Когда Маскаро собирал у себя очередной конгресс своих достойных союзников, Бомаршеф обновлял все, начиная с одежды и кончая манерой держаться.
Обыкновенно по таким дням он натягивал на себя кавалерийские штаны с лампасами, темную венгерку со шнурами на груди, которые составляли для него предмет известной гордости и, наконец, -- громадные ботфорты с гремящими шпорами.
Его усы, заставлявшие в молодости сильнее биться не одно женское сердце, в эти дни нафарбливались совсем уж немилосердно.
Предупрежденный еще накануне о предстоящем совете, к девяти часам утра он все еще был в своем обычном наряде.
Он был крайне огорчен, что из-за обилия работы не успевал переодеться. Он встал задолго до зари для того, чтобы направить по местам двух кухарок, потом ему, как снег на голову, свалился Тото-Шупен, пришедший раньше обычного со своим рапортом.
Бомаршеф рассчитывал побыстрее отделаться от него сегодня, но когда он попросил Тото изъясняться покороче, он скорчил гримасу и заявил:
-- Сделайте одолжение, занимайтесь своим делом, я пришел сказать вам, что сегодня намерен говорить не с вами, а с ним самим! Я открыл такие вещи, о которых, прежде, чем сказать, намерен сначала договориться!
Услыхав, что Тото пришел ставить свои условия его патрону, наивный служака разинул рот от удивления.
-- Договориться? -- переспросил он, вытаращив глаза.
-- Да, что же в этом удивительного? Не воображаешь ли ты, что я всегда буду служить ему за одно спасибо? Ну, нет! Цену я себе знаю!
Бомаршеф не верил своим ушам.
-- Мне известно, что ты и собачьей цепи не стоишь! -- ответил он наконец.
-- Посмотрим.
-- И как ты смеешь рассуждать подобным образом после всего сделанного для тебя патроном?
-- Ничего себе, благодетели! Вы, наверное, разорились, облагодетельствовав меня?!
-- А кто поднял тебя на улице, валявшегося в снегу и умирающего от голода? Теперь у тебя, во всяком случае, теплое жилье!
-- Эта конура?
-- Каждый день у тебя есть завтрак и обед!
-- Как же, как же... прибавьте еще и бутылку вина, которым невозможно даже запачкать скатерть, так оно разбавлено водой!
-- Этого мало, -- продолжал вычитывать Бомаршеф, рассерженный столь черной неблагодарностью Тото-Шупена, -- тебе выстроили лавочку для торговли устрицами!
-- Что и говорить, целый магазин под воротами, в котором надо сидеть, как в клетке, и мерзнуть с утра до ночи, чтобы заработать двадцать су! Эх, вы, благодетели! Нечего сказать, завидное занятие!
-- Да чем же, наконец, ты хотел бы заняться? -- спросил у него окончательно вышедший из терпения Бомаршеф.
-- Ничем! Я чувствую в себе все задатки для того, чтобы жить не работой, а доходами!
Отставной кавалерист решил тогда, что малый, стоящий перед ним, сошел с ума.
-- Вот обожди, проснется патрон, я ему все доложу, -- только и смог он произнести.
Но эта угроза нимало не смутила Тото-Шупена.
-- Плевать я хотел на твоего патрона, -- как ни в чем не бывало заявил он, -- что он мне может сделать? Прогнать? Так только себе хуже сделает!
-- Дурак, ты дурак!
-- Нечего ругаться. Скажи на милость, я что, до тех пор. пока узнал твоего патрона, не ел, что ли? Еще в десять раз лучше, а уж жил-то куда интереснее. Не так уж сложно просить милостыню по дворам, что я и делал до знакомства с вами, а между тем, мне это занятие приносило три франка в день! Так что жил я тогда припеваючи, а вот, связавшись с вами...
-- Ты начинаешь жаловаться? Да ведь ты получаешь иногда сразу и по сто су, если следишь за кем-нибудь.
-- Совершенно справедливо, а все же я нахожу, что мне мало!
-- Сколько же ты хотел бы получать?
-- Ну, об этом с тобой я говорить не стану. К чему тебя злить понапрасну? О прибавке я буду говорить с хозяином. И если он мне откажет, я сумею постоять за себя!
Бомаршеф был готов заплатить из своего кармана за то, чтобы Маскаро сейчас это услышал.
-- Ты -- уличный воришка! -- закричал он, покраснев от гнева, -- недаром и знакомства у тебя такие. Тут недавно был один из твоих приятелей, Политом назвался, сразу видно из каких...
-- А какое вам дело до моих приятелей?
-- Да я же жалею тебя, глупый, тебе же придется отвечать за всех них...
-- Что, что вы сказали? Мне придется отвечать за мои знакомства? Кто ж это пойдет доносить на меня? Уж не ваш ли патрон? Ну, я бы посоветовал ему лучше не беспокоиться, -- бросил он, бледнея от злости.
Последние слова показались Бомаршефу серьезной угрозой.
-- Тото!
