Работа, за которую я взялся с таким легким сердцем, оказалась действительно ужасающей, как сказала мисс Беллингэм. Для расшифровки записанного в течение двух с половиной часов при средней скорости около 100 слов в минуту требуется немало времени. А так как выписки надо было сдать аккуратно к завтрашнему дню, то терять времени было нельзя, поэтому я через пять минут по возвращении в амбулаторию уже сидел за письменным столом, разложив перед собой записки, и энергично расшифровывал стенографические значки и разобранное записывал четким почерком. Занятие это имело для меня немалую прелесть прежде всего потому, что все фразы, которые я писал, были полны нежных воспоминаний, напоминали мне о том, как она шепотом диктовала их мне. Да и сам предмет был для меня полон интереса. Мне открывались новые перспективы, я переступал порог нового мира (который был ее миром). И потому я далеко не был доволен, когда приход случайных пациентов отрывал меня от работы.
Вечер подходил к концу, а из Невиль-Коурта еще ничего не было слышно, и я уже начал опасаться, что щепетильность м-ра Беллингэма оказалась непреодолимой.
Но ровно в половине восьмого дверь амбулатории внезапно распахнулась, и в комнату вошла мисс Оман, держа в руках синий конверт, с таким таинственным видом, как будто это был ультиматум.
-- Я принесла это вам от м-ра Беллингэма, -- сказала она. -- Тут вложена записка.
-- Вы мне разрешите прочесть ее, мисс Оман? -- спросил я.
-- Господи, помилуй! -- воскликнула она. -- Да что же еще с ней делать? Ведь я для того ее и принесла.
Я согласился и, поблагодарив ее за любезное разрешение, быстро пробежал записку, -- всего несколько слов, разрешавших мне показать копию завещания доктору Торндайку. Когда я поднял глаза, я заметил, что мисс Оман пристально и неодобрительно смотрит на меня.
-- Вы, кажется, стараетесь быть приятным в известном доме? -- заметила она.
-- Я всюду стараюсь быть приятным. Таков уж у меня характер.
-- Гм, -- фыркнула она.
-- Разве вы не считаете меня сколько-нибудь приятным? -- спросил я.
-- Сахар Медович, -- сказала мисс Оман.
Затем, с кислой улыбкой посмотрев на разложенные записки, заметила:
-- У вас теперь появилась новая работа. Это вносит большие изменения в вашу жизнь.
-- Восхитительные изменения, мисс Оман. Сатана считает... ведь вы, без сомнения, знакомы с философскими трудами доктора Уотса?
-- Если вы намекаете на "праздные руки", -- ответила она, -- то я вам дам один совет. Не позволяйте этой руке бездействовать долее, чем это действительно необходимо. У меня есть кое-какие подозрения по поводу этого лубка... ну, да вы понимаете, что именно я хочу сказать?..
И прежде чем я имел возможность что-либо ей ответить, она воспользовалась приходом двух пациентов, чтобы прошмыгнуть из амбулатории с такой же поспешностью, с какой вошла.
Вечерний прием закончился по обыкновению около половины девятого. Я подумал о завещании. Следовало, по возможности не откладывая, препроводить его Торндайку, а так как этого нельзя было поручить постороннему, то отнести пакет должен был я сам. И, засунув его в карман, я сейчас же направился к Темплю.
Часы на здании казначейства тихо пробили три четверти, когда я постучался своей палкой в "запретную" дубовую дверь моих друзей. Ответа не последовало. Подходя к дому, я не видел света в окнах, и стал подумывать о том, чтобы попытаться пройти через лабораторию на 2-м этаже, как вдруг услыхал знакомые шаги и голоса на каменной лестнице.
-- Браво, Барклей, -- воскликнул Торндайк, -- вы ждете здесь, словно пэри у райских врат. Поультон ведь сидит наверху над одним из своих изобретений. Если в другой раз вы найдете гнездышко пустым, подымайтесь прямо наверх и стучите в двери лаборатории. По вечерам он всегда там. Какие же новости вы принесли нам? Что я вижу? Не синий ли конверт торчит у вас из кармана?
