Бенони отправился на Лофотены; всѣ рыбаки двинулись туда, и въ селеньѣ совсѣмъ не осталось мужчинъ. Бенони ушелъ на шкунѣ и не преминулъ взять съ собой Свена матросомъ. Ушли и обѣ яхты Макка; одну повелъ Вилласъ Пристанной, а другую Оле Человѣчекъ. Въ Сирилундской гавани осталось только нѣсколько малыхъ лодокъ да большой почтовый баркасъ.
Бенони собрался-таки зайти къ Розѣ передъ самымъ отъѣздомъ, но у него было еще столько хлопотъ и заботъ, что онъ успѣлъ только наскоро проститься съ ней и пообѣщать вѣрность до гроба. По дорогѣ онъ еще разъ обернулся и крикнулъ, что непремѣнно купитъ ей кольцо и крестикъ. Потомъ онъ отплылъ изъ гавани, а Роза стояла у окна въ Сирилундѣ и глядѣла ему вслѣдъ. Но черезъ полчаса со шкуны было видно уже только что-то въ родѣ развѣшанной на окошкѣ матеріи вмѣсто человѣка.
У Макка въ Сирилундѣ ничего новаго не случалось, но у кистера Аренцена въ одинъ прекрасный день, въ февралѣ, оказалась новость -- вернулся сынокъ, законникъ. Выучился, наконецъ. У молодого Аренцена были бѣлыя руки и ни единаго волоска на маковкѣ,-- сразу видно было, что много учился. Зато люди и относились къ нему съ большимъ почтеніемъ. Дома ему отвели отдѣльную комнату да еще контору, и онъ готовился повернуть тутъ дѣла по-новому. Теперь никому не придется терпѣть несправедливость годами; всякій сразу можетъ добиться своихъ правъ. О, тутъ, навѣрно, предстояло дѣла не мало,-- старый ленеманъ правилъ больно круто.
И старику кистеру съ женой пришла пора отдохнуть. Не мало они потрудились и побились на своемъ вѣку. Всѣ шестеро старшихъ дѣтей вмѣстѣ не обошлись имъ столько, какъ одинъ этотъ седьмой и младшій сынокъ Николай, солнышко семьи, законникъ. Какъ они бились ради него, какъ во всемъ себѣ отказывали, и въ ѣдѣ и въ одеждѣ, откладывая для него каждый грошъ! И даже занимали деньги, закладывали свое добро. Теперь сынокъ вернулся и за все имъ заплатитъ. На дверяхъ конторы появилась дощечка съ его именемъ и обозначеніемъ часовъ, когда его можно застать.
Пока же молодой Аренценъ ходилъ навѣщать сосѣдей, чтобы не показаться гордецомъ.
Посѣщенія его доставляли не малое развлеченіе; онъ былъ такой добродушный, легкомысленный, болталъ, смѣшилъ. У церкви онъ тоже вступалъ въ разговоры и заводилъ себѣ знакомства. Но въ это время года изъ взрослыхъ людей оставались въ приходѣ однѣ женщины, такъ что къ нему въ контору никто еще не заглядывалъ. Вотъ придетъ весна, рыбаки вернутся,-- тогда и дѣла пойдутъ. До тѣхъ же поръ весь приходъ сидѣлъ вдобавокъ безъ денегъ.
Однажды молодой Аренценъ забрелъ и въ Сирилундъ. Онъ, не торопясь, обошелъ дворъ, постоялъ и посмотрѣлъ на голубей, насвистывая имъ какіе-то мотивы. Было это передъ самыми окнами дома, такъ что Маккъ и Роза имѣли время понаблюдать за нимъ. Затѣмъ онъ вошелъ въ домъ, а шляпу снялъ уже въ самой горницѣ,-- онъ вѣдь былъ плѣшивый.
-- Добро пожаловать въ родные края ученымъ и все такое...-- привѣтствовалъ его Маккъ и вообще обошелся съ нимъ ласково, отечески называя Николаемъ.
Поговорили о томъ, о семъ.Роза, когда-то слывшая невѣстою Аренцена, была тутъ, но онъ не напускалъ на себя по этому случаю никакой торжественности, а былъ по своему обычаю веселъ и разговорчивъ. Маккъ заговорилъ о его видахъ на будущее, но онъ отвѣтилъ, что пока не имѣетъ въ виду ничего другого, какъ сидѣть дома да поджидать бѣшеныхъ людей. -- Люди вѣдь обязаны затѣвать ссоры и приходить ко мнѣ мириться,-- сказалъ онъ.
