Въ Сирилундѣ колютъ свиней. Полугодовикъ уже заколотъ и шпарится въ кипяткѣ; очередь за годовикомъ, пестрымъ чудовищемъ съ желѣзнымъ кольцомъ въ рылѣ. Дѣломъ заняты нѣсколько работниковъ и работницъ: старшій работникъ колетъ, Свенъ Дозорный и Оле Человѣчекъ помогаютъ ему, а кухарка и Брамапутра бѣгаютъ взадъ и впередъ за кипяткомъ. Отъ скотницы мало толку: она только ходитъ да заливается горькими слезами, оплакивая животныхъ. Каждый годъ та же исторія!
Работникъ немножко побаивается крупнаго годовалаго борова. Свенъ Дозорный совѣтовалъ пристрѣлить его, какъ дѣлаютъ всѣ добрые люди, но ключница разъ на всегда запретила это,-- она не хотѣла, чтобы кровь пропадала.
-- Ну, пойдемъ, возьмемся за него,-- говоритъ работникъ, набираясь храбрости.
-- Да, да,-- отвѣчаютъ Свенъ Дозорный и Оле Человѣчекъ.
Они оставляютъ женщинъ шпарить тушу полугодовика и выдергивать изъ него щетину, подъ карканье и стрекотанье воронъ и сорокъ, тучей вьющихся надъ ихъ головами.
Трое мужчинъ направляются къ свиному закутку. Боровъ подымаетъ кверху свой пятачокъ и, похрюкивая, глядитъ на нихъ. Они приготовляютъ веревку съ петлей, чтобы захлестнуть ему переднія ноги; скотница выманиваетъ борова на дворъ, показывая ему корытце съ кормомъ. Боровъ идетъ довольно охотно, вопросительно похрюкивая. Старшій работникъ кричитъ Брамапутрѣ, чтобы она приготовила лоханку для крови. Тихо, то и дѣло пріостанавливаясь, подвигается шествіе къ дровнямъ, на которыхъ колютъ свиней. Вотъ и дошли. Но тутъ кухарка вдругъ бросаетъ свою возню съ полугодовикомъ и убѣгаетъ въ кухню,-- она не выноситъ вида крови. Въ догонку ей сыплются крѣпкія словца. Брамапутра остается держать лохань, куда всыпана пригоршня соли. Все готово.
Боровъ то похрюкиваетъ, то прислушивается и усиленно моргаетъ, словно пытаясь понять, что говорятъ эти люди. Скотницѣ велѣно держаться подлѣ него, чтобы успокоить животное, но она ничего не видитъ отъ слезъ и, вдругъ пускается бѣжать со всѣхъ ногъ, вся перегнувшись впередъ и жалобно голося на весь дворъ. Съ боровомъ сразу не стало слада,-- онъ рванулся за нею. -- Хоть корытце-то поставь, чертова ослица! -- гремитъ старшій работникъ; онъ и безъ того былъ разстроенъ. Но скотница ничего не слышитъ.
Боровъ подымаетъ визгъ. Веревка, захлестнувшись вокругъ его ногъ, мѣшаетъ ему бѣжать за скотницей и корытцемъ. Чего понадобилось этимъ людямъ съ ихъ веревкою? Боровъ визжитъ изо всѣхъ силъ, и старшему работнику приходится крикомъ отдавать приказанія: -- Не, выпускай веревки, чортъ подери!.. Ахъ ты, чтобъ тебѣ! Вырвался! У, сатана! -- шипитъ онъ на Оле Человѣчка, который не удержалъ въ рукахъ веревки. Боровъ скачками бросается по двору, Свенъ Дозорный перехватываетъ его и затягиваетъ петлю. Мощная туша опрокидывается и тянетъ за собой и Свена... Какимъ-то чудомъ онъ остается на ногахъ.
Старшій работникъ, взбѣшенный, зловѣщій, откладываетъ длинный ножъ и подходитъ къ Оле Человѣчку:-- Ты что, на воронъ зазѣвался?
-- А тебѣ какое дѣло? Твои что ли вороны?
-- А, ты такъ-то? -- старшій работникъ окончательно выходитъ изъ себя. Даромъ что ли онъ выбиралъ себѣ помощниковъ для этой отчаянной работы? Онъ пошелъ къ Свену Дозорному и сказалъ:-- Тебѣ придется помочь мнѣ заколоть сегодня парочку поросятъ. И Оле Человѣчку онъ сказалъ:-- И тебѣ тоже.
