По своей обычной привычкѣ, г. Тальво проводилъ свою племянницу до двери ея комнаты, поцѣловалъ ее въ лобъ, пожалъ ей руку и удалился къ себѣ.
Часа черезъ полтора, когда можно было думать что Сабина уже спитъ, докторъ Тальво вышелъ изъ своей комнаты, осторожно пробрался корридоромъ и спустился по лѣстницѣ. Свѣча которую онъ держалъ обливала дрожащимъ свѣтомъ искаженныя черты его блѣднаго лица. Онъ вошелъ въ большую комнату нижняго этажа, служившую ему одновременно и библіотекой и гостиной, и затѣмъ, поднявъ тяжелую портьеру, прошелъ въ свою лабораторію. Онъ прямо направился къ старинному дубовому шкафу, гдѣ у него хранились сильно дѣйствующія средства и яды, употребляемые имъ при составленіи лѣкарствъ и при опытахъ. Шкафъ этотъ запирался безъ ключа, замкомъ съ секретомъ. Повернувъ звенья этого замка, докторъ на секунду остановился какъ бы въ раздумьи, но вслѣдъ затѣмъ рѣшительно распахнулъ дверцы. Его блѣдное лицо помертвѣло: на верхней полкѣ, гдѣ стояли сильно дѣйствующія средства, онъ замѣтилъ пустое мѣстечко. Съ его судорожно сжатыхъ губъ едва слышно сорвалось слово: Aconit. Вдругъ ему почудился какой-то невнятный шорохъ. Онъ потушилъ свѣчу и сталъ прислушиваться. Минуту спустя онъ ясно разслышалъ осторожные шаги и шелестъ шелковаго платья въ сосѣдней комнатѣ. Онъ поспѣшно приблизился къ двери и ожидалъ. Ночь была ясная, сквозь выходившія въ садъ окна луна слабо освѣщала лабораторію. Портьера поднялась, и на порогѣ появилась Сабина: въ ту же секунду рука доктора Тальво опустилась на плечо его воспитанницы.
Молодая дѣвушка слабо вскрикнула, отъ внезапнаго испуга выронила пузырекъ, который звеня упалъ за полѣ, и бѣгомъ бросилась въ сосѣднюю комнату. Она остановилась у стоявшаго посреди комнаты большаго стола, оперлась на него рукой и ожидала своего опекуна направлявшагося прямо къ ней. Въ библіотекѣ, какъ и въ лабораторіи, въ окнахъ выходившихъ въ садъ, ставень не было; луна и здѣсь разливала свой мягкій голубоватый полусвѣтъ. Г. Тальво могъ видѣть на лицѣ и во взорѣ Сабины выраженіе дерзкой рѣшимости.
-- Несчастная! глухо проговорилъ онъ: -- что же ты не оправдываешься!... Скажи что ты ошиблась... Аконитъ также лѣкарство. Ты не разъ видала какъ я самъ употреблялъ его. Ты могла сдѣлать неосторожность... Вотъ почему ты скрыла это?... Отвѣчай же!
-- Къ чему? сказала она съ презрительнымъ жестомъ:-- вы бы мнѣ не повѣрили, вы не вѣрите самому себѣ.
Совсѣмъ уничтоженный, г. Тальво упалъ въ свое кресло и въ глубокомъ волненіи проговорилъ:
-- Нѣтъ, это правда... Невозможно сомнѣваться. Она не способна сдѣлать такую грубую ошибку! Увы, она слишкомъ хорошо понимала что дѣлаетъ!.. Съ какою дьявольскою хитростью сумѣла она выбрать этотъ ядъ, дѣйствіе котораго должно было имѣть сходство съ симптомами самой болѣзни... смѣшаться съ ними и, усиливъ ихъ, незамѣтно довести больную до смерти!.. Да, это преступленіе ужасное, заранѣе обдуманное преступленіе противъ этого кроткаго и милаго существа!..-- Онъ помолчалъ.-- О какъ же я жестоко обманулся, проговорилъ онъ и потомъ снова обращаясь къ Сабинѣ:-- Скажи же мнѣ по крайней мѣрѣ что мужъ ея былъ твоимъ сообщникомъ, что это онъ толкнулъ тебя на это низкое, ужасное преступленіе?
-- Нѣтъ, сказала Сабина,-- онъ ничего не знаетъ... Я люблю его и знаю что любима; вотъ и все.
Послѣ нѣсколькихъ минутъ безмолвнаго молчанія, докторъ Тальво снова обратился къ Сабинѣ и проговорилъ твердымъ, хотя и сильно измѣнившимся голосомъ:
-- Сабина, если ты разчитывала на какую-либо преступную слабость съ моей стороны, ты ошиблась; съ этой минуты мой долгъ предать тебя въ руки правосудія и, какъ мнѣ ни тяжело, я исполню этотъ долгъ.
-- Вы прежде подумайте, дядя, холодно, сказала молодая дѣвушка, стоя по другую сторону стола и глядя прямо въ лицо своего опекуна.-- Если вы меня предадите въ руки правосудія, если вы доставите свѣту удовольствіе слѣдить за такимъ интереснымъ процессомъ, всѣ скажутъ что я ваша воспитанница, и это будетъ сущая истина.
-- Моя воспитанница, несчастная? Развѣ я училъ тебя какимъ-либо правиламъ которымъ не слѣдовалъ самъ? Развѣ я не училъ тебя честности, правдѣ, справедливости, человѣколюбію?
-- Вы удивляете меня, дядя! Какъ это такому умному какъ вы человѣку никогда не приходило въ голову что изъ вашихъ теорій, изъ нашихъ совмѣстныхъ ученыхъ занятій я могла извлечь правила противоположныя вашимъ?.. Древо науки не производитъ одинаковыхъ плодовъ на всякой почвѣ. Вы мнѣ говорите о честности, правдѣ, справедливости, человѣколюбіи? Вы удивляетесь что теоріи внушившія вамъ эти высокія чувства не внушили ихъ также и мнѣ. Подобно мнѣ, вы знаете что эти воображаемыя добродѣтели въ сущности произвольны; онѣ не болѣе какъ инстинкты, предразсудки навязанные намъ природой, потому что они ей нужны для сохраненія и развитія ея дѣла. Вамъ нравится слѣдовать этимъ инстинктамъ, а мнѣ не нравится. Вотъ и все.
-- Но не говорилъ ли я тебѣ и не повторялъ ли сотни разъ, несчастная, что долгъ, честь и даже счастье зависятъ отъ этихъ естественныхъ законовъ, законовъ божественныхъ?
-- Да, вы мнѣ это говорили и сами вѣрите въ это. Я же наоборотъ вѣрю что долгъ и честь человѣческаго существа -- возмущаться противъ такого рабства. Да, разумѣется, вы мнѣ говорили и повторяли что для васъ не только долгъ, но и наслажденіе скромно содѣйствовать своими трудами и добродѣтелями какому-то божественному творчеству, какимъ-то высшимъ и таинственнымъ цѣлямъ къ которымъ стремится воя вселенная. Но, право, я совершенно равнодушна къ такого рода наслажденіямъ; клянусь вамъ, мнѣ нѣтъ никакой охоты лишать себя чего бы то ни было, сдерживать себя и страдать всю жизнь ради того чтобы готовить какому-то будущему человѣчеству состояніе полнаго блаженства и совершенства которыми мнѣ самой не придется наслаждаться, готовить празднества въ которыхъ я сама не буду принимать никакого участія и рай въ который не попаду.
Рѣчь ея, въ началѣ спокойная и холодная, понемногу оживлялась и постепенно дошла до высшей степени возбужденности. Она тихими шагами ходила по библіотекѣ, минутами останавливаясь чтобъ оттѣнить какое-нибудь выраженіе энергическимъ жестомъ. Г. Тальво продолжалъ безмолвно сидѣть въ своемъ креслѣ, отвѣчая ей только неопредѣленными, полными негодованія восклицаніями, и повидимому въ какомъ-то остолбененіи слѣдилъ за тѣмъ какъ она подобно призраку то исчезала въ темнотѣ, то появлялась въ блѣдномъ свѣтѣ луны.