-- Именно.
-- Это копия завещания? -- спросил он.
Я ответил утвердительно и добавил, что получил разрешение показать ее ему.
-- Ну, что я говорил? -- воскликнул Джервис -- Разве я не говорил, что он раздобудет нам копию, если таковая существует?
-- Мы признаем все мастерство вашего прогноза, потому вам незачем хвастаться, -- сказал Торндайк. -- Прочли ли вы завещание, Барклей?
-- Нет, я даже не вынимал его из конверта.
-- В таком случае, оно будет одинаково ново для всех нас. Посмотрим, насколько оно соответствует вашему описанию.
Он поставил три кресла на удобном расстоянии от лампы, а Джервис, следивший за ним с улыбкой, заметил:
-- Теперь Торндайк будет наслаждаться. Всякое непонятное завещание кажется ему прекрасным и может доставить ему огромное удовольствие, в особенности, если здесь можно предполагать связь с каким-нибудь темным мошенничеством.
-- Не знаю, действительно ли оно уж так непонятно, -- сказал я. -- Вся беда в том, что оно, кажется, слишком понятно. Во всяком случае, вот оно, -- и я передал конверт Торндайку.
-- Я полагаю, что мы можем вполне положиться на эту копию, -- сказал он, вынимая документ и просматривая его.
-- Ну, конечно, -- добавил он, -- копия сделана Годфри Беллингемом, сличена с оригиналом и засвидетельствована. В таком случае, Джервис, я попрошу вас немедленно прочесть ее нам, а я наскоро буду делать заметки для справок. Сядем поудобнее и закурим трубки, а потом приступим к чтению.
Он взял бювар, и, когда мы расположились в креслах и зажгли трубки, Джервис развернул завещание и, предварительно откашлявшись, приступил к чтению этого, в общих чертах уже известного читателям, документа.
Завещание состояло из трех пунктов. В первом -- поверенному завещателя, м-ру Джеллико, отказывались коллекция печатей и скарабеев и сумма в 2000 ф. стерлингов, Джорджу Хёрсту -- сумма в 5000 фунтов, а Годфри Беллингэму все остальное движимое и недвижимое состояние. Пункт второй ставил условием получения Годфри Беллингэмом наследства -- погребение на одном из нескольких поименованных здесь кладбищ. И, наконец, пункт третий в случае невыполнения этого условия передавал долю, предназначавшуюся Годфри, Хёрсту.
-- Ну, вот, -- сказал Джервис, окончив чтение. -- Мне приходилось видеть много идиотских завещаний, но это перещеголяло их все. Я не представляю себе, как можно будет привести его в исполнение? Один из двух душеприказчиков является чистой абстракцией, чем-то вроде алгебраической задачи, не имеющей решения.
-- Думаю, что эту трудность можно будет преодолеть, -- сказал Торндайк.
-- Не вижу, каким образом, -- возразил Джервис -- Если тело будет похоронено в определенном месте, то некто А становится душеприказчиком, если же в другом месте, -- то таковым станет некто В. Но тело не может быть найдено, никто не имеет ни малейшего представления, где оно находится, следовательно, невозможно доказать, находится ли оно или не находится в определенном месте.
-- Вы преувеличиваете, Джервис, -- сказал Торндайк -- Тело, конечно, может находиться в любом месте земного шара, но место, в котором оно находится, может быть или в пределах или вне пределов данных двух приходов. Если оно было погребено в пределах этих двух приходов, то факт этот можно установить, просмотрев отметки о похоронах с того дня, когда в последний раз видели живым пропавшего, и справившись с регистрами указанных мест погребения. Если не будет найдено никаких показаний, что погребение имело место в одном из этих двух приходов, суд примет этот факт как доказательство, что погребения там не было совершено и что тело находится в каком-нибудь другом месте. В результате Джордж Хёрст станет вторым душеприказчиком и наследником всего имущества.
