Манифесты и ихъ участь.-- Перемѣна министерства.-- Избіеніе солдатъ на Марсовомъ полѣ.
Съ того дня, когда по всѣмъ улицамъ столицы былъ расклеены манифесты новаго короля, составленные министромъ Мурена по указанію вдовствующей королевы, Маріи-Терезіи, либеральная партія поняла, что безполезно возлагать надежды на Франциска II, порабощеннаго мачехой, ненавистницей нововведеній.
Въ манифестѣ своемъ онъ возсылалъ мольбы ко Всевышнему о ниспосланіи ему небесной благодати, дабы онъ могъ выполнять обязанности монарха. Измѣна Фердинанда II данной имъ же самимъ конституціи восхвалялась, какъ добродѣтельнѣйшій поступокъ; восхвалялся и полицейскій произволъ, чуждый всякой справедливости.
Въ первую же ночь всѣ эти манифесты были либо сорваны, либо испачканы грязью.
На слѣдующій день манифестъ былъ опять напечатанъ и снова наклеенъ повсюду, а ночью подвергся участи предыдущаго. Тѣмъ не менѣе надежды стали возрождаться среди партіи уповающихъ на сына святой {Первую жену Фердинанда II, Марію-Христину Савойскую, сыномъ который былъ Францискъ, неаполитанцы такъ любили, что прозвали La Santa (Святая). (Прим. перев.)}. Узнавъ о пораженіи южными пьемонтско-французскими войсками австрійцевъ подъ Маджентой, Францискъ призвалъ князя Филанджіери и назначилъ его первымъ министромъ. Однако -- опять-таки по настоянію мачехи -- включилъ въ составъ новаго министерства Лигуоро, Карраскоза и Карафа, принадлежавшихъ къ стариннымъ политическимъ сферамъ временъ Фердинанда II, къ партіи, называвшейся при дворѣ "стратегами". Всѣ три были давнишними политическими противниками Филанджіери, сторонника конституціи.
Но еще худшее впечатлѣніе на націю производило назначеніе членомъ совѣта министровъ генералъ-адъютанта Нунціанте, мрачнаго героя избіенія швейцарской гвардіи.
Возмущеніе этихъ солдатъ, повергшее въ ужасъ все мирное неаполитанское населеніе, и теперь еще многимъ памятно. Его нельзя обойти молчаніемъ.
Въ глубокую ночь, когда обширная столица была погружена въ спокойствіе и сонъ, обыватели внезапно были объяты неописуемымъ паническимъ страхомъ: отряды солдатъ проходили по улицамъ, во все горло крича: "Да здравствуютъ наши знамена! Смерть офицерамъ! Смерть собакамъ ренегатамъ", и стрѣляли въ воздухъ изъ ружей.
Жители не знали причинъ этого буйства. Они выглядывали изъ оконъ, изъ дверей на улицу и при видѣ огромной бушующей вооруженной толпы, которая проносилась, какъ вздутый горный потокъ, опять прятались и плотнѣй запирались.
Послѣ 1848 г. швейцарскіе солдаты всегда наводили ужасъ на неаполитанцевъ. Теперь говорили, что надо готовиться къ погрому, что эти солдаты собираются грабить и разорять городъ. Кто чѣмъ могъ баррикадировалъ изнутри свои дома. Матери трепетали за дѣтей. Старухи молились Богу, чуя близость насильственной смерти; дѣти плакали и кричали. Всѣ дрожали... Всѣ шопотомъ твердили: "сегодня ночью швейцарцы подожгутъ городъ, перебьютъ и женщинъ и дѣтей". Бурный потокъ вооруженныхъ людей съ ругательствами и криками проносился по улицамъ. Оберъ-полицеймейстеръ растерялся и ничего не предпринималъ, наивно оправдываясь тѣмъ, что его захватили врасплохъ. Но первый министръ генералъ Филанджіери и его два помощника объѣзжали еще спокойные кварталы, стараясь, чтобъ бунтовщики миновали ихъ, а главное, чтобы къ взбунтовавшемуся Бернскому полку не присоединились два другихъ швейцарскихъ. Кромѣ того, Филанджіери поспѣшилъ отправить два стрѣлковыхъ полка въ Каподимонте, гдѣ жила королевская фамилія. Швейцарцы дѣйствительно направлялись туда. Многіе полагали, что они хотятъ захватить королевскую семью, чтобы въ Неаполѣ провозгласить республику.
Возмутившихся было болѣе тысячи человѣкъ.
Всѣ въ походной формѣ, съ оружіемъ, съ музыкой и съ развѣвающимися знаменами, они остановились у воротъ каподимонтскаго парка. Продолжали кричать, били въ барабаны, трубили. Францискъ II чрезвычайно перепугался: онъ не могъ понять, зачѣмъ этотъ ужасный шумъ, кому грозятъ крики: "смерть имъ!" И какая всему этому причина? Онъ прибѣгъ къ своему всегдашнему средству -- заперся въ молельной и палъ на колѣни.