-- Говорить ли вамъ все? продолжала она.-- Я смертельно скучала, скучала въ настоящемъ, прошедшемъ и будущемъ... Я томилась... Мысль провести здѣсь всю свою жизнь надъ учеными книгами и физическими инструментами, имѣя въ видѣ утѣшенія и развлеченія лишь одно конечное совершенствованіе вселенной... Мысль эта была для меня нестерпима, она томила, удручала меня. Такою жизнью можетъ удовлетвориться только человѣкъ подобный вамъ; но у кого подъ кожей есть нерны, въ жилахъ течетъ кровь, а сердце горитъ страстями, такіе люди никогда не могутъ удовлетвориться подобною жизнью! Я женщина, у меня всѣ женскія стремленія и помыслы, во мнѣ всѣ женскія страсти. Онѣ даже у меня сильнѣе чѣмъ у другихъ, потому что я чужда всякимъ предразсудкамъ которые у другихъ женщинъ отчасти могутъ одерживать страстные порывы. Я мечтала о страстной любви, богатствѣ, блескѣ, роскоши, удовольствіяхъ, развлеченіяхъ. Я сознавала что судьба одарила меня всѣмъ чтобы достичь всего, наслаждаться всѣмъ. Я жаждала жизни и должна была это всего и навсегда отказаться... Къ чему мнѣ въ такомъ случаѣ свобода мысли которой я достигла? Къ чему мнѣ наука, изъ которой я не могла извлечь никакой пользы для своихъ стремленій, для удовлетворенія своихъ страстей? Представился случай, я полюбила этого человѣка и поняла что и онъ любитъ меня; я поняла что будь онъ свободенъ, онъ женился бы на мнѣ... и... и я сдѣлала то что сдѣлала! Преступленіе? но это вѣдь только одинъ пустой звукъ. Гдѣ добро, гдѣ зло? Въ чемъ истина и въ чемъ ложь? Вѣдь и вы сами должны знать что въ наше время законы нравственности не болѣе какъ листъ бѣлой бумаги, на которомъ всякій пишетъ все что захочетъ смотря по направленію своего ума и темпераменту своего характера. Теперь существуютъ только частные, личные кодексы нравственности. Моему кодексу меня учитъ сама природа своимъ примѣромъ: съ безстрастнымъ эгоизмомъ она уничтожаетъ все что ее стѣсняетъ, все что служитъ ей преградой къ достиженію ея цѣлей; она давитъ слабаго чтобъ онъ уступилъ свое мѣсто сильному. И повѣрьте, теорія эта не новая, ея должны были всегда держаться всѣ высшіе, дѣйствительно свободные умы... Говорится: добрые умираютъ! Нѣтъ, это слабые исчезаютъ... и этимъ самымъ только исполняютъ свой долгъ; помогая имъ исчезнуть съ лица земли, дѣлаешь то же что дѣлаетъ и само божество!.. Перечтите-ка своего Дарвина, дядя!..
Но тотъ къ кому она обращалась уже пересталъ ее слышать. Обернувшись къ нему при послѣднихъ своихъ словахъ, она увидала что тѣло его тяжело наклонилось впередъ, а голова недвижно лежала на столѣ. Онъ не вынесъ ужаснаго удара, который одновременно поразилъ и умъ, и сердце его. Подъ тяжестью этого удара погибли всѣ его чувства, помыслы, надежды, вѣрованія; ударъ этотъ разомъ убилъ въ немъ и умственную, и нравственную жизнь. Его юная воспитанница была для него не только подругой его жизни, но и возлюбленною его сердца: своею оригинальною красотой она казалась ему отраженіемъ, воплощеніемъ его философской религіи; именно въ ней и сіяла для него эта религія лучезарнымъ блескомъ, именно въ ней она и очаровала его. Когда онъ увидалъ подъ обворожительною, обожаемою внѣшностью такое чудовище, мысль его угасла, а вслѣдъ за нею и самая жизнь...
Что въ это мгновеніе произошло въ душѣ и умѣ этого юнаго существа, спутанныя философскія понятія котораго исказили въ немъ образъ человѣческій? неизвѣстно. Послѣ первой минуты нѣмаго ужаса она приложила руку къ похолодѣвшему сердцу человѣка, столько лѣтъ осыпавшаго ее своими благодѣяніями и самыми вѣжными ласками, упала возлѣ него на колѣвіи и конвульсивно зарыдала.
Вдругъ порывистымъ движеніемъ она поднялась, отерла себѣ глаза и погрузилась въ минутное размышленіе. Потомъ она прошла въ лабораторію, подняла съ полу упавшій пузырекъ и поставила его на мѣсто въ дубовый шкафъ. Сдѣлавъ это, она осторожно поднялась по лѣстницѣ и прошла къ себѣ въ комнату.
При первыхъ проблескахъ дня, шумъ внизу, испуганные возгласы прислуги и суетня увѣдомили ее о томъ что горестное открытіе уже сдѣлано. Испуганная и растерявшаяся горничная прибѣгала за Сабиной. Она бросилась внизъ и пролила еще нѣсколько можетъ-быть вполнѣ искреннихъ слезъ у тѣла своего опекуна.
Докторъ Ремонъ опредѣлилъ что смерть г. Тальво послѣдовала отъ прилива крови къ мозгу. Сабина очень просто разказала ему что вчера вечеромъ, когда она простилась съ дядей, онъ остался въ библіотекѣ подъ тяжелымъ и грустнымъ впечатлѣніемъ произведеннымъ на него смертью гжи де-Водрикуръ, которую онъ горячо любилъ. Между прочимъ, онъ упрекалъ себя за недостатокъ предусмотрительности, какъ бы считая себя отчасти виновнымъ въ случившемся печальномъ событіи. Она была и удивлена, и встревожена тѣмъ что мысль эта до такой степени волнуетъ его. Докторъ Ремонъ вполнѣ допускалъ что г. Тальво, изнуренный своими учеными занятіями и пораженный неожиданнымъ и сильнымъ горемъ, могъ умереть именно такимъ образомъ. Его объясненіе всѣхъ удовлетворило, всѣ ему повѣрили; между этими двумя внезапными смертными случаями установилась нѣкоторая связь, одна смерть объяснялась другою.
Мысль что смерть гжи де-Водрикуръ была слѣдствіемъ преступленія не приходила и не могла никому придти въ голову; молодая женщина была долгое время больна, на глазахъ у всѣхъ видимо угасала съ каждымъ днемъ, всѣмъ казалось что болѣзнь шла своимъ обыкновеннымъ теченіемъ, и смерть ея казалась естественнымъ слѣдствіемъ недуга которымъ она страдала. Ученая преступница сумѣла выбрать ядъ съ такимъ искусствомъ и давать его въ такихъ дозахъ что дѣйствіе его невозможно было отличить отъ естественныхъ припадковъ болѣзни; ядъ только усилилъ ихъ и сдѣлалъ самый недугъ смертельнымъ. Что же касается признаковъ могущихъ указать на присутствіе яда, то только докторъ Тальво, благодаря своей необыкновенной учености и проницательности, могъ замѣтить ихъ; впрочемъ, вѣдь извѣстно что изо всѣхъ растительныхъ ядовъ дѣйствіе аконита всего менѣе поддается научному изслѣдованію, такъ какъ онъ не оставляетъ послѣ себя въ организмѣ почти никакихъ ни внутреннихъ, ни наружныхъ слѣдовъ.
Между тѣмъ какъ мадмуазель Тальво, получивъ послѣ дяди наслѣдство, продолжала со своею больною матерью жить въ Ла-Соле, графъ де-Водрикуръ, похоронивъ свою жену, поѣхалъ съ маленькою Жанной въ Варавилль. Онъ прожилъ тамъ нѣсколько недѣль, вмѣстѣ съ матерью и родственниками Аліетты оплакивая свою покойную жену. Горе его было вполнѣ искренне. Если г. де-Водрикуръ и страдалъ вслѣдствіе своего неудачнаго выбора, если онъ и не разъ проклиналъ тотъ день въ который соединился неразрывными узами брака съ женщиной, всѣ чувства и склонности которой совершенно противорѣчили его собственнымъ, если живя съ нею онъ и полюбилъ страстно другую женщину, то тѣмъ не менѣе, при мысли о той которой уже не было въ живыхъ, особенно первое время, онъ испытывалъ чувство глубокой горести вмѣстѣ съ чувствомъ безконечнаго состраданія къ усопшей.