-- Нечего сказать, утешительная перспектива для ваших друзей, Барклей! -- заметил Джервис -- Мы ведь наверняка можем сказать, что тело не было погребено ни в одном из вышеупомянутых мест.
-- Да! -- угрюмо согласился я. -- Боюсь, что в этом нет почти никакого сомнения. Но какая бессмыслица! Пусть уж этому человеку так хотелось, чтобы его похоронили в каком-нибудь из облюбованных им мест, все равно он не должен был делать таких нелепых распоряжений.
-- В этом я вполне с вами согласен, -- заметил Торндайк. -- Нелепый текст завещания не только создает массу осложнений, но и делает этот документ весьма знаменательным, если принять во внимание загадочное исчезновение завещателя.
-- В каком отношении он делает его знаменательным? -- живо спросил Джервис.
-- Рассмотрим последовательно все пункты завещания, -- сказал Торндайк, -- и прежде всего обратим внимание на тот факт, что завещатель имел под рукой очень сведущего адвоката.
-- Но м-р Джеллико не одобрял завещания, -- сказал я. -- Он даже энергично возражал против его текста.
-- Мы это тоже будем иметь в виду, -- ответил Торндайк. -- Теперь обратимся к этим условным пунктам. Первое, что бросается в глаза, это -- чудовищная несправедливость. Все наследство Годфри условно и зависит от того, где будет погребено тело завещателя. А между тем удовлетворение этого требования зависит не исключительно от Годфри. Завещатель мог, например, утонуть в море, погибнуть во время какого-нибудь пожара или взрыва или, наконец, мог умереть за границей и быть похороненным в таком месте, где нельзя было бы отыскать его могилу. Таких возможностей бесконечно много, не говоря уже о том маловероятном казусе, который произошел в действительности. Но даже если бы тело и было найдено, есть еще одно затруднение. Кладбища вышеупомянутых приходов уже закрыты в течение многих лет. Без особого разрешения едва ли можно будет похоронить там тело, и я сомневаюсь, можно ли добиться разрешения, даже если подвергнуть тело кремации. Во всяком случае, не от Годфри Беллингэма все это будет зависеть. А между тем, если там нельзя будет совершить погребения, он лишается наследства.
-- Это -- чудовищная и нелепая несправедливость! -- воскликнул я.
-- Да, -- согласился Торндайк, -- но это еще ничто в сравнении с абсурдом, на который мы наталкиваемся при детальном рассмотрении пунктов 2-го и 3-го. Обратите внимание: завещатель хотел быть погребенным в определенном месте, он также хотел, чтобы брат его получил наследство. Но если мы внимательно прочтем пункты 2-й и 3-й, мы увидим, что он сделал фактически невозможным выполнение своей воли. Он желает быть погребенным в определенном месте и выполнение своей воли возлагает на Годфри. Но он не дает Годфри никаких полномочий и ставит ему на пути непреодолимые препятствия. Ведь до тех пор, пока Годфри не станет душеприказчиком, он не имеет ни власти, ни полномочий, чтобы привести в исполнение завещание, а до тех пор, пока все условия не будут выполнены, он не может стать душеприказчиком.
-- Ужасная чепуха! -- воскликнул Джервис.
-- Да, но это еще не самое худшее, -- продолжал Торндайк. -- С момента смерти Джона Беллингэма на сцену выступает его труп, который будет где-то погребен, где бы он ни умер. Но если он не умер в одном из упомянутых приходов, -- что в высшей степени невероятно, -- его тело в настоящее время погребено где-нибудь в другом месте. В таком случае условия пункта второго не выполнены в настоящее время, и, следовательно, Джордж Хёрст автоматически становится вторым душеприказчиком.