Софія вышла на террасу дворца, узнала отъ высшихъ придворныхъ дворца, чего требуютъ швейцарцы, и убѣдила дворцоваго коменданта адмирала Дель-Ре вступить съ ними въ переговоры, взявъ на себя убѣдить государя внимательно обсудить требованія солдатъ.
Маріи-Терезіи доложили, что кто-то бунтуетъ, и она пожелала прибѣгнуть тоже къ обычному средству бурбонскихъ королей.
-- Сію же минуту послать за швейцарскими полками,-- распорядилась было королева-мачеха. Но герцогъ Сангро возразилъ ей, что именно швейцарцы-то и производятъ мятежъ. Этого вдова не ожидала. Ея лицо омрачилось. Она поняла серьезность опасности и быстро прошла въ дѣтскую, чтобы одѣть своего младшаго сына, еще двухлѣтняго малютку, и приготовиться къ бѣгству.
Межъ тѣмъ грозный шумъ вблизи дворца возрасталъ. Часовые крикнули: "къ оружію". Рѣшетчатыя ворота парка были наскоро забаррикадированы. Небольшой отрядъ войска, занимавшій караулъ во дворцѣ, выстроился за баррикадой. Дворцовая гвардія готовилась защищать жилище государя.
Страшная минута! Всѣ ожидали, что сейчасъ произойдетъ кровавая бойня. Наконецъ адмиралъ Дель-Ре вышелъ съ двумя офицерами за рѣшетку парка для переговоровъ. Швейцарцы стихли. Но переговоры съ ними все-таки были очень затруднительны, ибо они, уроженцы Берна, говорили только по-нѣмецки. Однако кое-какъ выяснилось, что они требуютъ надлежащей пищи; требуютъ, чтобы ихъ итальянскіе офицеры менѣе ихъ обворовывали и обращались съ ними менѣе жестоко. Наконецъ, чтобъ отъ нихъ не отнимали знамени съ роднымъ бернскимъ (швейцарскимъ) гербомъ.
-- Хорошо. Завтра его величество,-- громко кричалъ Дель-Ре, чтобъ его лучше понялъ и слышалъ весь полкъ,-- выслушаетъ ваши просьбы, а покуда на ночь отправляйтесь на Марсово поле и ждите утра.
-- Да перестаньте шумѣть. Не безпокойте государя и его семейство,-- прибавилъ герцогъ Сангро, сопровождавшій адмирала. Онъ понималъ, что требованія швейцарцевъ небезосновательны. Ихъ дѣйствительно чуть не морили съ городу, наживаясь на счетъ полка, и наказывали безъ жалости, безъ суда итальянскіе командиры. Величавая фигура герцога, его доброе лицо, окаймленное сѣдыми волосами, внушали швейцарцамъ уваженіе. На его слова они откликнулись горячими возгласами въ честь короля, королевской семьи и своей далекой родины. И затѣмъ всѣ стихли, какъ имъ было приказано. Адмиралъ Дель-Ре еще разъ повторилъ, чтобъ они остатокъ ночи провели на Марсовомъ полѣ. Весь полкъ туда направился.
Солдаты, нѣсколько минутъ назадъ злобно рычавшіе и готовые къ насилію, потому что ихъ довели до послѣдней степени раздраженія ихъ итальянскіе офицеры, получивъ монаршее обѣщаніе озаботиться о ихъ нуждахъ, удалялись, какъ добрые ребята, безшумно, стараясь даже не очень топать толстыми сапогами, чтобъ не смущать сонъ короля во дворцѣ и дѣтей, спавшихъ въ домахъ, мимо которыхъ они проходили дальше. До Марсова поля было версты три.
Правда, проходя мимо кантинъ (лавки, гдѣ продается красное вино и пиво) они позабывали сдерживаться, будили хозяевъ, требовали выпивки, напивались и не за все платили. Но они были веселы и добродушны. Добравшись до пустыннаго Марсова поля, они расположилась на немъ скучившись и всѣ заснули крѣпкимъ сномъ пьяныхъ. А въ Неаполѣ тогда существовала пословица: "Пьянѣе швейцарца никто не напивается". На ихъ бивакъ мирно и ярко свѣтила полная луна. Затеплилась заря на востокѣ. Ея розовый свѣтъ разгонялъ ночную тьму съ живописнаго холма, Марсово полѣ пробуждалось для новой радостной дневной жизни подъ роскошнымъ, все кругомъ оживлявшимъ свѣтомъ, лившимся съ яснаго неба.