Осенью Бернаръ уѣхалъ въ Англію къ родственникамъ Куртэзовъ и провелъ тамъ и часть зимы, занимаясь охотой и развлекаясь путешествіями. Возвратясь снова во Францію, онъ пробылъ нѣкоторое время близь своей дочери въ Варавиллѣ, и наконецъ, въ первый разъ послѣ смерти жены посѣтилъ Вальмутье.
Уѣзжая отсюда онъ не видался съ Сабиной, но по своемъ пріѣздѣ въ Варавилль немедленно написалъ ей письмо выражая свое искреннее сочувствіе по случаю ея горестной утраты. Она отвѣтила ему въ томъ же тонѣ, вѣжливо, коротко и сдержанно. Изъ Англіи Бернаръ снова и уже съ меньшею сдержанностью раза три писалъ Сабинѣ, возвращаясь понемногу къ своему прежнему шутливому тону, но не дѣлая впрочемъ ни малѣйшаго намека на нѣжную сцену происшедшую между ними за нѣсколько дней до смерти Аліетты.
Когда они снова увидѣлись, Сабина была еще въ глубокомъ траурѣ, что необыкновенно шло къ ея страстной красотѣ, воспоминаніе о которой преслѣдовало Бернара и по ту сторону пролива и понемногу изглаживало изъ его памяти свѣтлый образъ несчастной умершей.
Тѣмъ не менѣе, нѣкоторое время онъ раздумывалъ прежде чѣмъ принять окончательное рѣшеніе, которое ему казалось неизбѣжнымъ. Что-то глухо возмущалось въ немъ противъ мысли его союза съ Сабиной, и все-таки онъ кончилъ тѣмъ что убѣдилъ себя что послѣ происшедшаго между ними, послѣ его безмолвнаго призванія въ любви, чувство деликатности и даже чести принуждаетъ его жениться на ней тотчасъ же какъ онъ и она сдѣлаются свободными. Сверхъ того, онъ былъ слишкомъ молодъ чтобы не жениться второй разъ, и какъ было ему послѣ горькаго опыта своего перваго брака не остановить своего выбора на этой молодой дѣвушкѣ рѣдкаго, исключительнаго образованія, въ которой онъ не видѣлъ ни пороковъ преждевременной свѣтской испорченности, ни узкости религіозныхъ взглядовъ, и въ которой напротивъ того онъ замѣчалъ только высшее умственное развитіе, чувства и правила высокой честности.
Сверхъ того, онъ зналъ что можетъ обладать ею только женившись на ней, а обладаніе этимъ великолѣпнымъ созданіемъ сдѣлалось его единственною мыслью, которая ни днемъ, ни ночью не давала ему покоя.
Онъ желалъ дождаться годовщины смерти Аліетты, и только въ іюнѣ мѣсяцѣ вернулся въ Варавилль чтобы сообщить гжѣ де-Куртэзъ о своемъ рѣшеніи. Онъ сказалъ ей что, не имѣя сына, онъ считаетъ своимъ долгомъ относительно своего имени и памяти своего дяди жениться вторично. Онъ женится на мадемуазель Тальво: это совершенно особенное существо, которое еще дороже ему благодаря той нѣжной заботливости съ которою она нѣкогда ухаживала за его дочерью и женой. Чтобы смягчить ударъ наносимый имъ матери Аліетты, онъ объявилъ ей что разчитываетъ оставить у нея маленькую Жанну, прося при этомъ позволенія часто посѣщать Варавилль чтобы видѣться съ дочерью. Не, безъ искренней сердечной горести рѣшился онъ разстаться съ нѣжно-любимымъ ребенкомъ. Эта была тайная жертва которую онъ, можетъ-быть помимо своей воли, приносилъ той которая уже не могла сама заботиться о своемъ ребенкѣ.
Три мѣсяца спустя Сабина Тальво стала женой Бернара, а зимой того же года, послѣ путешествія по Европѣ, графъ и графиня де-Водрикуръ поселились въ Парижѣ въ роскошно отдѣланномъ домѣ близь Елисейскихъ Полей.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Года черезъ два послѣ своего брака съ Сабиной Бернаръ снова взялся за перо и прибавилъ въ своемъ дневникѣ слѣдующія строки.
Парижъ, февраль 188... г.
Жизнь моя безспорно одна изъ самыхъ удивительныхъ въ наше время!.. Еслибъ я былъ постороннимъ наблюдателемъ ея, она бы сильно меня интересовала, а такъ какъ я въ ней главное дѣйствующее лицо, то она интересуетъ меня еще болѣе. Теперь, какъ и десять лѣтъ тому назадъ, въ судьбѣ моей совершается переломъ, переломъ чувствительный, и я невольно уступаю желанію выразить всѣ причиняемыя имъ во мнѣ ощущенія; можетъ-быть созрѣвъ съ годами, кромѣ того, я буду въ состояніи изложить въ своемъ дневникѣ нѣсколько стоящихъ вниманія философскихъ размышленій.
Еще нѣсколько словъ о печальномъ прошломъ, о которомъ я могу говорить отнынѣ не иначе какъ съ чувствомъ самаго глубокаго уваженія. Я не былъ счастливъ съ моею первою женой, и она не была счастлива со мной; я даже имѣю основаніе думать что ея молодая жизнь была подкошена горемъ. Но въ чемъ же мнѣ упрекать себя? У нея была вѣра, у меня ея не было. Вотъ и все. Моя истинная вина въ томъ что я не предвидѣлъ роковыхъ послѣдствій союза двухъ человѣкъ смотрящихъ на жизнь съ совершенно противоположныхъ точекъ зрѣнія: одинъ смотрѣлъ на нее какъ на Божій даръ, другой какъ на случайный даръ судьбы; одинъ какъ на испытаніе, какъ на преддверіе другой жизни, другой какъ на временное наслажденіе, какъ на приключеніе безо всякихъ послѣдствій. Очевидно что при такихъ различныхъ воззрѣніяхъ на жизнь и самая жизнь этихъ людей должна идти совершенно различными путями. Однако довольно объ этомъ.
Если моя первая жена огорчала меня, то вторая безконечно забавляетъ. Она не страдаетъ избыткомъ религіозности, скорѣе избыткомъ научныхъ свѣдѣній. У нея масса всякихъ знаній; боюсь однако что она не совсѣмъ правильно усвоила ихъ себѣ. Я достаточно знаю о своемъ времени, достаточно читалъ или по крайней мѣрѣ пробѣгалъ книги, и казалось бы могу слѣдить за ея философскими теоріями; но мнѣ кажется что она злоупотребляетъ ими и слишкомъ далеко заходитъ въ своемъ логическомъ мышленіи. У нея есть всегда ученые аргументы, на которые она опирается во всѣхъ своихъ дѣйствіяхъ, вкусахъ, симпатіяхъ и антипатіяхъ. Мнѣ кажется я буду смѣяться до самой смерти ея отвѣту мнѣ вскорѣ послѣ нашей свадьбы. Такъ какъ весьма многое изъ ея дѣйствій, признаюсь, меня сильно удивляло, то я и сказалъ ей что желалъ бы имѣть сына. "Не разчитывайте въ этомъ случаѣ на меня, сказала она. Рожденіе дѣтей одна изъ тяжкихъ обузъ налагаемыхъ на насъ природой для ея надобностей. Но я не расположена покоряться ей. Мое правило, какъ я думаю, весьма сходное и съ твоимъ собственнымъ, брать отъ жизни какъ можно больше наслажденій и избѣгать всякихъ страданій. Природа надѣлила какою-нибудь приманкой каждый изъ своихъ принудительныхъ законовъ. Такъ она изобрѣла сладострастіе какъ приманку для рожденія дѣтей. Цѣль свободнаго ума -- схватить приманку, не трогая самого закона. Ты мнѣ скажешь что родъ людской прекратился бы еслибы всѣ думали также какъ я. А я тебѣ отвѣчу что это мнѣ совершенно безразлично. Природа, какъ ты долженъ знать, заботится о сохраненіи видовъ и презираетъ отдѣльныя единицы... Я же, подобно ей, презираю единицы, но вмѣстѣ съ тѣмъ ни мало не забочусь и о сохраненіи видовъ!"
Правда, съ женскою граціей и обворожительною улыбкой, причемъ у нея на щекахъ появились двѣ прелестныя ямочки, она потомъ прибавила: "А затѣмъ, мой другъ, рожденіе дѣтей вредитъ красотѣ, а такъ какъ ты находишь меня красавицей, то я и желаю ею оставаться!"
