Бенони въ нерѣшительности постоялъ еще на дорогѣ. Сперва онъ думалъ было пойти за Розой... Да, нѣтъ! Пусть чортъ за нею бѣгаетъ, а ужъ онъ-то не погонится! Потомъ онъ рѣшилъ пойти къ кистеру, хотя ему и нечего было дѣлать тамъ.
Куда дѣвалась теперь прямая осанка Бенони? Онъ уже не держался монументомъ. Да и не хвастаться было ему больше въ шутку тѣмъ, что онъ покорилъ сердце пасторской Розы и не можетъ съ нею разстаться.
Завидѣвъ дворъ кистера, онъ постоялъ передъ нимъ съ идіотскимъ видомъ, вытянувъ шею, а затѣмъ, придя въ себя, повернулся и пошелъ обратно въ Сирилундъ повидаться съ Маккомъ.
-- Вышелъ вотъ изъ дому и зашелъ кстати по дѣлу,-- сказалъ Бенони.
Маккъ подумалъ съ минуту и, видно, сразу понялъ въ чемъ дѣло. Но не даромъ онъ былъ Маккъ! Какъ ни въ чемъ не бывало, онъ положилъ перо на конторку и спросилъ: -- Ты за жалованьемъ своимъ? Мы еще не подвели итоговъ... Хочешь получить чистоганомъ?
-- Не знаю... Тутъ столько всего... Я такъ потратился, что не знаю, какъ извернуться.
-- Такъ что же, помѣхъ никакихъ нѣтъ, можешь получить свое жалованье,-- сказалъ Маккъ и взялся за перо, чтобы подвести итогъ.
У Бенони, должно быть, голова шла кругомъ отъ мыслей, потому что онъ вдругъ сказалъ:-- На Лофотенахъ толковали насчетъ банка или какъ тамъ его...
-- Банка?
-- Да. Что вѣрнѣе, дескать... Такъ толковали.
Маккъ вдругъ усмѣхнулся, потомъ сказалъ:-- Вѣрнѣе?
-- По той причинѣ, что банкъ кладетъ деньги въ желѣзный шкапъ, который ужъ никакъ не можетъ сгорѣть,-- вывернулся Бенони.
Маккъ открылъ конторку и досталъ свою шкатулку.-- Вотъ мой желѣзный шкапъ,-- сказалъ онъ и прибавилъ:-- И предкамъ моимъ служилъ.-- Затѣмъ онъ какъ то порывисто сунулъ шкатулку обратно въ конторку, проговоривъ:-- И никогда еще не сгоралъ.
-- Да, да,-- отозвался Бенони,-- а случись такая бѣда?..
-- У тебя есть закладная.-- Но тутъ Маккъ вдругъ припомнилъ, что вѣдь закладная пропала. И, чтобы не подымать вопроса о томъ, нашлась ли она и будетъ ли засвидѣтельствована, онъ поспѣшилъ добавить:-- Впрочемъ, я не держу капиталовъ въ сундукѣ. Я пускаю деньги въ оборотъ.
Но Бенони былъ слишкомъ разсѣянъ, чтобы вступать въ споръ, и вдругъ заговорилъ насчетъ музыки, столоваго серебра, и розоваго швейнаго столика... Пожалуй, молъ, они ему и не понадобятся вовсе, пропадутъ задаромъ?.. Роза-то вѣдь теперь съ молодымъ Аренценомъ...
-- Что такое -- Роза?
-- Люди разное говорятъ... Будто кистеровъ Николай вернулся и беретъ ее.
-- Не слыхалъ,-- отвѣтилъ Маккъ.-- Ты говорилъ съ нею?
-- Да. Она была страсть неподатлива.
-- Бѣда съ этими женщинами! -- задумчиво проговорилъ Маккъ.
Бенони подсчиталъ въ умѣ, сколько онъ круглымъ счетомъ сдѣлалъ и еще готовъ былъ сдѣлать для Розы, и, глубоко обиженный, заговорилъ сгоряча своимъ настоящимъ языкомъ,-- сказалъ, что слѣдовало: -- Это по закону такъ поступать съ простымъ человѣкомъ? Коли бы я захотѣлъ поступать по своему праву, такъ я бы поучилъ этого Николая законамъ,-- наклалъ бы ему въ загорбокъ сколько влѣзетъ!
-- Да Роза сказала тебѣ что-нибудь положительное?
-- Ни единаго слова. Плела, плела и оплела меня. Прямо-то она такъ и не сказала, что дѣлу конецъ, но все къ тому вела.
Маккъ отошелъ къ окну и задумался.
-- Въ старину говорили, что женской хитрости конца нѣтъ. А я такъ думаю, въ ней столько концовъ и петель!..-- изрекъ Бенони.
Макку не къ лицу было вести долгіе разговоры и выслушивать изліянія какого бы то ни было Бенони, и онъ, отвернувшись отъ окна, отрѣзалъ: -- Я поговорю съ Розой.
Въ сердцѣ Бенони мелькнулъ лучъ надежды.-- Вотъ, вотъ; спасибо вамъ!
Маккъ кивнулъ въ знакъ того, что больше толковать не о чемъ, и взялся за перо.
-- А еще насчетъ музыки и прочаго... Мнѣ, вѣдь, ничего этого не нужно, ежели...
-- Дай же мнѣ поговорить съ Розой,-- сказалъ Маккъ.
-- Да, да. А насчетъ банка?..