Но выполнит ли Джордж Хёрст условия второго пункта? Вероятно, нет. Зачем ему? В завещании нет никаких указаний на это. Он возлагает все обязанности на Годфри. С другой стороны, если Хёрст выполнит условия второго пункта, он перестанет быть душеприказчиком и потеряет наследство в 70000 фунтов стерлингов. Мы можем быть вполне уверены, что он не сделает ничего подобного. Таким образом, рассмотрев оба эти пункта, мы видим, что воля завещателя может быть выполнена только в том случае, если бы он умер в одном из упомянутых приходов, или если бы тело его было препровождено сейчас же после смерти на одно из кладбищ этих приходов. Во всех других случаях совершенно очевидно, что он будет похоронен в каком-нибудь ином месте, а не в том, в котором ему хотелось бы, -- и в таком случае брат его останется ни с чем.
-- По-моему, Джон Беллингэм никогда не мог иметь этого в виду, -- сказал я.
-- Очевидно, нет, -- согласился Торндайк. -- Это явствует из самого завещания. Обратите внимание, он завещает 5000 фунтов стерлингов Джорджу Хёрсту в том случае, если будут выполнены условия второго пункта. Но он ничего не завещает своему брату в том случае, если они не будут выполнены. Очевидно, он и не допускал такой возможности.
-- Но, -- возразил Джервис, -- Джеллико ведь предвидел возможность недоразумений и указал на них своему клиенту.
-- Вот именно, -- сказал Торндайк. -- Тут есть какая-то загадка. Насколько нам известно, он энергично возражал, но Джон Беллингэм был непреклонен. Можно понять, что человек упорно настаивает на самом глупом и нелепом распределении своего имущества, но чтобы он настаивал на сохранении определенного текста завещания после того, как ему было доказано, что такой текст несомненно уничтожит его же собственные распоряжения?.. Нет, здесь кроется какая-то загадка, к которой необходимо отнестись очень внимательно!
-- Если бы Джеллико был заинтересованной стороной, -- сказал Джервис, -- то можно было бы заподозрить, что он принимал в этом участие. Но условия второго пункта ни в какой мере его не затрагивают.
-- Нет, -- сказал Торндайк, -- извлечет выгоду из всей этой путаницы один только Джордж Хёрст. Но, насколько мне известно, он не был знаком с условиями завещания, и у нас нет никаких данных считать его так или иначе ответственным за эту путаницу.
-- Теперь практический вопрос, -- сказал я. -- Что же будет дальше? И что можно сделать для Беллингэмов?
-- Весьма возможно, -- ответил Торндайк, -- что Хёрст предпримет какие-нибудь шаги. Он является непосредственно заинтересованной стороной. Он, вероятно, обратится в суд, чтобы добиться разрешения признать смерть и привести в исполнение завещание.
-- А суд что скажет?
Торндайк усмехнулся.
-- Решения суда зависят от его идиосинкразии, от его темперамента, и предугадать их нельзя. Могу сказать одно: суд неохотно дает разрешение признать факт смерти. Конечно, будет произведено энергичное расследование -- без сомнения, крайне неприятное: суд будет тщательно проверять все доказательства, причем будет, конечно, сильно склонен считать завещателя живым. Но, с другой стороны, известные факты говорят за то, что он умер, и будь завещание менее запутано, а заинтересованные лица -- единодушны в поддержании ходатайства, -- ходатайство их могло бы быть удовлетворено.
Но, конечно, в интересах Годфри следует опротестовать это ходатайство, раз он не в состоянии представить доказательства, что условия пункта второго выполнены. Может быть, он в состоянии выставить какие-нибудь соображения, говорящие за то, что Джон еще жив. Но, во всяком случае, его протест как лица, которому завещатель намеревался оставить все свое имущество, будет иметь большой вес в глазах суда.
-- Неужели? -- воскликнул я. -- Тогда становится понятным странный поступок Хёрста. Какой я болван! Я совершенно забыл рассказать вам о нем! Хёрст пытался прийти к полюбовному соглашению с Годфри Беллингэмом.