Роза хорошо его знала и посмѣивалась на его рѣчи, хотя и была задѣта тѣмъ, что ея помолвка не настроила его на болѣе серьезный ладъ.
-- Но вѣдь это ужасно,-- ты сталъ совсѣмъ плѣшивымъ! -- сказалъ Маккъ.
-- Совсѣмъ? -- невозмутимо отозвался молодой Аренценъ.-- Отнюдь нѣтъ.
Но Роза уже видѣла его плѣшивымъ раньше, и для нея это было не ново. Увы, за эти годы она находила въ немъ все больше и больше перемѣны каждый разъ, какъ ѣздила туда, на югъ. И съ каждымъ разомъ онъ становился все большимъ и большимъ кривлякой, легкомысленнымъ, лѣнивымъ балагуромъ. Городская жизнь развратила этого сына деревни.
-- Но какъ ни мало у меня волосъ тутъ,-- продолжалъ молодой Аренценъ, показывая на свою полированную макушку,-- они все-таки встали у меня дыбомъ недавно, когда я пріѣхалъ домой.
Маккъ улыбнулся, и Роза тоже.
-- Первый попался мнѣ навстрѣчу лопарь Гильбертъ. Я сразу его узналъ и спросилъ, какъ онъ поживаетъ, какъ его здоровье. "Ничего себѣ,-- отвѣтилъ онъ, а вотъ Роза помолвлена съ почтаремъ Бенони". "Съ поч-та-ремъ Бенони?" -- спросилъ я. "Да, да!" "Со мно-ой!" -- поправилъ я. Но Гильбертъ закачалъ головой и не поддержалъ меня. Ну, прошу покорно, сами судите о моемъ ужасѣ, когда онъ не поддержалъ меня!
Наступило неловкое молчаніе.
-- Вотъ когда,-- продолжалъ молодой Аренценъ,-- волосы у меня и встали дыбомъ.
Роза медленно отошла къ окну и стала смотрѣть на дворъ.
Тутъ-то бы Макку и осадить этого франта, но онъ былъ человѣкъ сообразительный и сразу смекнулъ, что ссориться съ Николаемъ Аренценомъ, законникомъ, не-рука. Напротивъ. Впрочемъ, и поощрять этого развязнаго тона Макку не хотѣлось, и онъ, сказавъ:-- Ну, вамъ, пожалуй, есть о чемъ поговорить другъ съ другомъ,-- вышелъ изъ комнаты.
-- Нѣтъ, совсѣмъ не о чемъ! -- крикнула Роза вслѣдъ ему.
-- Послушай-ка, Роза, повернись,-- попросилъ молодой Аренценъ. Самъ онъ не всталъ съ мѣста и даже не глядѣлъ на нее. Онъ осматривался кругомъ, такъ какъ попалъ къ Макку въ первый разъ.-- А тутъ есть недурныя старинныя гравюры на стѣнахъ,-- сказалъ онъ съ видомъ знатока.
Никакого отвѣта.
-- Ну, поди же сюда, побесѣдуемъ, коли хочешь,-- продолжалъ молодой Аренценъ, вставая. Онъ подошелъ къ одной изъ картинъ на стѣнѣ и принялся ее разглядывать. И вотъ, эти двое, оставшись наединѣ, стояли каждый въ своемъ углу, спиною другъ къ другу -- Право, недурно,-- сказалъ онъ, самому себѣ, кивая на картину. Затѣмъ вдругъ подвинулся къ окну и заглянулъ Розѣ въ лицо:-- Ты плачешь? Я такъ и зналъ.
Она быстро отошла отъ окна и бросилась на стулъ.
Онъ медленно послѣдовалъ за него и сѣлъ на другой. -- Не горюй, Розочка,-- сказалъ онъ,-- все это пустяки.
Этотъ пріемъ не имѣлъ успѣха. Тогда онъ пустилъ въ ходъ другой:-- Я тутъ сижу и стараюсь развлечь тебя, а ты и ухомъ не ведешь. Вотъ какъ меня тутъ цѣнятъ! Да покажи ты хоть чѣмъ-нибудь, что замѣчаешь мое присутствіе.
Молчаніе.
-- Ну, однако! -- воскликнулъ онъ и всталъ. -- Я возвращаюсь въ родныя края, такъ оказать, и первымъ долгомъ стремлюсь къ тебѣ...
Роза только ротъ открыла, глядя на него.
