Погода стояла ужасная. Снѣгъ и дождь падали на грязныя мостовыя; порывистый вѣтеръ, прихотливо измѣняя свое направленіе, сбивалъ шапку съ пѣшехода и накрывалъ его огромнымъ воротникомъ шинели. Ужь около мѣсяца, какъ солнце спряталось за густыя, быстро идущія тучи, со всѣхъ сторонъ закрывшія небо. Въ три часа становилось темно. Вечеромъ, тусклые фонари печально мерцали въ почтительномъ другъ отъ друга разстояніи. Всего досаднѣй было, что иногда къ ночи облака раздвигались, обѣщая, повидимому, лучшій день; но раннимъ утромъ упорный дождь снова стучалъ въ окна и будилъ обманутыхъ жителей. Самые терпѣливые теряли наконецъ терпѣніе, самая отчаянная веселость начинала смотрѣть сентябремъ.

Однимъ изъ такихъ сентябрскихъ дней я вышелъ со двора въ печальномъ расположеніи духа. Туманной, непроницаемой пеленою висѣли тучи надъ городомъ; посылая ему обильную дань снѣга и дождя. Потоки воды лились съ желѣзныхъ крышъ на троттуары. Я отчаянно шагалъ по грязи, желая пройдти какъ-нибудь, за невозможностію пройдти лучше. Но какъ не способенъ человѣкъ сваливать вину своихъ душевныхъ движеній на перемѣны погоды, однакожь я чувствовалъ, что главная причина моей горести находилась не тамъ, въ шумномъ дождѣ и безпокойномъ вѣтрѣ, а здѣсь, внутри меня-самого, въ моемъ сердцѣ: другъ мой уѣхалъ на два года за границу.

Знакомые наши говорили, что мы влюблены другъ въ друга. Не знаю, на сколько можно допустить справедливость ихъ замѣчанія; но что любовь была между нами -- это вѣрно. Въ моей къ нему привязанности сливались различныя чувства. Началась она почтеніемъ, перешла въ благодарность. Дружба, въ которую входитъ извѣстная доля влюбленности, беретъ тѣмъ самымъ верхъ надъ любовью, въ которой не всегда бываетъ дружба. Я понялъ, что истина и долговѣчность дружескихъ связей заключаются въ нравственныхъ достоинствахъ друзей, и что если не всегда любишь того, кого уважаешь, то необходимо уважать того, съ кѣмъ хочешь подружиться, былъ старше его, онъ былъ лучше меоя. Въ его жизни, какъ въ прекрасномъ свидѣтельствѣ прекраснаго, черпалъ я примѣры для своего поведенія. Онъ умѣлъ ровнымъ шагомъ идти по дорогѣ жизни, не поддаваясь мимоходнымъ случайностямъ. Къ нему прибѣгалъ я всякій разъ, когда надобно было учиться сохранять достоинство передъ людьми, неимѣющими достоинствъ. Къ нему же, къ этому спокойному и благородному человѣку, шелъ я за вдохновеніемъ душевной силы, которая не сходила на меня ни при торжествѣ враговъ, ни отъ побѣды надъ врагами.

Отъѣзжая за границу, онъ подарилъ мнѣ свой портретъ, чрезвычайно-схожій, хотя написанный не первокласснымъ живописцемъ. Мнѣ даже нравилась эта блѣдность, которую художникъ сообщилъ лицу его, можетъ-быть безъ всякаго умысла. Таковъ, дѣйствительно, былъ другъ мой въ печальную минуту разлуки, когда мы провожали его съ желаніями и слезами. Онъ и самъ плакалъ, такъ рѣдко позволявшій себѣ плакать: возвышенная душа его противилась поспѣшному выраженію чувствъ, тѣмъ меньше замѣчаемыхъ, чѣмъ болѣе они глубоки.