И дѣйствительно она продолжаетъ быть и оставаться красавицей, но я имѣю нѣкоторое основаніе опасаться что о сохраненіи своей красоты она заботится не для меня одного. Рѣшившись тверже чѣмъ когда-либо на все смотрѣть съ веселой точки зрѣнія, я тѣмъ не менѣе намѣренъ еще коснуться этого щекотливаго вопроса.
Послѣ нашего свадебнаго путешествія (въ продолженіи котораго, признаюсь, рѣдкое обширное умственное образованіе Сабины доставляло мнѣ не мало удовольствія), мы наконецъ пріѣхали и поселились въ Парижѣ, куда я лично былъ очень радъ возвратиться. Я было боялся что жена моя послѣдовала сюда за мною только въ угоду мнѣ, боялся и того что ей будетъ трудно привыкнуть къ шумному Парижу послѣ ея затворнической и серіозной жизни въ деревнѣ. Сперва я былъ пріятно изумленъ въ этомъ отношеніи. Сабина вошла въ свѣтъ какъ въ родную для себя сферу. Вскорѣ однако я замѣтилъ что она даже черезчуръ усердно предается всякаго рода свѣтскимъ удовольствіямъ; мысленно я невольно сравнивалъ ее съ вырвавшеюся изъ душной кельи монахиней, жадно предающейся развлеченіямъ о которыхъ она долго и тщетно мечтала у себя въ монастырѣ; можетъ-быть у же слишкомъ поздно вспомнилъ я о томъ странномъ любопытствѣ съ какимъ нѣкогда, во время нашихъ прогулокъ, разспрашивала меня мадемуазель Тальво объ удовольствіяхъ и развлеченіяхъ счастливыхъ жителей Парижа. Теперь она и сама могла предаваться имъ, и слѣдуетъ прибавить что она предавалась имъ съ такимъ увлеченіемъ какъ будто хотѣла какъ можно скорѣе испить до дна всю чашу свѣтскихъ наслажденій. Жена моя съ неутомимою, ненасытною страстью стремилась ко всякаго рода развлеченіямъ: обѣды, балы, прогулки, театры, домашніе спектакли, всевозможныя празднества, какіе только могутъ доставить сколько-нибудь пищи уму, чувственности или тщеславію, безпрерывно смѣняли другъ друга; Сабины хватало да и теперь еще хватаетъ на все. Но у нея не безсмысленное увлеченіе заурядной Парижанки; она рѣшила извѣдать все, насладиться всѣмъ что только можетъ дать наша несчастная планета; а въ исполненіи принятаго ею рѣшенія ее поддерживаютъ крѣпкіе какъ сталь нервы и непреклонная, желѣзная воля. Моя жена загадка. Ее можно сравнить просто со вновь открытою рукописью; съ перваго дня нашего брака я занимаюсь изученіемъ этой рукописи, и признаюсь, не безъ нѣкотораго душевнаго трепета. Я разумѣется не могъ не замѣтить что эта удивительная женщина, вмѣсто того чтобы, подобно своему покойному воспитателю, черпать въ наукѣ и знаніяхъ мистическую вѣру въ высшее существо, черпаетъ въ нихъ только горькое отрицаніе вмѣстѣ съ чувствомъ глубокаго презрѣнія и возмущенія противъ всякихъ естественныхъ и сверхъестественныхъ стѣсненій, противъ всякихъ божескихъ и человѣческихъ законовъ. Я задавалъ себѣ вопросъ до чего можетъ дойти эта страстная натура со своею необузданною логикой? когда остановится ея ненасытная любознательность? Особенно же занималъ меня вопросъ о томъ, остановится ли она въ своемъ чувствѣ любви на мнѣ, или же перенесетъ его на кого-нибудь другаго.
Жена моя, какъ бы угадывая это, сама постаралась отчасти отвѣтить мнѣ на этотъ вопросъ.
Случилось это благодаря совершенно ничтожному обстоятельству. Давалось представленіе съ участіемъ въ первый разъ Сарры Бернаръ; жена моя, никогда не пропускавшая подобныхъ этому важныхъ событій, по своему обыкновенію поручила мнѣ во что бы то ни было достать ложу въ театръ. Я не могъ достать ложи. Признаюсь, я и не особенно хлопоталъ объ этомъ: жена такъ много веселилась и дни и ночи что я начиналъ испытывать, несмотря на всю свою любовь къ выѣздамъ и свѣтской жизни, нѣкоторое утомленіе. Докторъ посовѣтовалъ мнѣ нѣсколько отдохнуть. Такимъ образомъ я вовсе былъ не прочь провести вечеръ дома, особенно же въ обществѣ своей жены, такъ какъ чудная красота ея, несмотря на всѣ ея странности, можетъ-быть именно благодаря этимъ странностямъ, продолжала обаятельно дѣйствовать на мое. воображеніе.
Послѣ обѣда, въ теченіе котораго она была очень молчалива и имѣла очень недовольный видъ, я послѣдовалъ за ней въ ея будуаръ, гдѣ весело пылалъ въ каминѣ огонь.
-- Вы никуда не ѣдете сегодня вечеромъ, мой другъ? сказалъ я, любезно предлагая ей папиросу.
-- Куда же я поѣду? Весь Парижъ кромѣ насъ на этомъ представленіи!
-- Я нисколько не завидую всему Парижу, а весь Парижъ можетъ завидовать мнѣ потому что я съ вами.
Она лежала на кушеткѣ, во при этихъ словахъ приподнялась и смѣрила меня съ ногъ до головы однимъ изъ своихъ самыхъ холодныхъ и высокомѣрныхъ взглядовъ.
-- Извините, мой другъ, нo неужели вы меня еще любите?
Въ отвѣтъ я только изумленно взглянулъ на нее.
-- Въ самомъ дѣлѣ, продолжала она,-- это меня очень удивляетъ.... А у меня никакого чувства къ вамъ нѣтъ.
Она спокойно протянулась на кушеткѣ и прибавила:
-- Я говорю это, мой другъ, потому что замѣчаю что съ нѣкоторыхъ поръ вы начинаете ревновать и желаю избавить васъ отъ смѣшной роли ревнивца.... Затѣмъ я замѣчаю еще что вамъ утомительно всюду какъ тѣнь слѣдовать за мной.... Мнѣ даже кажется что это разрушительно дѣйствуетъ на ваше здоровье. Теперь, послѣ моего объясненія, вы имѣете полную возможность отдохнуть.
-- Благодарю за милость! сказалъ я.-- Но сдѣлайте одолжевіе будьте еще яснѣе.... Не хотите ли вы сказать что съ этой минуты я долженъ отказаться отъ чести пользоваться вашею благосклонностью?
-- Именно.
-- И что можетъ-быть вы имѣете намѣреніе нарушить вѣрность мнѣ которую вы обязаны сохранять?
-- Вѣрность которою я вамъ обязана?... Въ силу чего позвольте васъ спросить? Ужь не въ силу ли тѣхъ клятвъ которыми мы обмѣнялись передъ алтаремъ Бога, въ Котораго не вѣримъ?... Послушайте! вѣдь вы не ребенокъ и очень хорошо знаете что мы исполнили только одну формальность ради приличій и свѣтскихъ условій!... Въ настоящее время общество дозволяетъ пользоваться выгодами брака только людямъ исполнившимъ эту формальность.... Только при этомъ условіи она допускаетъ ихъ въ свой кругъ и позволяетъ имъ занять подобающее положеніе въ свѣтѣ.... Мы должны были покориться этой необходимости.... но что же въ самомъ дѣлѣ бракъ для людей вашихъ воззрѣній? Вы очень хорошо знаете что бракъ есть не болѣе какъ простая сдѣлка въ виду общихъ выгодъ,-- правда, сдѣлка эта иногда совершается вслѣдствіе обоюднаго влеченія, но она не можетъ быть основана, противно законамъ природы, на нелѣпости вѣчной любви одного и того же мущины къ одной и той же женщинѣ и одной и той же женщины къ одному и тому же мущинѣ.
-- Милая Сабина, сказалъ я,-- съ вами положительно невозможно скучать. Когда человѣкъ подобно мнѣ начинаетъ стариться, ему часто приходится дремать у комелька... Я же, безъ сомнѣнія, избѣгну этого условія старости, пока вы будете забавлять меня своими веселыми разговорами.
