Къ Пасхѣ пріѣхало на побывку много рыбаковъ. Они привезли семьямъ крупной Лофотенской трески,-- одна лодка могла захватить съ собой рыбы для десятка семействъ,-- и поклоны отъ оставшихся на промыслахъ. Бенони не могъ пріѣхать самъ, такъ какъ у него на рукахъ было три судна, и послалъ за себя Свена Дозорнаго, довѣривъ ему шлюпъ съ грузомъ рыбы для Макка, а для Розы Барфодъ золотое кольцо и золотой крестикъ. Но Роза уже опять находилась дома, такъ что посланному пришлось для исполненія порученія пуститься въ длинный путь черезъ общественный лѣсъ въ сосѣдній приходъ. Къ посылкѣ было приложено и письмецо.
Свенъ остался провести на пасторскомъ дворѣ первые дни Пасхи. Этотъ бѣлокурый, съ такой бѣлой кожей, парень, по обыкновенію, принесъ съ собой веселье и готовъ былъ пѣть сколько угодно. А какой онъ былъ сильный! Натаскалъ воды и для хлѣва и для кухни.
Роза пришла въ людскую какъ разъ, когда онъ распѣвалъ, и сказала:-- Продолжай!
Свенъ не заставилъ себя упрашивать и продолжалъ пѣсню ночныхъ сторожей:
Средь нашихъ братьевъ много
морскія пашутъ волны;
опасна ихъ дорога,
ихъ ночи страховъ полны.
О, Боже, путь ихъ сгладь,--
часы пробили пять,--
верни семьѣ опять!
-- А здѣшній народъ не поетъ,-- затараторилъ онъ.-- Совсѣмъ звѣрье. Встрѣтишь кого-нибудь, спросишь: умѣетъ ли онъ пѣть,-- нѣтъ! Иной разъ прямо зло возьметъ.
-- А ты все время распѣваешь? -- спросила его одна изъ дѣвушекъ.
-- Еще бы! Я никогда не тужу; смѣюсь, да и все тутъ. Сколькимъ людямъ на свѣтѣ живется хуже моего; они пусть и тужатъ. Впрочемъ, Гартвигсенъ поетъ,-- я долженъ признаться.
-- Развѣ? -- внезапно спросила Роза.
-- Какъ же! Какъ возьметъ молитвенникъ, да заведетъ псаломъ -- никто его не перетянетъ.
-- Онъ и на Лофотенахъ часто поетъ?
-- Какъ же! Гартвигсенъ -- онъ поетъ!
-- Поблагодари его за посылку,-- сказала Роза.
Свенъ поклонился. Молодецъ былъ этотъ Свенъ; изъ городскихъ; его учили вѣжливости. А, поклонившись, онъ сказалъ:-- Благодарствуйте! Вѣрно, будетъ и письмецо?
-- Нѣтъ, едва-ли,-- отвѣтила Роза.-- О чемъ отсюда писать?
-- Пожалуй, что такъ,-- сказалъ Свенъ, не безъ нѣкотораго удивленія.
Да, Роза рѣшительно не знала, о чемъ ей писать жениху. Она примѣрила кольцо; оно оказалось впору, но какой тяжелой стала ея рука отъ этого толстаго кольца! И вся рука казалась точно чужою. Потомъ она принялась разглядывать крестъ,-- большой золотой крестъ, какіе было въ модѣ носить на черной шейной бархаткѣ. Впрочемъ, у Розы уже былъ крестикъ; ей подарили его къ конфирмаціи. Первый день Пасхи она все-таки походила въ обновкахъ, но потомъ сняла ихъ и спрятала. Письмо она прочла всего разъ; она въ сущности ничего другого и не ожидала, но перечитывать письмо не стала.
А, пожалуй, все-таки слѣдовало послать Бенони пару словъ, поблагодарить? Да, это было бы не лишнее. И вечеромъ она присѣла и написала, что "шлетъ сердечное спасибо дорогому Бенони, хотя уже такой поздній часъ"... и такъ далѣе. "Кольцо мнѣ впору, а въ крестъ я продѣла черную бархатную ленточку"... и такъ далѣе. "Всѣ мы здоровы, а меня теперь сильно ко сну клонитъ. Спокойной ночи! Твоя Роза".
На другой утро она хотѣла отдать это письмецо, но оказалось, что Свена уже нѣтъ. У Свена вѣдь было еще письмо къ Макку въ Сирилундъ, а шелъ уже третій день Пасхи, такъ приходилось спѣшить.
Свенъ Дозорный опять шелъ лѣсомъ, распѣвая, болтая самъ съ собой, раздумывая о томъ, о семъ и передергивая плечами. Въ дорогѣ онъ пробылъ недолго, пришелъ въ Сирилундъ еще засвѣтло, хотя дни и стояли короткіе. Онъ отдалъ письмо Макку и получилъ приказъ переночевать, чтобы дождаться отвѣта.