-- Подите вы! Надоели мне все! Скажите на милость, и дурак я, и шалопай, и мошенник! Да сами-то вы с вашим патроном далеко ушли? Вы что думаете, я не понимаю ваших поручений? Да они ясны, как день! Когда вы поручаете мне следить за кем-нибудь в течение целых недель, дурак я что ли думать, что все это делается из добрых побуждений! Еще вздумали пугать меня! Ну, пусть меня поймают за мои знакомства, я найду, что сказать комиссару полиции о знакомстве с вами! Вот тогда вы почувствуете, что такое Тото-Шупен и рассудите, сколько он стоит!
Бомаршеф был слишком прост для таких рассуждений, к тому же, не имея инструкций и не полагаясь на тонкость своего чутья, он решил спросить прямо:
-- Какой смысл в нашей ссоре? Скажи прямо, сколько тебе требуется?
-- Сколько? Я так полагаю, что франков семь в день меня бы пока устроило.
-- Немало. Впрочем, деньги не мои и не мне решать такие вопросы. Пожелание твое я патрону передам. Пока можешь взять из моих собственных и сказать, что ты там открыл...
Но Тото самым обидным образом прыснул.
-- Неплохо рассчитано, -- сказал он смеясь, -- за сорок су купить такое открытие! Нет, время, когда я довольствовался такой суммой, прошло! Пока я не получу ста франков я и рта не раскрою!
-- Сотню франков? -- переспросил Бомаршеф.
-- Ни более, ни менее!
-- Да с какой радости тебе столько отвалят?
-- А с такой, что я их вполне заслужил!
Бомаршеф только плечами пожал.
-- Ты просто глуп! -- произнес он спокойно, -- что ты с ними станешь делать, к чему они тебе?
-- Найду, что делать! Уж помаду покупать не стану, усов не ношу...
Ах, если бы Тото знал, что значит задеть усы почтенного служаки!
Бомаршеф был готов растерзать его на месте, но тут кто-то постучал в дверь. Обернувшись, они увидели входившего Тантена. Честного и достойного дядюшку Тантена, каким он показался нашему Полю в трущобе "Перу".
Он ничуть не переменился: тот же черный плащ, сальный и оборванный, тот же блин на голове, который он именовал шляпой. Та же улыбка на бледных губах...
-- Это еще что? Кажется, вы ссоритесь да еще при открытых дверях! -- произнес он шутливо, -- нехорошо, нехорошо, нехорошо...
Бомаршеф внутренне благодарил Бога за ниспосланное ему подкрепление.
-- Да вот Тото очень уж развоевался! Предъявляет такие требования... -- начал было он.
-- Молчите, я все слышал! -- сказал дядюшка Тантен.
Тото сразу же изменил тон разговора. Маскаро он знал слишком мало, чтобы бояться, Бомаршефа презирал, видя в нем преданного дурака, но старикашку Тантена, этого веселого, милого дядюшку Тантена, он боялся, как огня, инстинктивно чувствуя, что безнаказанно противиться ему невозможно.
В ту же минуту, как тот вошел, он поджал хвост и стал поспешно просить прощения.
-- Выслушайте меня, сударь, -- скромно попросил он.
-- Чего мне тебя выслушивать? -- перебил его тот, -- то, что ты себе на уме, я давно знаю, что кончишь ты весьма дурно, я тебе тоже не раз говорил...
-- Видите, сударь, мне хотелось...
-- Денег? Естественное желание. Впрочем, ты ценный малый, и лишиться твоих услуг было бы неблагоразумно. Ну-ка, Бомаршеф, выдайте этому молодцу билетик в сто франков!
Отставной кавалерист, ошеломленный такой щедростью, хотел было возразить, но, заметив нетерпеливый жест Тантена, ускользнувший от внимания Тото, быстро достал из кармана сто франков и подал Шупену.
Тот растерялся и не решался взять деньги, которые только что так нагло требовал. Возможно, он думал, что над ним насмехаются? Видел ли в этом расставленную ловушку?
-- Бери, -- настаивал Тантен, -- если твоих сведений окажется недостаточно, ты возвратишь мне часть этой суммы. Теперь, надеюсь, твой язык развяжется?
-- О, да, милостивый государь! -- воскликнул Тото.
-- Ну, так следуй за мной в кабинет. Там нас никто не побеспокоит.
В кабинете был полумрак, свет едва проникал сквозь зеленые шторы. Мебель, состоявшая из кресла, двух стульев и стола, была проста, но очень удобна.
В качестве домашнего друга Тантен завладел креслом и, обратясь к Шупену, смущенно вертевшему свою шляпу, сказал ему спокойно:
-- Я слушаю.
Опустив руку в карман, Тото нащупал монету в пять луидоров, и привычная наглость вернулась к нему.
-- Вот уже пять дней, как я слежу за Каролиной Шимель и знаю ее образ жизни не хуже, чем своей родной тётки. Она -- как часы, если рюмки, которые она выпивает, считать минутами...
Тантен одобрительно улыбнулся.
-- Она встает в Десять, -- продолжал Тото, -- завтракает у первого продавца вина, пьет кофе, играет в карты с кем попало -- таким образом проходит ее утро. В шесть Она едет к "Турку", остается там до полуночи и затем отправляется спать.