Утренній вѣтерокъ шелестилъ по деревьямъ. Птички начинали щебетать и запѣвали свои сладкія пѣсенки. Земледѣлецъ собирался въ поле на работу; поселянки выходили на улицу... Но, встревоженные, испуганные, всѣ возвращались домой и запирались. Непонятное для нихъ, но грозное зрѣлище предстало ихъ глазамъ: Марсово поле было плотно оцѣплено войсками.
На разстояніи каждыхъ десяти шаговъ стояло по пушкѣ, а около каждой пушки по канониру съ зажженнымъ фитилемъ. За пушками двухшеренговая линія гренадеръ и швейцарскихъ солдатъ, принадлежавшихъ къ полкамъ, которые не принимали участія въ бунтѣ, съ ружьями наготовѣ. Все войско, находившееся въ Неаполѣ было за ночь стянуто къ Марсову полю и какъ стѣна окружало его съ трехъ сторонъ. А на этомъ полѣ спали пьяные бунтовщики; они валялись безпорядочными кучами, перемѣшавшись руками и ногами; нѣкоторые изъ нихъ открывали глаза, чуточку приподнимали голову, но, еще отягченная хмелемъ, она опускалась, и они храпѣли вновь.
Передѣ войсками верхомъ на конѣ стоялъ бригадный генералъ Александръ Нунціанте. Онъ былъ въ полной парадной формѣ, въ шляпѣ съ высокимъ бѣлымъ султаномъ. По его груди черезъ плечо была повязана бѣлая лента съ золотыми бурбонскими лиліями -- знакъ отличія, присвоенный званію королевскаго генералъ-адъютанта. Въ рукахъ онъ держалъ обнаженную саблю. Лицо его было немного блѣдно, но совершенно спокойно, безучастно. Онъ молчалъ, какъ всѣ окрестъ: и солдаты, приведенные имъ, и большая толпа народа, притянувшаяся за войскомъ изъ города. Никто не шелохнулся; но жутко было всѣмъ. Большинство уже знало, что вчера ночью адмиралъ Дель-Ре сказалъ спавшимъ теперь на окруженномъ войсками полѣ швейцарцамъ:
-- Завтра вы получите удовлетвореніе...
Это завтра наступило... Нунціанте опустилъ свою саблю, и громкимъ, но точно сдавленнымъ голосомъ скомандовалъ: "Пли"!
Трепетъ пробѣжалъ по всему маленькому войску: въ народной толпѣ послышалось не то сдержанное рыданіе, не то рычаніе. Но команда была выполнена. Грохнули пушки, затрещали гренадерскіе карабины. Зловѣщее эхо раскатилось по окрестнымъ сельскимъ холмамъ и по предмѣстьямъ столицы. Картечь сдѣлала свое дѣло... Съ пространства, на которомъ спали пьяные бунтовщики, послышался внезапный отчаянный ревъ тысячи людей, потомъ хоровой стонъ, потомъ проклятія и ругательства.
По обширному лугу были густо раскинуты раненые и умирающіе; весенняя зеленая травка залита кровью. Потомъ всѣ тѣ, которые остались живы и были въ силахъ, прорвавшись сквозь цѣпь, куда-то убѣгали, какъ овцы отъ разсвирѣпѣвшихъ голодныхъ волковъ.
Такъ свершилось избіеніе швейцарцевъ на Марсовомъ полѣ. Въ Неаполѣ оно произвело потрясающее, неизгладимое впечатлѣніе.
Либеральная часть населенія говорила: "Францискъ II истинный сынъ своего отца: безсердечный, жестокій".
Между тѣмъ король, именемъ котораго Нунціанте совершилъ эту бойню, былъ въ ней совершенно неповиненъ; онъ не зналъ даже, что она произойдетъ, а все-таки проклятія были направлены на его голову.
Узнавъ обо всемъ, Францискъ былъ глубоко огорченъ. Онъ гнѣвался на Нунціанте, какъ никогда и ни на кого. Генералъ былъ подвергнутъ серьезному дисциплинарному наказанію. Общественное мнѣніе, даже партія умѣренныхъ уповающихъ, находило, что онъ переусердствовалъ.
Послѣ кроваваго событія три швейцарскихъ полка, которые остались вѣрными и которые помогали итальянскимъ гренадерамъ избивать земляковъ-товарищей, почувствовали сильное угрызеніе совѣсти.
-- Насъ зовутъ итальянцы разбойниками... Король обѣщаетъ удовлетворить наши законныя просьбы... и насъ же разстрѣливаютъ картечью... Да будутъ они прокляты...-- ворчали наемные воины, сыны свободной Гельвеціи. Но кровавый урокъ былъ слишкомъ внушителенъ, и они изъ чувства самосохраненія старались сдерживать свое негодованіе.