-- Я цѣню въ васъ, Бернаръ, отвѣчала она,-- что вы такъ добродушно приняли мои слова. Глупый человѣкъ пожалуй бы разсердился... Притомъ же, признаюсь, я нѣсколько рѣзко выразила свою мысль... нo я была страшно разсержена тѣмъ что не попала въ театръ... Зачѣмъ вы такъ избаловали меня?
-- Итакъ, я долженъ принять за шутку все что вы мнѣ наговорили сегодня?
-- Да нѣтъ, мой другъ, вовсе нѣтъ!... Я не беру ничего изъ сказаннаго мною; признаю только что раздраженіе съ моей стороны было совершенно лишнимъ. Вы сами должны понимать что все сказанное мною справедливо, что для насъ бракъ долженъ быть тѣмъ же чѣмъ онъ былъ для свободныхъ мыслителей конца прошлаго столѣтія, то-есть почтеннымъ кровомъ, подъ сѣнью котораго каждый сохраняетъ полную личную свободу!... Мы друзья и, надѣюсь, останемся друзьями... Полюбить другъ друга, да притомъ еще и вѣчно? Развѣ это естественно, развѣ это возможно? Вы сами знаете что нѣтъ... Итакъ, что же? Обоюдно обманывать другъ друга жалкими приторными нѣжностями?... Нѣтъ!... Намъ остается только одинъ разумный и достойный насъ обоихъ исходъ: продолжать пользоваться всѣми выгодами брака и въ то же время предоставить другъ другу полную свободу. Истинная теорія жизни должна заключаться въ томъ чтобы брать отъ общества какъ и отъ природы всѣ выгоды какія они намъ представляютъ и отстранять отъ себя всѣ тягостныя обязательства которыя они стремятся на насъ наложить!
-- Милое дитя, отвѣчалъ я,-- вы слишкомъ на меня полагаетесь, если воображаете что я способенъ безо всякаго отдыха переваривать ваши ученыя теоріи насчетъ природы и всякихъ ея обязательствъ... Я слишкомъ простъ для того чтобъ оспаривать Великія истины основанныя на такихъ обширныхъ научныхъ свѣдѣніяхъ... А потому прошу позволенія поцѣловать вашу ручку и пожелать вамъ покойной ночи.
Съ этими словами я удалился. Думаю что имѣю право сказать что сумѣлъ отретироваться съ честью при такихъ затруднительныхъ обстоятельствахъ. Во всякомъ случаѣ я горжусь своимъ поведеніемъ.
Таковъ былъ тонъ нашихъ отношеній въ тотъ вечеръ; такимъ онъ съ тѣхъ поръ и остался. И съ той и съ другой стороны чувствуется затаенная вражда; въ насъ даже какъ будто начинаетъ зараждаться другъ къ другу чувство истинной ненависти, скрытой подъ формой любезной ироніи. Совмѣстная жизнь пока еще выносима, и то благодаря только свѣтскимъ развлеченіямъ, въ которыхъ незамѣтно проходитъ время. Какъ бы то ни было, но становится очевидно что мой второй бракъ грозитъ быть такимъ же несчастнымъ какъ и первый, пожалуй еще несчастнѣе. Но на этотъ разъ я имѣю то утѣшеніе что моя противница можетъ и умѣетъ защищаться; теперь я уже не имѣю передъ собою какъ нѣкогда существа до такой степени нѣжнаго и чувствительнаго что сознаешь себя жестокимъ при малѣйшемъ ему противорѣчіи. Говорятъ что бракъ -- поединокъ; приходится считать себя счастливымъ когда дерешься на равномъ оружіи. Это поддерживаетъ и возбуждаетъ... Разумѣется это далеко не счастіе, но по крайней мѣрѣ жизнь, а не прозябаніе!
30 марта.
Вчера я очень весело провелъ вечеръ... Но разкажу все по порядку.
Вслѣдствіе точныхъ объясненій данныхъ мнѣ женой, я долженъ былъ готовиться защищать не жизнь свою, но честь. Я пробовалъ убѣдить себя, какъ мнѣ совѣтовала это моя жена, что наши дѣды, люди прошлаго столѣтія, были правы предоставляя другъ другу полную свободу и даже дѣлясь другъ съ другомъ разказами о своихъ любовныхъ похожденіяхъ; но хоть я и чуждъ всякихъ предразсудковъ, но рѣшительно не способенъ возвыситься до такой философіи. Признаю что по строгой логикѣ жена моя права въ своей теоріи насчетъ брака. Она права, говоря что взаимная, вѣчная любовь между мущиной и женщиной нелѣпость, противная законамъ самой природы. Несомнѣнно что только спиритуалистическія вѣрованія могутъ увѣковѣчить супружескую вѣрность, потому что они видятъ въ бракѣ не только временный союзъ двухъ человѣческихъ существъ, но и союзъ двухъ безсмертныхъ душъ.. Несомнѣнно также и то что между двумя подобными намъ, откровенными матеріалистами, бракъ, теряя свою религіозную основу, есть не болѣе какъ необходимое свѣтское условіе и что, кажется, такимъ супругамъ вполнѣ разумно придти къ обоюдному соглашенію пользоваться всѣми выгодами брака, отстраняя отъ себя всѣ его стѣснительныя стороны. Да, все это очень научно. Но слѣдуетъ однако полагать что научные способы не ко всему въ мірѣ приложимы, особенно же къ предметамъ нравственнаго міра. Что до меня, то признаюсь что недѣли черезъ двѣ я дошелъ путемъ логическаго мышленія до того что убѣдилъ себя въ томъ что теоріи моей жены вполнѣ справедливы и основательны, и что я со своей стороны докажу ей что и я способенъ смотрѣть на жизнь съ высшей точки зрѣнія и признавать разумнымъ соглашеніе насчетъ полной обоюдной свободы. Но какъ только я открылъ было ротъ чтобы сообщить ей о своемъ рѣшеніи какъ слова замерли у меня на языкѣ, потому что, несмотря на все логическое мышленіе, я почувствовалъ что готовлюсь совершить ужаснѣйшую низость. Нѣтъ, положительно есть такіе предразсудки отъ которыхъ я никогда не буду въ силахъ вполнѣ отрѣшиться и въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ никогда не буду въ состояніи достигнуть полной свободы мысли.
Итакъ, вчера вечеромъ, у старой герцогини были живыя картины, въ которыхъ жена моя принимала весьма дѣятельное участіе, главнымъ образомъ разумѣется потому что ея античная красота еще болѣе выигрываетъ при артистической обстановкѣ живыхъ картинъ. Я уже не сопутствую моей женѣ во время ея выѣздовъ такъ усердно какъ прежде, но все-таки продолжаю довольно часто бывать въ свѣтѣ какъ для того чтобы не подавать повода къ толкамъ, такъ и для того чтобы не отставать отъ событій. Послѣ того какъ она такъ откровенно объяснилась со мною я уже болѣе не сомнѣвался въ томъ что жена моя кѣмъ-то занята и, конечно, меня очень интересовало узнать кѣмъ именно. Это оказалось не трудно. Жена моя, продолжая считать меня влюбленнымъ въ себя и въ достаточной степени презирая меня за это, не считала нужнымъ особенно стѣсняться мною. При одномъ изъ посольствъ въ Парижѣ состоитъ нѣкій молодой князь замѣчательной красоты, а ухаживанія его за гжой де-Водрикуръ съ нѣкоторыхъ поръ ни для кого не тайна. Встрѣчи на прогулкѣ, на балѣ, въ театрѣ и даже въ моемъ собственномъ домѣ бываютъ слишкомъ часты чтобъ ускользнуть даже и отъ вниманія мужа. Однако, насколько я свѣдущъ въ такого рода вещахъ, дѣло пока ограничивалось только однимъ кокетствомъ. Долженъ признаться что я не люблю князя. Ревность тутъ ни при чемъ; онъ просто мнѣ не нравится. Князь высокаго роста, брюнетъ съ большими точно у жука глазами и съ длинными весьма изящными усами, которыми онъ особенно гордится; на губахъ у него какъ у балетной танцовщицы играетъ постоянная улыбка, такъ что онъ вѣчно выставляетъ на показъ свои бѣлые какъ слоновая кость зубы. Въ его довольствѣ самимъ собой нѣтъ возможности сомнѣваться.