-- К турку? -- с удивлением спросил Тантен.
-- Да, это гостиница на улице Пуасонье. Неужели вы не слышали об этом заведении? Там обедают, пьют, танцуют, развлекаются, не сходя с места. Должно быть, там очень весело...
-- Что значит "должно быть"... Ты что, не был там?
Тото критически осмотрел себя.
-- В таком виде?! Кто б меня туда впустил! Я, правда, придумал кое-что...
Тантен меж тем записал адрес этого Эльдорадо и снова обратился к Тото:
-- Неужели тебе только для этого понадобились сто франков?
Шупен лукаво усмехнулся и скорчил рожицу.
-- Сударь, -- начал он, -- чтобы жить подобно Каролине, надо иметь деньги, не правда ли? У нее, насколько мне известно, капитала нет, но я узнал, откуда она берет деньги!
Царивший в комнате полумрак помешал Тото разглядеть на лице Тантена довольное выражение при этом известии.
-- А... а... и это тебе известно, -- произнес он будничным тоном.
-- Частично, сударь. Вы только меня выслушайте. Вчера после завтрака Каролина села играть в карты с двумя господами, обедавшими за соседним столом. Пройдохи, в полном смысле этого слова, между прочим. После первой же игры я подумал: "Ну и очистят они твои карманы, милая". Я не ошибся. Меньше, чем за полчаса у нее не осталось ни гроша. Желая заплатить проигрыш, она предложила в залог виноторговцу одно из своих колец. Тот ответил, что верит ей на слово. Тогда она сказала: "Хорошо, я съезжу домой и скоро вернусь". Я слышал это собственными ушами, потому что зашел в кафе пропустить рюмку.
-- И вместо того, чтобы поехать домой, она поехала совсем в другое место?
-- Именно так, сударь! Она полетела на другой конец города, на улицу Варенн, где остановилась перед роскошным домом, похожим на дворец. Ей отворили дверь, она вошла, а я остался поджидать ее на улице.
-- Я надеюсь, что ты догадался узнать, чей это дом?
-- Конечно! Мелкий торговец сообщил мне, что дом принадлежит герцогу Шандосу! Да, именно Шандос, известный богач, подвалы дома которого заполнены золотом, как в государственном банке!
Тантен умел владеть собой. Чем интереснее становился рассказ, тем равнодушнее становились его физиономия и голос.
-- Что же дальше, Тото? Не тяни так, мой милый!
Шупен, рассчитывавший на эффект, был разочарован.
-- Не перебивайте и не торопите меня, -- недовольно произнес он, -- через полчаса Каролина выпорхнула из дома, довольная и веселая, как бабочка. Она села в карету и все время подгоняла кучера. Чертовы лошади, они неслись, как бешеные! Но ноги у меня здоровые! Когда я добежал до Пале-Рояля, Каролина входила в магазин, чтобы разменять два билета по двести луидоров!
-- Как ты об этом узнал?
-- Билеты были желтого цвета, а я еще не жалуюсь на зрение!
Тантен покровительственно улыбнулся.
-- Вот как, ты, оказывается, разбираешься в банковских билетах!
-- Конечно, я довольно часто прогуливаюсь возле меняльных лавок. Я, правда, никогда еще не держал их в руках, но говорят, что они нежны и гладки, как атлас! Чтобы убедиться в этом, я как-то зашел к меняле и попросил его дать мне пощупать один. О, только пощупать! Но он дал мне по шее и прогнал. Для чего, спрашивается, тогда он выставляет их за стеклом! Чтобы злить людей?!
Тантен прервал его рассуждения.
-- Это все, что ты хотел сказать?
-- Имейте терпение, -- возразил ему Шупен, -- самое интересное я оставил на закуску. Я должен вам сообщить, что за Каролиной следим не только мы!
На этот раз Тото остался доволен. Тантен подскочил в кресле так, что с его головы свалилась шляпа.
-- Не одни! -- вскричал он, -- что ты болтаешь!
-- Я болтаю, сударь, то, что видел! Вот уже три дня, как за нашей дичью охотится какой-то верзила с арфой на спине!
Старый Тантен погрузился в размышления.
-- Верзила, -- бормотал он, -- музыкант... хм... если я не ошибаюсь, так это шутки Перпиньяна. Увидим...
Затем снова обратился к Тото:
-- Брось Каролину и следи за арфистом. Но прежде всего -- будь осторожен. Ступай, ты заслужил сто франков.
Тото вышел. Тантен печально опустил голову.
-- Необыкновенно умен и сметлив, -- прошептал он, -- беда, если он изменит нам.
Бомаршеф уже открыл рот, чтобы попросить Тантена принять гостей, пока он переоденется, но тот остановил его:
-- Несмотря на то, что директор не любит, когда его беспокоят, -- проговорил он, -- я отправлюсь к нему. И когда эти господа соберутся, веди их к нам, потому что, видите ли, Бомар, когда плоды созрели, их необходимо сорвать, иначе они опадут...