-- Да? -- сказал Торндайк. -- К какому же соглашению?
-- Он предложил следующее: Годфри должен будет поддержать перед судом его и Джеллико ходатайство о признании факта смерти и о приведении в исполнение завещания. Если их ходатайство будет удовлетворено, Хёрст обязуется выплачивать Годфри 400 фунтов стерлингов в год до самой его смерти, причем это соглашение должно оставаться в силе, какие бы случайности потом ни последовали.
-- Что он под этим подразумевает?
-- То, что если тело будет со временем найдено и условия пункта второго будут выполнены, Хёрст сохранит за собой все имущество и будет продолжать выплачивать Годфри 400 фунтов стерлингов в год.
-- Хо-хо! -- воскликнул Торндайк, -- это предложение очень и очень странное!
-- Чтобы не сказать "подозрительное", -- добавил Джервис -- Я не думаю, чтобы суд одобрил такую сделку.
-- Закон не одобряет сделок, целью которых является обход каких-нибудь пунктов завещания, -- ответил Торндайк. -- Впрочем, ничего нельзя было бы возразить против предложения Херста, не будь в нем оговорены "все случайности". Если завещание совершенно невыполнимо, то здравый смысл рекомендует всем наследникам прийти к какому-нибудь полюбовному соглашению во избежание излишней судебной волокиты. Если бы, скажем, Хёрст предложил выплачивать Годфри 400 фунтов стерлингов в год до тех пор, пока тело не будет найдено, но при условии, что в случае нахождения его Годфри в свою очередь будет выплачивать ему такую же сумму, то возражать было бы нечего. Но оговорка насчет "всех случайностей" существенно меняет дело. Конечно, может быть, здесь простая жадность, но во всяком случае это наводит на некоторые весьма интересные размышления.
-- Конечно, -- сказал Джервис, -- желал бы я знать, есть ли у него какие-нибудь основания предполагать, что тело будет найдено? Отсюда, конечно, не следует, что они у него есть. Возможно, что он просто хочет воспользоваться бедственным положением Беллингэма, чтобы прибрать в свои руки все состояние.
-- Если я не ошибаюсь, Годфри отклонил его предложение? -- спросил Торндайк.
-- Да, отклонил, и очень решительно. Мне кажется, что они наговорили друг другу много неприятных вещей по поводу самого исчезновения Джона.
-- А! -- протянул Торндайк. -- Это жаль. Если дело пойдет в суд, оно неизбежно вызовет много неприятных прений и еще больше неприятных газетных толков. И раз у заинтересованных лиц уже вкрались подозрения относительно друг друга, то решительно ничего нельзя сказать, чем дело может кончиться.
-- Совершенно верно, черт возьми! -- воскликнул Джервис.
-- Мы должны попытаться удержать их от излишнего скандала, -- сказал Торндайк.
-- Но вернемся к вашему вопросу, Барклей. Что же делать? Хёрст, наверно, скоро предпримет какие-нибудь шаги. Не знаете ли вы, будет ли Джеллико на его стороне?
-- Нет, не будет. Он отказывается предпринимать какие-либо шаги без согласия Годфри, по крайней мере, он так говорит теперь. Он сохраняет самый корректный нейтралитет.
-- Это хорошо, -- сказал Торндайк. -- Хотя он может совершенно переменить позицию, когда дело дойдет до суда. Из того, что вы сказали, я заключаю, что Джеллико предпочел бы привести в исполнение завещание и покончить с этим делом. Это вполне естественно, поскольку он получит по завещанию две тысячи фунтов стерлингов и ценную коллекцию. Поэтому мы не сделаем большой ошибки, если примем, что хотя Джеллико и будет сохранять видимый нейтралитет, все же он скорее будет действовать в интересах Хёрста, чем в интересах Беллингэма. Отсюда вывод: что Беллингэму необходим хороший советчик, а если дело пойдет в суд, -- то хороший адвокат.