Князь участвовалъ въ очень многихъ картинахъ; его представительная наружность, великолѣпные костюмы и ослѣпительной бѣлизны зубы подъ черными усами, производили всеобщій восторгъ. Наконецъ онъ появился вдвоемъ съ моею женой въ картинѣ изображающей Юдиѳь и Олоферна. Юдиѳь, съ мечомъ въ одной рукѣ, другою рукой опиралась на ложе Олоферна и наклонившись къ нему, прислушивалась крѣпко ли онъ спитъ прежде чѣмъ нанести ему роковой ударъ. Оба они дѣйствительно были великолѣпны: жена моя, облокотясь своею бѣлою изящною рукой на покрывавшую ложе медвѣжью шкуру и широко раскрывъ свои большіе, дикіе глаза, смотрѣла въ лицо своей жертвы; а князь съ золотыми дисками въ ушахъ и съ заплетенною по-ассирійски бородой блаженно улыбался во снѣ подъ впечатлѣніемъ сладкихъ грезъ. Потребовали повторенія картины.
Я находился за кулисами, исполняя должность режиссера. Было ли то игрой воображенія или дѣйствительностью, но въ ту минуту какъ опускался занавѣсъ, мнѣ показалось что головы Юдиѳи и Олоферна, и безъ того находившіяся въ близкомъ другъ отъ друга разстояніи, сблизились еще болѣе.
Въ слѣдующую затѣмъ минуту мнѣ выпало счастье оказать маленькую услугу князю. Дѣло шло о томъ чтобы помочь ему снять его ассирійскую бороду, привязанную весьма сложною комбинаціей снурковъ. Съ услужливою поспѣшностью я схватилъ ножницы и быстро перерѣзалъ снурки, но въ то же время въ какой-то непростительной разсѣянности имѣлъ неловкость отрѣзать ему и одинъ изъ его прекрасныхъ усовъ Я тотчасъ же разсыпался въ извиненіяхъ, но лицо его съ однимъ усомъ представляло такое забавное зрѣлище что я не выдержалъ и расхохотался. Князь не принялъ моего извиненія. Сегодня утромъ мы дрались въ Медонѣ, и я прокололъ ему шпагой плечо.
Приключеніе это очень забавляетъ все общество, но въ женѣ моей оно, кажется, возбудило чувство досады.
10 апрѣля.
Ничего новаго, все та же восхитительная семейная жизнь, еще болѣе пріятная благодаря полному обоюдному довѣрію. Жена моя, со свойственнымъ ей возбуждающимъ спокойствіемъ, обдумываетъ способъ отомстить мнѣ. За обѣдомъ когда мы бываемъ съ ней съ глазу на глазъ, она бросаетъ мнѣ далеко не нѣжные взгляды. Меня это ничуть не тревожитъ, и я продолжаю, особенно въ ея присутствіи, выказывать самую безпечную веселость, потому что въ свою очередь я нисколько не люблю ея. Въ ея педантическомъ цинизмѣ, въ ея полной безнравственности, основанной на убѣжденіи есть что-то отталкивающее, уничтожающее въ ней всякую женскую прелесть. Со своими необузданными страстями, со своею безмѣрною научностію и безконечнымъ дилеттантизмомъ, она готовитъ мнѣ, я въ томъ увѣренъ, тысячи интересныхъ неожиданныхъ сюрпризовъ, отъ которыхъ можетъ-быть не всегда защитишься шпагой. Она очень близко сошлась съ одною русскою дамой о которой говорятъ мало хорошаго. Да, нечего сказать, счастливая мысль пришла мнѣ въ голову, когда я рѣшился ввѣрить этой женщинѣ и свой покой, и свое имя, и свою честь!
Вальмутье 20 апрѣля.
Подъ предлогомъ не терпящихъ отлагательства поправокъ въ домѣ, я поѣхалъ на нѣсколько дней въ Вальмутье чтобы подышать здѣсь чистымъ воздухомъ.
По моему приказанію, комната Аліетты стояла запертою и запечатанною съ того самаго дня какъ ее вынесли отсюда въ гробу. Сегодня я въ первый разъ вошелъ въ эту комнату; въ ней еще чувствуется запахъ любимыхъ духовъ моей покойной жены. Бѣдная Аліетта! Зачѣмъ не могъ я, какъ ты того жаждала, мое милое дорогое дитя, раздѣлить твоихъ вѣрованій и вести ту мирную честную жизнь о которой ты мечтала! Въ сравненіи съ моею настоящею жизнію она мнѣ представляется райскимъ блаженствомъ.
Какое ужасное событіе произошло въ этой комнатѣ, какое горькое воспоминаніе! Я и теперь еще вижу ея послѣдній устремленный на меня взглядъ, взглядъ почти ужаса! Какъ она быстро умерла, и до чего смерть ея поразила этого бѣднаго Тальво!
Я помѣстился въ этой комнатѣ. Но я проживу здѣсь не долго. Я хочу на нѣсколько дней съѣздить въ Варавилль. Мнѣ необходимо видѣть дочь. Меня такъ и тянетъ взглянуть на ея милое ангельское личико.
Вальмутье 22 апрѣля.
Сколько перемѣнъ со времени моего дѣтства, со времени моей юности! Какая поражающая перемѣна произошла въ нашемъ нравственномъ мірѣ! Мы были проникнуты мыслью о Богѣ справедливомъ, но отечески милосердомъ, и мы дѣйствительно какъ дѣти относились къ нему со страхомъ и уваженіемъ, но и съ надеждою и вѣрою. Мы чувствовали что Богъ невидимо поддерживаетъ насъ, руководитъ вами, въ бытіи Его мы не сомнѣвались, мы говорили съ Нимъ и казалось что Онъ отвѣчаетъ вамъ. Теперь мы чувствуемъ себя одинокими, брошенными на произволъ судьбы въ этомъ огромномъ мірѣ; мы вращаемся въ жесткой, дикой и мстительной средѣ, гдѣ борьба за существованіе есть единственный неумолимый законъ, гдѣ всѣ мы не болѣе какъ разрозненныя единицы, гдѣ мы боремся между собой со свирѣпымъ эгоизмомъ, безъ пощады, безъ упованія, безъ надежды на конечную справедливость. Надъ нами уже нѣтъ ничего, хуже чѣмъ нѣтъ ничего: вмѣсто милосердаго Бога вашей счастливой юности -- божество равнодушное, насмѣшливое, безпощадное...
Вальмутье 23 апрѣля.
Мать Аліетты, гжа де-Куртэзъ, уже давно была больна, запоздавшая депеша увѣдомляетъ меня о ея кончинѣ. Немедленно ѣду въ Варавилль. Мнѣ нельзя долѣе оставлять тамъ дочь. Единственный человѣкъ оставшійся изо всей семьи въ живыхъ, старуха-бабушка впала въ совершенное дѣтство. Дочери моей скоро минетъ десять лѣтъ, я не могу оставлять ее на попеченіи одной прислуги. Я рѣшилъ увезти ее съ собою въ Парижъ, воспитывать ее при себѣ или же въ пансіонѣ или монастырѣ. Я переговорю объ этомъ съ ея дѣдомъ, архіепископомъ. Присутствіе моего ребенка поможетъ мнѣ переносить весьма многое.
Варавилль 27 апрѣля.
...Одну минуту, одну секунду въ комнатѣ моей покойной жены мнѣ пришла въ голову ужасная мысль, но я поспѣшно отогналъ ее прочь какъ бредъ безумія. И вотъ этотъ бредъ безумія становится дѣйствительностью!
Писать ли мнѣ это? Да, я напишу... я долженъ все написать, потому что мой дневникъ такъ весело начатый, теперь становится моимъ завѣщаніемъ; если меня не станетъ, тайна эта не должна умереть вмѣстѣ со мною. Я долженъ завѣщать ее опекунамъ моей дочери. Дѣло идетъ объ ея интересахъ, если не о самой жизни.
