь на чужие заслуги, а в XX в. в романе Эверса Die Alranne, где от корня мандрагоры родится странная женщина, жестокая и бессердечная, символ женского пола, губящего мужчину.
[25] Роман Гофмана написан под несомненным влиянием Meumoth the Wanderer Матюрина и особенно The Monk Льюса, который упоминается в "Эликсире дьявола".
[26] Однако еще до Делакруа Жерико создал образец новой мрачно-кошмарной живописи в известной картине "Крушение Медузы" (1819), где на плоту -- ком мертвых тел, а несколько уцелевших моряков зовут на помощь.
[27] Гетевский "Фауст" также, как известно, вдохновлял Делакруа.
[28] Kônt' ich Magie von meinem Pfad entfernen и т. д.
[29] Wenn Geister spucken, geh er seinen Gang.
[30] Пер. Холодковского.
[31] Перевод К. Д. Бальмонта.
[32] Здесь не место обсуждать вопрос, почему этот новый Ренессанс выразился сравнительно слабо и в сущности потерпел крушение.
[33] Бодлер перевел По на фран. язык.
[34] Отдел "Политика" XVIII и LXII.
[35] Перев. Эллиса, остальные стихи Бодлера в переводе Якубовича.
[36] В дневнике Бодлера "Мое обнаженное сердце" под цифрою LVII говорится: "прославить бродяжничество и то, что можно назвать le bohòmianisme".
[37] Бодлер перевел "Исповедь" Де-Кинси.
[38] "Золотой век" всеобщего здоровья и счастья лежит по убеждению Бодлера не в будущем, а в безвозвратно ушедшем прошлом.
[39] В книге "Le XIX siècle. Les oeuvres et les hommes.
[40] В книге: Du dandismo et de G Brummel.
[41] В противоположность Бодлеру, который, впрочем, впоследствии объяснял свое участие в революции 48 года -- чувством "мести".
[42] По ту сторону добра и зла 260.
[43] Барбэ д'Оревильи заставляет дьявола то и дело вмешиваться в жизнь людей: молодой человек уже хочет пройти мимо герцогини-проститутки, но следует за ней, ибо он уже находился, во власти дьявола", переулок где она живет -- одно из многочисленных его "княжеств" и т. д.
[44] В романе вообще не мало ужасов: отец выкапывает из могилы дочь и бросается с её трупом в пруд, выступает старуха, когда то занимавшаяся колдовством и т. д.
[45] Дезессент также больной поклонник художника Гойи.
[46] Впоследствии Гюйсманс вернулся от сатанизма к "доброму Богу". В романе En route где Дюрталь кается в монастыре траппистов и примиряется с небом, дьявол по-прежнему выступает, как реальное существо. Таким он представляется не только невежественным монахам, но и самому Дюрталю. Однако, все козни сатаны терпят крушение, ибо могущественнее его всё же -- "добрый Бог". Но вот что важно: Бог может обнаружить свое всемогущество только в монастырском уединении, только в стороне от современной жизни, где, очевидно, царит не Бог, а "князь тьмы". Роман En route таким образом не противоречит настроению романа "La bas", а только логически его дополняет.
[47] В романе Гамсуна "Голод" выведен голодающий писатель, задумавший сначала написать аллегорию. Изображается пожар в книжной лавке. "Аллегория" заключается в том, что горят не книги, а человеческие мозги. Потом он пишет драму из средневековой жизни, где героиней выступает проститутка, согрешившая в храме "из ненависти к небу", отличающаяся "безобразием".
[48] Тема о раздвоении личности снова встречается в разных вариациях в рассказах Эверса "Die blauen Indianer и Der Tod dés Barons Iesus Maria von Friedei и в рассказе Габеленца: Jener andere.
[49] Во Франции к этому жанру принадлежат еще рассказы Эркман-Шатриана, Les Névrosés Роллина и др., в Бельгии некоторые рассказы Лемоннье, Гелленса.
[50] В настоящее время Эверс самый яркий представитель этого "страшного" жанра в Германии: он большой поклонник Гофмана и Бодлера, биограф Эд. По и переводчик Виллье де Лилл Адана. В его рассказах то и дело мелькают имена художников Босха, Брегеля, Гойи, Ропса. Эти рассказы собраны в двух книгах Grauen и Die Bessessenen.
[51] См. также сборник рассказов Штробля: Die Knöcherne Hand.
[52] К этой категории относится также пьеса бельгийца Кромелинка: "Ваятель масок".
[53] Торжество смерти, вдохновившее когда-то Гольбейна к его "Пляске смерти", нашло яркого художника в лице немца Ретеля, творчество которого относится еще на 50-х годах ХIХ-е. После крушения мартовской революции, он создал ряд рисунков, изображающих победу смерти над народным движением. Эта превосходная "Пляска смерти" может быть рассмотрена только в другом месте, в другой связи. Кроме этой серии Ретель создал еще два рисунка на ту же тему, один из которых помещен в нашей книге.
[54] См. об этом подробнее нашу брошюру: "Торжество пола". (По поводу книги О. Вейнингера).
[55] См. также его роман: The Witch's Head.
[56] Нас могут упрекнуть, что нами оставлен в стороне еще один важный социальный фактор, служивший для многих писателей и художников источником ужаса: а именно война. Такой упрек может показаться тем более основательным, что некоторые из рассмотренных нами творцов кошмарных образов черпали в войне не мало мрачных сюжетов. Достаточно указать на известную серию рисунков Гойи Los desastros de la guerra, созданных им под впечатлением вторжения французов в Испанию, на картину Делакруа, впрочем упомянутую выше: La Bataille de Taillebourg, наконец на картину Штука "Война", где на черном коне по грудам раненых и убитых тел едет с мечом на плече бог брани. Близко к творцам кошмарных образов подходит и французский художник XVII в. Калло, которого мы оставили в стороне, так как в его творчестве всё же преобладает гротеск над кошмаром, а у Калло рядом с каким-нибудь "Св. Антонием", напоминающим манеру Босха и Брегеля, стоят превосходные рисунки, воспроизводящие ужасы войны. Можно было бы указать еще на многих других художников, изображавших безумие войны в мрачных тонах, порой близких к кошмару. Таковы напр. картины Тинторетто, на которых в зловеще мрачном освещении по полю битвы носятся огромные сказочные витязи, похожие на призраки, картины Вирца и др. Мы оставили мотивы о войне в стороне во 1) потому что можно в войне усматривать зло и безумие и однако отнюдь не быть пессимистом, в глазах которого жизнь есть царство дьявола, и поэтому мрачно пессимистические изображения войны не могли бы быть доказательством принадлежности данного писателя или художника к группе кошмарных творцов и во 2) потому, что если порой рассмотренные нами художники и воспроизводили ужасы войны, то даже у них сквозь пессимизм настроения пробивается вполне здоровая жизнеутверждающая идея, которую можно формулировать словами заглавия известного романа Nieder mit den Waffen. Военные картины Гойи, Штука, Делакруа и др. своего рода проповедь антимилитаризма. В них дышит тоже самое настроение, которое заставило Байрона воскликнуть после картины резни, сопровождавшей взятие Измаила (В Дон Жуане):
О внуки! На героев прежних лет
Смотрите изумлением объяты
Как смотрим мы на мамонта скелет
Дивясь тому, что мог он жить когда то.
[57] Достаточно указать на Меньэ.