Пакетта раскрыла дверь ограды, и трое музыкантов вошли на террасу.

Вдруг один из мужчин, заметя Сирано, быстрым и незаметным движением опустил свои черные волосы на смуглое лицо. Если бы Сирано внимательно присмотрелся к нему, то очень легко узнал бы в нем нищего, остановившего его ночью на берегу Дордоны. Но Сирано, вероятно, уже забыл эту историю, притом все его внимание было поглощено рассматриванием его товарища.

Это был совершенно еще молодой, стройный и красивый юноша с загорелым, гордым, но словно несколько грустным лицом, совсем не цыганского типа.

О чем думал Сирано, так пристально всматриваясь в этого стройного блондина? Вероятно, он сам не мог бы дать себе в этом отчета, так как немного погодя, по-видимому, отогнав от себя какую-то неопределенную, назойливую мысль, тряхнул головой и подошел к музыкантам:

-- Ну, продолжайте свою музыку, если не знаете чего-нибудь другого!

Тот из цыган, который казался начальником этой маленькой труппы, гордо выступил вперед и, как можно больше изменяя голос (он еще не забыл урока, данного ему ночью всадником), сказал вежливым тоном:

-- Редко кто любит теперь музыку, потому мы имеем про запас кое-что другое!

-- Посмотрим!

-- Я знаю прекрасные фокусы с кубками, моя сестра Зилла отлично ворожит, а наш брат, Мануэль, неподражаемый имровизатор-поэт и лютнист.

-- Теперь лишь предстоит забота о выборе, -- смеясь, заметил Сирано. -- Ты поэт? -- обратился он к блондину.

-- Да, иногда!

-- Стало быть, мы коллеги с тобой. Приветствую тебя во имя Аполлона!

-- Благодарю вас, господин Сирано! -- учтиво кланяясь, проговорил молодой музыкант.

-- Как, ты меня знаешь? -- удивился де Бержерак.

-- Да, так же как и весь Париж!

"Странно, непонятно, -- этот голос, лицо, вот так и кажется, что я их где-то слышал, где-то видел..." -- подумал Сирано, еще пристальнее всматриваясь в Мануэля.

-- Что с вами, мой друг? -- спросил Роланд, заметя странное выражение его лица.

-- Так... ничего, -- ответил поэт, приходя в себя. -- Я наблюдал за моим молодым коллегой. Ведь признайтесь, поэт -- это довольно интересное и притом редкое существо!

Минуту продолжалось молчание. Сирано по-прежнему не спускал глаз с Мануэля, а тот в свою очередь пожирал глазами Жильберту, приводя ее этим в сильное и непонятное волнение; Зилла же устремила свои блестящие глаза на Мануэля. Роланд с недоумением посматривал то на того, то на другого, стараясь отыскать хоть у кого-нибудь объяснения этой немой, сцены.

Что касается второго музыканта, то он был поглощен лишь одной заботой -- не попадаться на глаза Сирано, присутствие которого сильно смущало его.

-- Ну, прекрасная мечтательница, не хотите ли вы узнать свою судьбу? -- обратился вдруг Сирано к Жильберте.

-- С удовольствием! -- ответила та, подходя к музыкантам и подавая руку цыганке.

-- Говорите откровенно, я не боюсь своей судьбы! -- произнесла молодая девушка.

-- Любовь в тумане, неожиданность и разочарование; опасная борьба, потом после борьбы счастье или смерть! -- сказала гадалка.

-- Благодарю вас!

-- Таинственна, как древний оракул! -- насмешливо заметил Сирано. -- Ну а теперь погадайте-ка мне, прекрасная сивилла! -- обратился он к Зилле.

-- С удовольствием! Короткая, бурная жизнь, преследования, сражения!

-- Все, что я люблю! Ты славно гадаешь, дитя мое. Но конец, каков конец будет?

-- Я не могу определить вашей смерти!

-- Вероятно, от удара шпаги; кстати, я давно заслужил уже его.

-- Нет! -- решительно заявила молодая девушка, пристально всматриваясь в руку Сирано.

-- Будь по-твоему! Теперь ваша очередь, Роланд!

-- Не стоит: ведь я не верю в предсказания! -- проговорил тот.

-- Я тоже не верю, но надо же, черт возьми, дать им заработать!

-- Вы правы! -- согласился Роланд, протягивая свою руку.

-- Ваша рука, граф, это чрезвычайно таинственная книга, ее трудно читать, и вы были правы, не желая моего предсказания! -- произнесла вдруг гадалка, едва взглянув на протянутую ей руку.

-- Неужели?

-- Все так таинственно, так темно в этих линиях... Позвольте мне немного подумать.

-- Разве есть что-нибудь опасное?

-- Возможно!

Опустив голову и устремив глаза на руку графа, Зилла погрузилась в рассматривание ее линий.

В то время как все присутствующие увлекшись этой сценой, на террасу вошел скромно одетый молодой человек с лукавой физиономией и незаметно присоединился к маленькому обществу. Это был Сюльпис Кастельян, секретарь Сирано. Прождав напрасно своего господина в бургонском замке, он пришел за ним в замок де Фавентин.

-- Молчи и жди, ты мне нужен! -- шепнул ему Бержерак.