Въ письмѣ Бенони къ Макку сообщалось о цѣнахъ на треску, печень, икру и соль; сколько груза уже закуплено и сколько еще имѣется въ виду. Дальше говорилось, что онъ продалъ порядочно сельдей для наживки, и по хорошей цѣнѣ. Въ концѣ же письма Бенони, какъ человѣкъ, собирающійся жениться, спрашивалъ насчетъ клавесина въ большой горницѣ и розоваго рабочаго столика въ маленькой: мы уступитъ ли Маккъ ему эти вещи и какъ дешево? На Лофотенахъ не купишь ни такой музыки, ни такого столика, кромѣ развѣ простыхъ сосновыхъ, а зa такимъ Роза не станетъ шить, поэтому Маккъ оказалъ бы ему услугу... "Съ почтеніемъ Б. Гартвигсенъ со шкуны".
Маккъ написалъ въ отвѣтъ, что ему, конечно, жаль разстаться съ клавесиномъ и рабочимъ столикомъ, но изъ расположенія къ самому Бенони, а также потому, что его милая крестница вздыхала по этимъ вещамъ и, пожалуй, жить безъ нихъ не могла, онъ ихъ уступитъ за сходную цѣну...
Свенъ расположился вечеромъ въ людской, пѣлъ пѣсни и забавлялъ всѣхъ. Сначала бойкій парень устроился было на чердакѣ надъ людской,-- подъ предлогомъ, что смертельно усталъ съ дороги. На чердакѣ оказалась постель, начинались такія пріятныя сумерки, лежать было такъ славно, тепло, что Свенъ отлично могъ бы выспаться... Но у него терпѣнія не хватило пролежать тамъ больше часа, и онъ опять шмыгнулъ внизъ. Въ людской уже зажгли огонь, но у самаго входа на лѣстницу Свенъ наткнулся на очень горячаго человѣка,-- это былъ старшій изъ дворовыхъ работниковъ, и между ними завязалась любопытная перебранка.
-- Взять да вытолкать тебя въ шею! -- сказалъ работникъ.
Свенъ расхохотался и отвѣтилъ только:-- Ну-ка!
-- Я приставленъ слѣдить за порядками въ людской. Самъ Маккъ такъ велѣлъ.
-- А что же я такое сдѣлалъ?
-- Ты лазилъ на чердакъ... Какъ разъ оттуда идешь... Якобина! -- крикнулъ работникъ наверхъ.
-- Чего? -- отозвалась сверху Брамапутра.
-- Слышишь? Она тамъ.
-- А мнѣ-то какое дѣло! -- отвѣтилъ Овенъ. -- Я спалъ тамъ съ дороги.
-- Беззаконно спалъ! Якобина замужемъ за Оле.
-- А я почемъ зналъ? Я тутъ чужой; городской человѣкъ.
-- Нѣтъ, я тебѣ скажу, кто ты: живодеръ, который шляется изъ двора во дворъ,-- заявилъ работникъ.
-- Тебя бы плетьми угостить за твой языкъ!-- отвѣтилъ Свенъ.
-- А тебя вздуть до полусмерти! -- разъярился работникъ.-- Понялъ, что я сказалъ? Вздуть!
-- Обзывать людей живодерами -- да это уголовщина! Во всякомъ порядочномъ городѣ на тебя бы надѣли за твою ругань колодки! -- не оставался въ долгу Свенъ.
Брамапутра спросила сверху изъ-за чего они ссорятся. Какъ только у Свена оказался стоющій вниманія свидѣтель, задора въ немъ еще прибавилось, и онъ подступилъ съ кулаками къ самому носу работника:-- Ежели ты сейчасъ же не уберешься, я тебѣ нагрѣю уши!
Брамапутра спустилась совсѣмъ внизъ,-- безстрашная, курчавая и любопытная.-- Да вы совсѣмъ спятили! -- сказала она.
-- А ты напрасно такъ поддаешься,-- предостерегающе обратился къ ней работникъ. -- Смотри, Оле твой вѣдь только въ отлучкѣ; небось, вернется.
Свенъ только взглянулъ, и видно было, что ему недолго перейти отъ словъ къ дѣлу: -- Что ты сказалъ? -- спросилъ онъ.
-- Ничего,-- отвѣтилъ работникъ,-- я не стану много разговаривать, а возьму да вышвырну тебя вонъ!
Брамапутра вмѣшалась въ дѣло, продѣла свою руку подъ локоть работника и оттащила его въ сторону.-- Будетъ вамъ! Есть изъ-за чего! -- сказала она.-- Сегодня же Пасха и все такое... Пойдемъ лучше со мной!
И работникъ пошелъ съ ней въ людскую.