-- Отложимъ.
Бенони пошелъ къ дверямъ, повертѣлъ въ рукахъ свою шляпу и нерѣшительно протянулъ:
-- Да-а... Счастливо оставаться.
Бенони вернулся домой, совсѣмъ упавъ духомъ. Никогда еще не было ему такъ грустно. На другой день онъ опять зашелъ къ Макку -- нѣтъ ли чего новаго?-- но Маккъ даже не успѣлъ поговорить съ крестницей. Бенони это показалось страннымъ; но, можетъ статься, Маккъ хочетъ дѣйствовать на нее исподволь? Бенони подождалъ еще два дня и отправился къ Макку въ самомъ напряженномъ состояніи духа.Теперь онъ зналъ, что Розы больше нѣтъ въ Сирилундѣ,-- онъ самъ видѣлъ, какъ она шла по дорогѣ къ общественному лѣсу.
Маккъ встрѣтилъ его, покачивая головой.-- Не пойму, что такое съ Розой.
-- Такъ вы говорили съ ней?
-- И не разъ. Могу сказать, что всячески старался за тебя, но...
-- Да, да, -- сказалъ Бенони совсѣмъ подавленный.-- Конецъ всему.
Маккъ задумался у окна. А Бенони тѣмъ временемъ разгорячился и набрался гордости.-- Она хотѣла вернуть мнѣ золотое кольцо и золотой крестъ. Не трудись, говорю,-- что твое, то твое. Небось, и безъ того хватитъ у меня во что одѣться, и съ голоду не помру,-- говорю. Ха-ха-ха! Небось, хватитъ у меня на кашу съ прихлебкой,-- говорю.
Бенони опять разсмѣялся раздражительно и отрывисто. А подъ прихлебкой онъ разумѣлъ глотокъ молока къ кашѣ.
-- Ну, я еще не пустилъ въ ходъ послѣдняго, главнаго своего козыря,-- сказалъ Маккъ, оборачиваясь.-- Небось, тогда поддастся! -- прибавилъ онъ, опять подавая Бенони надежду.
-- Не скажете -- какой?
Маккъ только кивнулъ, поджавъ губы.
-- Не прогнѣвайтесь, какой такой козырь?
Тутъ Маккъ уже отмахнулся,-- безъ разговоровъ, дескать,-- и прибавилъ:-- Предоставь это мнѣ... Кстати: ты тутъ насчетъ банка толковалъ; хочешь что ли взять свой вкладъ изъ оборота?
-- Не знаю... У меня въ головѣ такая меланхолія...
-- Нѣтъ, ты лучше говори прямо. Я тутъ хлопочу за тебя, мнѣ нуженъ покой, чтобы хорошенько все обдумать, такъ надо порѣшить насчетъ денегъ -- такъ или этакъ.
-- Но прогнѣвайтесь,-- я оставлю деньги; мнѣ ихъ пока не нужно.
Бенони смекнулъ, что не слѣдуетъ заходить далеко сразу; надо выждать, пока Маккъ договорится съ Розой до чего-нибудь. У него все еще оставалась надежда; Маккъ -- воротила!
Выходя изъ конторы, Бенони замѣтилъ, что одинъ изъ лавочныхъ молодцовъ, Стенъ, прибиваетъ объявленіе къ стѣнѣ около лавки.
-- Что новаго? -- спросилъ Бенони.
Стенъ Лавочникъ что-то пробурчалъ въ отвѣтъ.
Бенони разглядѣлъ, что это было оповѣщеніе о тингѣ, и пріостановился было прочесть день и число. Онъ подозрѣвалъ, что бѣдняга Стенъ точитъ на него зубъ еще съ зимы, когда они торговали вмѣстѣ въ лавкѣ, а потому и рѣшилъ больше не разспрашивать его. Но Стену, видно, не къ спѣху было; онъ положилъ свою изсиня-красную лапищу на объявленіе и такъ обстоятельно вколачивалъ каждый гвоздикъ, пропуская его сквозь клочки кожи, что конца этому не предвидѣлось. Въ прежнее время Бенони безъ всякихъ церемоній отпихнулъ бы тщедушнаго Стена Лавочника, но теперь онъ былъ такъ глубоко потрясенъ и униженъ, что не смѣлъ ни съ кѣмъ ссориться. Такъ и пришлось ему уйти, не узнавъ числа.
Да, воистину, Господь низвергъ его въ бездну! Вотъ онъ теперь богатъ; сколько у него добра, а раздѣлить его не съ кѣмъ. Нѣтъ никакого сомнѣнія, что Роза уйдетъ отъ него. Ахъ, не заноситься бы ему такъ высоко, не забирать себѣ въ голову жениться на ней. Да и могло ли это дѣло кончиться добромъ? Вѣдь онъ сразу началъ съ обмана,-- насчетъ того, что было тогда въ общественномъ лѣсу, въ пещерѣ, когда еще онъ былъ почтальономъ... О, эти незабвенные дни, когда онъ ходилъ съ почтовой сумкой, разносилъ людямъ письма и былъ въ ладахъ со всѣми! Въ зимнее время общественный лѣсъ былъ такой тихій, бѣлый, весь залитый сѣвернымъ сіяніемъ; а лѣтомъ въ немъ стоялъ ароматъ сосенъ и черемухи -- просто наслажденіе! Подышать этимъ воздухомъ все равно что поѣсть крѣпкихъ яицъ морскихъ птицъ.