А молодой Аренценъ воскликнулъ: -- Ну, выбилъ таки изъ тебя искру жизни! Улыбнулась! О, Господи, эта раскаленная мѣдная улыбка, эти яркія нелинючія губы!..
-- Да ты съ ума сошелъ! -- не выдержала, наконецъ, Роза.
-- Да,-- сразу подхватилъ онъ, кивая головой. -- Я не перестаю сходить съ ума съ тѣхъ поръ, какъ вернулся домой. Знаешь-ли ты, что мнѣ разсказали о тебѣ? Что ты невѣста почтаря Бенони! Слыханное-ли дѣло? Съ ума сошелъ,-- говоришь ты? Нѣтъ, я разбитъ, уничтоженъ, не существую, умеръ, или нѣчто въ этомъ родѣ. Я хожу день-деньской и не знаю, за что мнѣ ухватиться, что предпринять,-- все, что ни придумаю, никуда не годится. Когда я шелъ сюда сегодня, я объ одномъ молилъ Бога... Молитва была не длинная, да и просилъ я немногаго -- только, чтобы съ ума не сойти. Почтарь Бенони! А я-то? Съ ума сошелъ,-- говоришь ты? Да, да, я обезумѣлъ, я боленъ. Я стою тутъ, а на самомъ дѣлѣ я слегъ! Да, да, кремень и тотъ не выдержалъ бы такого удара.
-- Господи Боже мой! -- опять вырвалось у Розы на этотъ разъ съ искреннимъ отчаяніемъ:-- Ну, есть ли тутъ хоть капля здраваго смысла?
Онъ былъ нѣсколько озадаченъ этимъ искреннимъ воплемъ; лицо у него передернулось, и онъ спалъ съ тона:-- Ну, скажи слово, и я собственноручно накрою шляпой остатокъ своихъ волосъ и уйду.
Она посидѣла, подумала, потомъ вскинула голову и заговорила: -- Хорошо; теперь ужъ все равно. Но я все-таки нахожу, что ты... что не мѣшало бы тебѣ быть посерьезнѣе. Мнѣ, пожалуй, слѣдовало бы написать тебѣ о томъ, что вышло здѣсь у насъ, но... Да, я помолвлена. Надо же было кончить чѣмъ-нибудь. Да и не все ли равно?
-- Не унывай. Давай лучше поговоримъ объ этомъ. Ты вѣдь знаешь, что мы съ тобой самые лучшіе непріятели въ мірѣ.
-- Не о чемъ и разговаривать больше. Мы съ тобой достаточно уже разговаривали. Помнитоя, четырнадцать лѣтъ тому назадъ начали.
-- Да, въ сущности баснословная вѣрность! Сдѣлай-ка маленькую экскурсію въ исторію человѣчества и поищи подобнаго примѣра,-- не сыщешь. Такъ вотъ, значитъ, я возвратился въ родные края...
-- Слишкомъ поздно. И хорошо, что такъ.
Онъ сталъ серьезнѣе и сказалъ: -- Значитъ, голубятня и большой сарай такъ на тебя повліяли?
-- Да,-- отвѣтила она,-- вообще все вмѣстѣ; не буду отпираться. А отчасти и самъ онъ. Да и надо же мнѣ было чѣмъ-нибудь кончитъ. И разъ онъ такъ добивался меня...
Молчаніе. Оба сидѣли и думали каждый свое. Вдругъ Роза обернулась на стѣнные часы и сказала:-- Не знаю...
-- Я знаю! -- отозвался онъ и взялся за шляпу.
-- А то Маккъ подумаетъ, что мы тутъ сидимъ и мѣняемся кольцами,-- отчеканила она. Но тутъ ее какъ-будто зло взяло, и она порывисто спросила:-- А скажи мнѣ, ты вѣдь могъ бы сдать эти свои несчастные экзамены еще года три-четыре тому назадъ, какъ говорятъ?
-- Да,-- отвѣтилъ онъ, какъ будто сконфуженный,-- но тогда нашей вѣрности было бы всего одиннадцать лѣтъ.
Она сдѣлала усталое движеніе рукой и встала. Онъ простился, не подавая руки, и прибавилъ: -- Я-то не придаю этому значенія... но что, если бы и я теперь постарался насчетъ недвижимости?
-- Ты? Ты постарался бы?..
-- Нѣтъ, ради Бога,-- это не манифестъ. Я только говорю, что цѣлью моего честолюбія становятся отнынѣ голубятня и сарай!