Свенъ остался въ сѣняхъ, насвистывая и раздумывая. На самомъ дѣлѣ на умѣ у него была не Брамапутра, а Элленъ Горничная. Онъ видѣлъ ее нѣсколько разъ, шутилъ съ ней и оказывалъ разныя маленькія любезности. "Ну, да, вѣрно, она придетъ послѣ", подумалъ онъ и тоже двинулся въ людскую. Вотъ тогда-то онъ и поднялъ тамъ возню, принялся пѣть и выкидывать разныя штуки. А Элленъ Горничная, дѣйствительно, пришла, немного погодя, и осталась до поздняго вечера. Да, не будь Пасха, пожалуй, сразу пустились бы въ плясъ.
Въ самый разгаръ веселья вошелъ Маккъ съ письмомъ въ рукахъ. Въ людской сразу наступила мертвая тишина, и каждый пожелалъ очутиться гдѣ-нибудь подальше,-- такое почтеніе внушалъ къ себѣ старый хозяинъ. Но Маккъ даже не поглядѣлъ по сторонамъ; ему не къ лицу было показаться передъ слугами мелочнымъ придирой.
-- Вотъ, передай это письмо Гартвигсену,-- сказалъ онъ только, обращаясь къ Свену.
Тотъ взялъ письмо, поклонился, какъ слѣдуетъ, и сказалъ, что передастъ непремѣнно.
Маккъ повернулся и вышелъ.
Съ минуту еще длилась тишина, а тамъ опять пошло веселье, да еще пуще прежняго,-- у всѣхъ какъ будто отлегло на сердцѣ. Еще бы! Самъ Маккъ былъ тутъ,-- вонъ онъ гдѣ стоялъ, а говорилъ словно одинъ изъ нихъ. Ахъ этотъ Маккъ!
Свенъ закричалъ:-- Давайте споемъ: "Ой вы, сорозскія дѣвушки красныя!" Да хорошенько подтягивайте! Не забудьте, что послѣ каждаго стиха, какъ только я кончу, вы всѣ должны подхватывать хоромъ, этакъ скороговоркой: ой вы, сорозскія дѣвушки красныя! Такъ меня учили. Ну, я затягиваю...
-- А не поплясать ли намъ кстати? -- разошлась Брамапутра. Въ ней словно бѣсъ сидѣлъ.
Старшій работникъ зловѣще процѣдилъ:-- Да, да, Оле твой пока на Лофотенахъ, но...
-- Ну, и цѣлуй меня со своимъ Оле! -- отвѣтила Брамапутра, такъ и извиваясь передъ нимъ со своими кудряшками. Ужъ больно ее разбирала охота поплясать.
Работникъ размякъ, поглядѣлъ на нее и промолвилъ:-- Да, не будь Пасха...
-- Ну, и цѣлуй меня со своей Пасхой! -- опять бросила ему Брамапутра.
Тогда работникъ не вытерпѣлъ, выступилъ на середину комнаты и принялся кружить Брамапутру. А онъ былъ молодецъ плясать, не изъ слабосильныхъ. Послѣ нихъ вышли Свенъ Дозорный съ Элленъ Горничной, а за ними еще двѣ пары. Послали за парнемъ съ гармоникой, и наладилась заправская вечеринка; всѣмъ было весело. А двое сѣдыхъ призрѣваемыхъ, Фредерикъ Менза и Монсъ, сидѣли въ углу и глядѣли на все, словно два бездыханныхъ тѣла съ того свѣта. Время отъ времени они болтали другъ съ другомъ, спрашивали и отвѣчали, словно въ этомъ и впрямь была какая-нибудь надобность. Да, они выжили изъ ума, но на веселый ладъ, какъ заправскіе архиплуты. Имъ, пожалуй, чудилось, что горница изловила всѣхъ этихъ людей и кружитъ ихъ, вотъ они порой и хватали своими безпомощными руками воздухъ, чтобы привести горницу въ повиновеніе.
А Свенъ Дозорный съ Элленъ Горничной куда дѣвались? Они улизнули въ укромный уголокъ и шушукались тамъ. Онъ два раза обнялъ и поцѣловалъ ее. Ахъ, какая у нея была тоненькая талія! И какое милое имячко! И вся она была такая славненькая!.. И стоило ему шепнуть ей пару нѣжныхъ словъ, какъ и у нея глаза заискрились, и она тоже влюбилась въ него. Ахъ, въ ней все было прелестно! -- У тебя такія маленькія холодныя ручонки,-- такъ славно взять ихъ въ свои и согрѣвать...-- сказалъ онъ. -- А какое легкое имячко Элленъ; совсѣмъ датское имя!
Какъ они были молоды и какъ влюблены оба!
На другой день Свенъ Дозорный отправился обратно на Лофотены.