Между тем граф Роланд стал уже раздражаться долгим молчанием гадалки.

-- Ну, говорите же, наконец! Ведь вы заставляете себя ждать! -- сердито произнес он.

-- Нет, я не могу вам сказать этого! -- проговорила Зилла, отстраняя руку графа.

-- Тайна? Это очень удобно! -- насмешливо заметил граф.

-- Мое молчание удобно, но... для вас! -- сказала с ударением гадалка, устремляя свои проницательные глаза на насмешливо улыбавшееся лицо графа.

-- Ну, довольно этого шарлатанства, лучше спойте нам какой-нибудь любовный романс! -- прервал граф, пожимая плечами.

-- Это уж дело Мануэля! -- заметил старший музыкант.

-- Ну-ка, соберись с силами и скажи какую-нибудь импровизацию прекрасной барышне! -- обратился он к молодому человеку.

Слова товарища страшно смутили поэта. Подняв свои почти совсем помутившиеся глаза на Жильберту, он сейчас же низко опустил голову, как бы под тяжестью какой-то подавляющей мысли. Потом вдруг лицо его изменилось, глаза зажглись энергией, и, гордо подняв голову, он подошел к молодой девушке.

-- Его взгляд страшно волнует меня! -- прошептала Жильберта на ухо хорошенькой служанке.

-- У него такой самоуверенный, гордый вид! -- ответила шепотом Пакетта.

Сирано снова задумался, глядя на поэта, привлекавшего всеобщее внимание.

Тем временем, сыграв сначала тихую прелюдию, тот робко запел. Голос его вначале дрожал, но, постепенно овладевая своим волнением и увлекаясь, певец продолжал уже уверенным голосом:

Ужели оттого, что злой судьбой гонимый,

Воспитанник цыган, рожденный близ ручья

И ласк лишенный женщины любимой,

У ног ее напрасно стражду я,

Что мне улыбкою блаженной

Она не озарит очей.

Я должен погасить в груди огонь священный

И не встречаться больше с ней?!

Она пройдет с спокойным выраженьем,

Не взглянет даже на меня.

И тени легкого смущенья

Не разбужу в душе я у нее.

О, в ней мой рай, мое блаженство!..

-- О Боже, это он! -- прошептала Жильберта.

Между тем певец продолжал:

И я бы умер лишь за то,

Чтоб только это совершенство

Коснуться губками могло

Той розы, где мое лобзанье

На лепестках бы замерло,

Смешавшись с розы той благоуханьем...

И случайно или умышленно импровизатор очутился у огромной каменной вазы, покрытой тонкими колючими ветками цветущей розы. Кончая тихим, мелодичным аккордом свою песню, он вдруг протянул руку к вазе и, сорвав цветок, преклонил колена пред молодой девушкой. Украдкой прижав розу к губам, он почтительно поднес ее Жильберте.

-- Нахал! -- крикнул Роланд, бросаясь к нему с дрожащими от гнева губами; затем, вырвав цветок из рук поэта, граф грубо растоптал его ногой.

Мануэль рванулся было к графу, но, встретя его насмешливый, полный презрения взгляд, невольно опустил голову и с краской стыда и бессилия на лице молча отступил назад.

-- Что вы делаете, какая муха укусила вас, неужели вы не понимаете, что он вошел в свою роль и увлекся на мгновенье? -- спокойно проговорил Бержерак. -- Он декламирует, предлагает цветок, -- это так просто и невинно, что я не понимаю, за что тут обижаться?

-- Но разве вы не видели выражения его глаз, разве не слышали его бесстыдных намеков?

-- Эх, какое вы еще дитя, неужели вы ревнуете ее к этому авантюристу?

-- Ах, оставьте меня! -- с досадой проговорил граф.

-- Убирайся прочь, негодяй, если не хочешь, чтобы я палкой выгнал тебя! -- обратился он к поэту, указывая на дверь сада.

На этот раз музыкант не смог сдержать себя и холодно проговорил:

-- Извините, сударь, но я должен напомнить вам, что если вы ударите меня палкой, то этим дадите мне право пустить в ход мою саблю!

-- Прочь, бродяга! -- крикнул граф, порываясь к Мануэлю.

-- Граф! -- воскликнула Жильберта, бросаясь между двумя противниками.

-- Не бойтесь, если я ревную вас ко всему окружающему, зато умею вознаграждать за малейшее удовольствие, доставляемое вам. На, бери, бездельник! -- сказал граф, бросая свой кошелек Мануэлю.

-- Благодарствуйте, я уже вознагражден! -- ответил молодой человек, отстраняя кошелек ногой.

Но брат Мануэля быстро наклонился и, подхватив кошелек, проговорил, учтиво кланяясь:

-- Я не тружусь ради развлечения и с благодарностью беру все то, что мне дают!

Между тем Мануэль медленно удалился с террасы с гордым видом человека, добровольно покидающего поле сражения; за ним последовали его оба спутника.

В то время как Роланд с мрачным видом провожал глазами удалявшихся музыкантов, Жильберта грустно прошептала:

-- Так он нищий... я должна совладать с своим сердцем... я не смею любить его! Конец чудному сну...

-- Ступай, выследи их, я должен знать, где их найти! -- тихо проговорил в то же время Сирано своему секретарю.