-- Он не имеет средств ни для первого, ни для второго, -- сказал я. -- Он беден, как церковная крыса, а горд, как чёрт. Безвозмездной помощи адвоката он не примет.
-- Гм... -- промычал Торндайк, -- это очень некстати. Не можем же мы допустить, чтобы Беллингэм проиграл дело за неимением профессионального адвоката. Это одно из самых интересных дел, какие когда-либо мне попадались, и я не хочу, чтобы оно шло кое-как. Не думаю, чтобы он стал возражать против дружеского неофициального совета, а нам ничто не может помешать начать производить кое-какие предварительные разведки.
-- Какого характера?
-- Для начала мы должны убедиться, что условия пункта второго не были выполнены, что Джон Беллингэм не был погребен в пределах упомянутых им приходов. Очевидно, он не был там погребен, но мы все-таки ничего не должны принимать на веру. Затем мы должны удостовериться, что его уже нет в живых и что тело его не может быть найдено. В конце концов, ведь не исключена возможность, что он еще жив -- и наше дело напасть на его след. Мы с Джервисом можем навести эти справки, не говоря ни слова Беллингэму. Мой ученый собрат может просмотреть записи погребений, не забывая и крематориев, в самом Лондоне, а я возьму на себя все остальное.
-- Неужели вы действительно думаете, что Джон Беллингэм может быть еще жив? -- сказал я.
-- Раз его тело не было найдено, такая возможность не исключена. Сам я считаю это в высшей степени невероятным, но это невероятное необходимо проверить, прежде чем откинуть такую возможность.
-- Эти розыски мне представляются безнадежными, -- заметил я. -- С чего же вы предполагаете начать?
-- Я думаю начать с Британского Музея. Люди, служащие там, могут дать какие-нибудь указания относительно его переездов. Я знаю, что сейчас производятся очень важные раскопки в Гелиополисе; сам директор Египетского отдела находится в настоящее время там, а доктор Норбери, который временно его замещает, -- старинный друг Джона Беллингэма. Я зайду к нему и постараюсь разузнать, не было ли чего-либо, что могло бы внезапно заставить Джона Беллингэма уехать за границу, -- в Гелиополис, например? Может быть, он в состоянии будет мне сказать, что именно побудило пропавшего предпринять свою последнюю, весьма загадочную поездку в Париж. Он может дать нам очень важную нить. Между тем, Барклей, вы, со свойственным вам тактом, должны попытаться примирить вашего друга с тем, что он должен разрешить вам приняться за это дело. Объясните ему, что я делаю это исключительно в целях обогащения своих же собственных познаний.
-- С вашей стороны чрезвычайно любезно принимать такое участие в деле моих друзей, -- сказал я. -- Будем надеяться, что они не станут глупо упорствовать, не желая поступаться своею гордостью.
-- Вот что я вам скажу! -- воскликнул Джервис -- Мне пришла в голову блестящая мысль. Вы устроите у себя маленький ужин и позовете нас и Беллингэмов. За ужином мы с вами атакуем старика, а Торндайк употребит все свое красноречие, чтобы убедить дочь. Эти убежденные и неисправимые старые холостяки, вы знаете, совершенно неотразимы.
-- Видите ли, мой уважаемый младший коллега обрекает меня на вечное безбрачие, -- заметил Торндайк. -- Но, -- добавил он, -- его предложение действительно очень хорошо. Дружеская беседа за ужином даст нам возможность великолепно объяснить ему все.
-- Да! -- сказал я. -- Именно так. Мне самому эта мысль очень нравится. Только я не смогу этого устроить в ближайшие дни, так как у меня сейчас есть работа, которая занимает все мое свободное время.
Оба моих друга вопросительно посмотрели на меня, и я вынужден был рассказать им всю историю с порезанной рукой и с Тель-Эль-Амарнскими письменами.