Вотъ что произошло: Получивъ слишкомъ поздно извѣстіе о смерти гжи де-Куртэзъ, я не поспѣлъ къ похоронамъ. Всѣ родственники уже разъѣхались. Я засталъ въ Варавиллѣ только брата Аліетты, Жерара де-Куртэзъ, который теперь назначенъ флотскимъ капитаномъ. Я сообщилъ ему о своихъ планахъ относительно дочери. Онъ ихъ одобрилъ. Я имѣлъ намѣреніе взять въ Парижъ вмѣстѣ съ Жанной и старую няшо, Викторію Женё, которая выходила и Аліетту, и ея дочь. Но она уже очень стара и кромѣ того больна; я боялся что она не захочетъ ѣхать съ нами, тѣмъ болѣе что со времени кончины моей жены она относилась ко мнѣ какъ-то странно, почти враждебно; только изъ уваженія къ памяти Аліетты я терпѣливо переносилъ ея ворчливое поведеніе. Я позвалъ ее въ комнату Жанны, пока дѣвочка играла въ саду, и сказалъ ей:-- Милая Викторія, пока гжа де-Куртэзъ была жива, я считалъ своимъ долгомъ оставлять дочь свою при ней, да и никто лучше ея не былъ способенъ заботиться о воспитаніи моей дочери. Теперь мой долгъ взять на себя ея воспитаніе, а потому я и намѣренъ увезти Жанну съ собою въ Парижъ. Надѣюсь что вы согласитесь ѣхать вмѣстѣ съ нами и оставаться при моей дочери?
Какъ только старушка поняла мои намѣренія, она страшно поблѣднѣла; я даже замѣтилъ какъ отъ волненія у нея затряслись руки; она пристально посмотрѣла мнѣ прямо въ глаза своимъ твердымъ взглядомъ и проговорила:
-- Нѣтъ, графъ, вы не сдѣлаете этого!
-- Извините, любезная гжа Жене, я сдѣлаю это... Я очень цѣню вашу вѣрность и преданность и буду вамъ весьма признателенъ если вы останетесь при моей дочери.. Но во всякомъ случаѣ я знаю что дѣлаю и никому не позволю распоряжаться ни собою, ни своею дочерью!
-- Умоляю васъ не дѣлайте этого!
-- Викторія, или вы совсѣмъ съ ума сошли?
-- Нѣтъ. Еслибъ я была способна сойти съ ума, то уже давно сошла бы...
Она не отводила отъ меня своего строгаго, пристальнаго, проницательнаго взгляда и казалось хотѣла проникнуть въ самую глубину моей души.
-- Я никогда этому не вѣрила, прошептала она,-- нѣтъ, никогда не могла этому вѣрить.... но если вы увезете дѣвочку, то повѣрю.
-- Да чему же, несчастная? чему?
Она еще болѣе понизила голосъ:
-- Я повѣрю тому что вы знаете какъ умерла ея мать и желаете чтобъ и дочь умерла какъ мать!
-- Умерла какъ мать!
-- Да... и отъ той же руки!
Холодный потъ выступилъ у меня на лбу, точно холодомъ смерти повѣяло на меня.... Но я все еще старался отогнать отъ себя ужасную истину.
-- Викторія, проговорилъ я,-- берегитесь!.... Вы дѣйствительно не безумная, но хуже того.... Ваша ненависть къ той которая заняла мѣсто моей первой жены, ваша слѣпая ненависть къ ней внушаетъ вамъ ужасныя, преступныя слова,
-- Ну такъ что же! въ порывѣ дикой энергіи воскликнула она:-- послѣ того что я вамъ сказала, везите вашу дочь къ этой женщинѣ, если смѣете!
Я прошелся по комнатѣ чтобы собраться съ мыслями, и потомъ снова обратился къ старой нянѣ:
-- Но какъ я могу повѣрить вамъ? Если у васъ была хоть тѣнь возможности доказать то что вы сейчасъ мнѣ сказали, почему же, вы такъ долго молчали? Какъ вы допустили меня вступить въ этотъ гнусный бракъ?
Она стала нѣсколько довѣрчивѣе, голосъ ея смягчился:
-- Я молчала, графъ, потому что моя дорогая госпожа прежде чѣмъ отойти къ Богу заставила меня поклясться предъ Распятіемъ что я вѣчно сохраню эту тайну.
-- Но не отъ меня же, наконецъ... не отъ меня! въ свою очередь уставился я на нее вопросительнымъ взглядомъ.
-- Да, правда.... не отъ васъ.... она бѣдная думала....
-- Что? что она думала?... что я зналъ?... что я былъ соучастникомъ?... Говори!
Она опустила глаза и промолчала.
-- Боже мой, неужели!... Голубушка, садись вотъ здѣсь... возлѣ меня.... и говори.... говори все, все что ты знаешь... все что ты видѣла.... Когда ты догадалась объ этомъ? въ какую минуту?... Вѣдь она въ самомъ дѣлѣ была серіозно больна....
-- Да, графъ, но опасности не было... Вы знаете, такъ доктора говорили, да я и сама такъ долго ходила за ней что не могла ошибиться!... Ахъ, я очень хорошо знаю когда наступила опасность.... Вы должны помнить, графъ, тотъ день когда пріѣхала герцогиня и когда за Mlle Сабиной послали лошадей... Я убѣждена что именно въ этотъ день она и довела до конца свое злодѣяніе.... Я замѣтила что съ нѣкоторыхъ поръ страданія покойной графини рѣзко увеличились... была замѣтна сильная перемѣна.... Я начинала догадываться и стала наблюдать за этою дѣвушкой.... Вечеромъ, спрятавшись за занавѣской маленькаго будуара рядомъ со спальной, гдѣ всегда приготовляли питье, я увидала какъ она вынула изъ кармана маленькій пузырекъ и капнула изъ него одну или двѣ капли въ питье графини. Я тотчасъ же вышла изъ своей засады: "Что это вы дѣлаете?" Она покраснѣла, но отвѣчала мнѣ со своимъ всегдашнимъ хладнокровіемъ: "это капли которыя дядя совѣтовалъ мнѣ прибавлять къ валеріанѣ"... Вотъ что она отвѣтила мнѣ, и вы сейчасъ же убѣдитесь что она лгала... Можетъ-быть было уже слишкомъ поздно когда я ее поймала; навѣрное она уже не въ первый разъ дѣлала свое мерзкое дѣло. Первою моею мыслью было предупредить васъ, но я не посмѣла... и предупредила графиню... Для меня было очевидно что я не сказала ей ничего новаго... а между тѣмъ она почти строго пожурила меня за это: "Ты знаешь", сказала она, "что питье она всегда приготовляетъ при моемъ мужѣ... такъ неужели и онъ въ этомъ виновенъ? Я скорѣе готова принять смерть изъ его рукъ чѣмъ повѣрить этому!" И я помню что какъ разъ въ эту самую минуту вы вышли изъ будуара и подали ей чашку питья. Она взглянула на меня... нѣсколько минутъ спустя ей было такъ дурно что она думала что уже всему конецъ. Она велѣла мнѣ подать Распятіе и заставила меня поклясться на немъ что я никогда никому не скажу ни слова о нашемъ подозрѣніи... Вотъ тогда-то я и послала за священникомъ. Когда уже все было кончено, господинъ Тальво, который, какъ вы знаете, былъ страшно пораженъ случившимся, сталъ меня разспрашивать; я ему сказала что, по моему мнѣнію, капли данныя имъ Сабинѣ чтобы прибавлять въ питье графини повредили ей. "Какія капли?" спросилъ онъ меня съ недоумѣніемъ. "Капли въ маленькомъ темномъ пузырькѣ..." Онъ страшно поблѣднѣлъ, растерянно взглянулъ на меня, поникъ головой какъ человѣкъ который не знаетъ что сказать, и поспѣшно удалился. Когда на утро я узнала объ его смерти, то сказала себѣ: "этотъ несчастный самъ покончилъ съ собою". Вотъ, графъ, что я знаю, что я видѣла своими глазами, и клянусь вамъ Богомъ что все сказанное мною истинная правда!..
Она умолкла, я не былъ бы въ состояніи отвѣчать ей... я схватилъ ея дрожащія старческія руки, припалъ къ нимъ головой и зарыдалъ какъ ребенокъ.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Буду ли я живъ или умру, необходимо чтобы дочь моя была ограждена это всякаго соприкосновенія съ этою ужасною женщиной. Если я буду живъ, я самъ позабочусь объ этомъ; если же умру, надобно чтобы другіе позаботились о томъ же самомъ. Я принялъ всѣ предосторожности чтобы мой дневникъ послѣ моей смерти былъ врученъ монсиньйору де-Куртэзу, дѣду моей дочери, а въ случаѣ если и его не будетъ въ живыхъ, то Жерару де-Куртэзу, брату моей покойной жены. Послѣднія страницы моего дневника вполнѣ ясно укажутъ имъ чего я отъ нихъ ожидаіо.