Черезъ два дня послѣ его отъѣзда, я отправился къ золотыхъ-дѣлъ-мастеру заказать серебряный ободокъ, для овальнаго, величиною въ четверть портрета. На глухой звонъ колокольчика выбѣжалъ мальчикъ и просилъ подождать хозяина, чѣмъ-то занятаго. Въ ожиданій, началъ я разсматривать висящія на стѣнѣ картинки, изъ которыхъ многія были очень-забавны. Такъ, на-примѣръ, одна изображала тощую, старообразную дѣву, которая, въ бѣломъ платьѣ и желтой шляпкѣ, прыгаетъ черезъ розовый кустъ, а стоящій съ боку селадонъ, завитый какъ барашекъ, указывая на нее пальцемъ, говоритъ съ нѣжностію: c'esi tout-à-fait un papillon! Глупыя лица, неестественныя ихъ положенія и уморительныя надписи до того меня заняли, что я чуть-чуть слышалъ, какъ снова зазвенѣлъ глухой колокольчикъ, какъ отворилась дверь и кто-то вошелъ въ магазинъ. Сбѣжавшій сверху хозяинъ завязалъ разговоръ съ новымъ лицомъ, къ которому я стоялъ спиною. Пріятный, тихій голосъ отдѣлялся отъ хозяйскаго хриплаго баса. До меня стали долетать слова ихъ разговора. Вниманіе, долго прикованное къ топорной работѣ маляра, перешло потомъ на новый предметъ. Я обернулся -- и глаза мои встрѣтились съ глазами молодой дѣвушки...

Что за милое лицо! какіе прекрасные голубые глаза! Очаровательная томность, въ нихъ разлитая, казалась временнымъ ихъ гостемъ. Можно было догадываться, что какой-нибудь печальный случай согналъ съ ея лица румянецъ и навѣялъ на него непривычную задумчивость. Высокій лакей почтительно стоялъ у стеклянной двери, а она, торопливо и тихо, объяснялась съ золотыхъ-дѣлъ-мастеромъ. отдавъ ему что-то завернутое въ бумажкѣ.

-- Очень-хорошо, отвѣчалъ мастеръ.

-- Когда жь это будетъ готово?

-- Черезъ недѣлю. Какъ прикажете: доставить къ вамъ?...

-- Нѣтъ, нѣтъ, я сама заѣду или пришлю человѣка.

-- Очень-хорошо. Позвольте же записать. Фамилія ваша? спросилъ онъ, взявъ карандашъ въ руки.

Незнакомка взглянула на меня. Я не спускалъ съ нея глазъ.

Она тотчасъ опустила вуаль и сказала такъ тихо, что не только я, стоявшій отъ нея шагахъ въ пятя, но и самъ хозяинъ почти ничего не слыхалъ.

-- Какъ? повторилъ послѣдній, подставивъ лѣвое ухо.

Незнакомка, примѣтно смущенная, еще разъ взглянула на меня, какъ-бы наблюдая за моею неприличною внимательностью, и потомъ произнесла... Можете представить себѣ мое изумленіе, когда я услышалъ мою собственную фамилію,-- разумѣется, въ женскомъ окончаніи.

Это заставило меня сдѣлать движеніе впередъ. Я подступилъ шага за два въ незнакомкѣ, но она почти выбѣжала изъ магазина. Лакей проворно слѣдовалъ за нею.

Я обратился къ хозяину.-- Скажите, пожалуйста, какъ фамилія этой дѣвушки... или дамы?

-- А вотъ, извольте посмотрѣть. Онъ подалъ мнѣ клочокъ бумажки, за которомъ записывалъ. Точно: моя фамилія. Это, просто, изумительно!

-- Вы знаете ее? спросилъ я.

-- Нѣтъ, въ первый разъ вижу.

-- Гдѣ она живетъ?

-- Не знаю.

-- За чѣмъ она пріѣзжала?

-- Заказала сдѣлать золотое колечко и вставить вотъ эти волосы.-- Мастеръ развернулъ бѣлую, тщательно-сложенную бумажку, и показалъ мнѣ прекрасные черные волосы.

-- Когда она будетъ у васъ?

-- Сказала, черезъ недѣлю. Сама заѣдетъ или пришлетъ человѣка.

-- Хорошо; я тоже заверну къ вамъ черезъ недѣлю. Я отдалъ ему портрета и объяснилъ, что нужно сдѣлать.