Подписывая свой свадебный контрактъ съ Сабиной Тальво я щедро обезпечилъ ее, назначивъ ей въ пожизненное пользованіе половину всего моего состоянія, которое по ея смерти должно было все отойти къ моей дочери. Получая все состояніе матери, дочь моя и безъ того очень богата, и потому я не полагалъ что ея интересы пострадаютъ отъ моего распоряженія. Но подъ вліяніемъ своей роковой страсти я сдѣлалъ еще одно прибавленіе въ свадебномъ контрактѣ, по которому все мое состояніе должно было перейти къ Сабинѣ Тальво въ случаѣ если дочь моя умретъ до замужества. Такимъ образомъ теперь мнѣ предстояло оградить свою дочь не только отъ нравственной заразы этой глубоко испорченной женщины, во и отъ руки способной на преступленія.
Что касается перваго совершеннаго ею преступленія, то я считаю своимъ долгомъ объяснить почему я оставилъ его безъ преслѣдованія закона. Мои личныя воспоминанія, точный и послѣдовательный разказъ Викторіи, внезапная таинственная смерть доктора Тальво и наконецъ мое ознакомленіе съ наклонностями и нравственными правилами Сабины, не оставляли во мнѣ и тѣни сомнѣнія въ дѣйствительности преступленія. Если я оставляю это преступленіе безнаказаннымъ, то не потому чтобы меня страшила мысль, какъ она ни ужасна, что меня могутъ заподозрить въ соучастіи, такъ какъ преступница не замедлитъ взвести на меня это обвиненіе, но потому что по совѣсти я убѣжденъ что доказательства преступленія недостаточны съ юридической точки зрѣнія. Ядъ, нельзя обойти этого слова, былъ выбранъ съ достаточною предусмотрительностью чтобы не оставить никакихъ слѣдовъ. Свидѣтельство Викторіи, такъ горячо преданной моей первой женѣ и такъ враждебно относящейся ко второй, можетъ показаться сомнительнымъ. Что же до моего внутренняго убѣжденія, то какъ оно ни сильно, оно не можетъ послужить основаніемъ для обвиненія преступницы. Еслибъ я началъ это дѣло, то вышла бы только огласка, которая опозорила бы мое имя, имя моей дочери.
Но слѣдуетъ достигнуть непремѣнно, скажу даже во что бы то ни стало, того чтобъ эта женщина навсегда оставила не только Парижъ, но и самую Францію. Для достиженія этой цѣли не слѣдуетъ жалѣть и большихъ денегъ. Она любитъ деньги. Я увѣренъ что присоединивъ къ деньгамъ еще и угрозу, удастся удалить ее отсюда. Впрочемъ я разчитываю самъ попытаться сдѣлать это какъ только ко мнѣ сколько-нибудь возвратятся силы и необходимое хладнокровіе чтобъ ее видѣть.
... Эта гнусная женщина избѣгнетъ должнаго возмездія, какъ безъ сомнѣнія избѣгаютъ его и многіе другіе... По мѣрѣ того какъ человѣческія страсти и главнымъ образомъ ужасныя страсти женщинъ все болѣе и болѣе разгораются, попирая ногами всѣ старыя основы нравственности и не признавая ничего обуздывающаго, ничего сдерживающаго кромѣ кодекса законовъ, развивается и внѣшняя наука, до безконечности увеличивая число средствъ обходить законъ и ослѣплять правосудіе!
10 мая.
Она умерла, считая меня виновнымъ!... Мысль эта ужасна, я никакъ не могу примириться съ нею!... Такое слабое, нѣжное и кроткое существо... Да, она сказала себѣ: "Мой мужъ убійца, онъ сознательно подаетъ мнѣ ядъ!" И съ этою мыслью она умерла... это было ея послѣднею мыслью!... И никогда-никогда она не узнаетъ что это неправда... что я невиненъ... что мысль эта убиваетъ меня... что я самый несчастный въ мірѣ человѣкъ!... О всемогущій Боже!... Если только Ты существуешь... Ты видишь мои страданія... сжалься, сжалься надо мною!...
... Какъ я желалъ бы вѣрить что между нами не все кончено... что она меня видитъ, слышитъ... что она знаетъ правду!...
Но я не могу, не могу!
1 іюня.
Я знаю что обыкновенно говорятъ о молитвѣ: она безполезна, недѣйствительна, потому что Богъ, если Онъ только существуетъ, никогда не принимаетъ никакого непосредственнаго участія въ событіяхъ человѣческой жизни, что міромъ Онъ управляетъ не посредствомъ чудесъ, что ради чьего-либо личнаго интереса Онъ никогда не нарушаетъ законовъ общаго міроваго порядка... Безъ сомнѣнія такъ; но сужденіе это мнѣ все же кажется слишкомъ жесткимъ, слишкомъ абсолютнымъ. Прежде всего, человѣкъ вѣрующій въ Бога и обращающійся къ Нему съ молитвой, долженъ чувствовать прямое съ Нимъ общеніе и въ этомъ чувствѣ черпать и твердую поддержку, и безконечное утѣшеніе... Затѣмъ, неужели ужь такъ несомнѣнно что молитва всегда недѣйствительна? Какъ жаль! Если люди иногда и обращаются къ Богу съ безразсудными просьбами, которыя не могутъ быть исполнены безъ нарушенія законовъ общаго міроваго порядка, то развѣ вслѣдствіе этого Богъ не могъ въ числѣ своихъ непреложныхъ законовъ отвести мѣсто и для молитвы вообще? Неужели Онъ не можетъ вліять на мысль и волю того кто Ему молится безо всякаго нарушенія міровыхъ законовъ и безо всякихъ чудесъ? Неужели мать которая молится о жизни своего больнаго ребенка не можетъ надѣяться что онъ будетъ спасенъ не какимъ-либо чудомъ, а ея собственными заботами внушенными ей и руководимыми самимъ Провидѣніемъ?... Неужели человѣкъ молящій Бога даровать ему вѣру, просвѣтить его свѣтомъ истины, проситъ Его нарушить міровой порядокъ вещей? И неужели онъ не можетъ надѣяться что молитва его будетъ услышана?
Іюнь.
... Ея послѣднею мыслью было что я преступенъ!... И никогда, никогда она не узнаетъ истины!...
...Когда человѣкъ умираетъ, все, кажется, кончено... Все возвращается къ стихіямъ... Какъ вѣрить въ чудо воскресенія?... А между тѣмъ, въ дѣйствительности все чудо и тайна вокругъ васъ, надъ вами и въ насъ самихъ... Вся вселенная что иное какъ не постоянное чудо?..
Развѣ возрожденіе человѣка изъ лона смерти болѣе таинственно, непонятно и чудесно чѣмъ рожденіе его отъ матери? . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Это были послѣднія строки написанныя Бернаромъ де-Водрикуръ. Его уже давно надорванное горемъ здоровье окончательно сломилось подъ тяжестью послѣдняго тяжелаго испытанія. Неопредѣленная болѣзнь, наружнымъ признакомъ которой была язва въ горлѣ, въ теченіе какихъ-нибудь нѣсколькихъ дней перешла въ смертельный недугъ.
-----
Чувствуя приближеніе смерти г. де-Водрикуръ просилъ къ себѣ монсиньйора де-Куртэза. Онъ желалъ умереть въ вѣрѣ Аліетты.
-----
При жизни бѣдная женщина была побѣждена, мертвая -- она побѣдила!
P. S. Нѣтъ надобности прибавлять что въ этомъ разказѣ, составленномъ по рукописи, пришлось измѣнить, въ виду важности описываемыхъ событій, имена, года и самое мѣсто дѣйствія. Понятно также что разказъ этотъ не былъ бы напечатанъ еслибъ особа фигурирующая во второй его части подъ именемъ гжи де-Водрикуръ не покинула давно Парижа чтобъ окончить свою полную приключеній жизнь вдали отъ Франціи.
"Русскій Вѣстникъ", No 1 , 1886