Теперь онъ трижды тихонько тычетъ кулакомъ въ воздухѣ и спрашиваетъ тономъ храбреца:-- Видалъ это?
Но Оле Человѣчекъ только посмѣивается и продолжаетъ свое:-- Сороки -- и тѣ не твои.
-- Такъ вотъ я и всажу его тебѣ прямо въ физію,-- говоритъ старшій работникъ, потрясая кулакомъ, если ты выпустишь еще разъ.
-- Поди ты! Давай мнѣ ножъ, я самъ заколю!
-- Ты?
Но вотъ Свенъ Дозорный тащитъ на веревкѣ борова; тотъ продолжаетъ визжать и упирается изо всѣхъ силъ. Тогда Оле Человѣчекъ плюетъ сперва на одну ладонь, потомъ на другую и снова берется за веревку. А Свенъ Дозорный, приготовивъ вторую петлю захлестнуть борову рыло, выжидаетъ удобную минуту...
-- Берегись! -- крикнула Брамапутра... Она знаетъ, что это дѣло опасное: боровъ, того гляди, распоретъ клыкомъ руку смѣльчака.
-- Да замолчишь ты, наконецъ!..-- предостерегаетъ ее старшій работникъ, даже подпрыгивая отъ бѣшенства.
Брамапутра глядитъ на него: -- У, злющій какой! Ужъ я тебя не поцѣлую! -- говоритъ она.
Глазки Оле Человѣчка становятся такіе маленькіе и колючіе...-- Я тебѣ заткну глотку!-- грозитъ онъ.
Но вотъ Свену Дозорному удается набросить первую петлю и стянуть борову рыло, а затѣмъ онъ съ быстротой молніи обматываетъ его еще и еще. Теперь животное неопасно, и можно съ нимъ справиться. Визги заглушены, и боровъ тяжело дышитъ; рыло туго стянуто веревкой. Затѣмъ борова хватаютъ за всѣ четыре ноги и валятъ на дровни. Нервы у всѣхъ натянуты до крайности, и люди проявляютъ излишнюю жестокость и грубость въ своемъ обращеніи съ животнымъ, которое безпомощно валяется на дровняхъ. Старшій работникъ помахиваетъ ножомъ и прицѣливается.
-- Не слишкомъ высоко,-- совѣтуетъ Оле.
-- Не говори ему подъ руку! -- предостерегаетъ Брамапутра и уже начинаетъ размѣшивать соль въ лоханкѣ. Соль такъ и скрипитъ подъ мѣшалкой.
Вотъ ножъ вонзается; работникъ дважды ударяетъ по рукояткѣ, чтобы прорѣзать толстую кожу, а затѣмъ уже лезвіе мягко входитъ въ жирную глотку по самую рукоятку.
Сначала боровъ какъ будто ничего не понимаетъ и лежитъ словно въ раздумьѣ... Но вдругъ догадывается, что его убили, и принимается испускать глухіе взвизги, пока не выбивается изъ силъ. Кровь все время хлещетъ изъ его глотки въ лохань, гдѣ Брамапутра безпрерывно размѣшиваетъ ее съ солью...
-- А легкая смерть быть убитымъ,-- задумчиво говоритъ Свенъ Дозорный.
-- Ты пробовалъ что ли?
-- Дѣло одной минуты и для того, кто колетъ и для того, кто умираетъ...
Послѣ обѣда Свенъ Дозорный отпросился, чтобы пойти къ Бенони вычистить трубу. Онъ вооружился длинной метлой изъ березовыхъ прутьевъ и метелкой изъ можжевельника на толстой проволокѣ.
Бенони былъ дома. Чистка трубы была попросту одной изъ его смѣшныхъ затѣй, и расчитана единственно на то, чтобы показать людямъ, какъ много работаетъ у него печная труба; вѣчно, дескать, у него плита топится.
-- Большое тебѣ спасибо за то, что захотѣлъ услужить мнѣ,-- сказалъ Бенони и поднесъ Свену стаканчикъ. Они продолжали оставаться пріятелями, такъ какъ Свенъ Дозорный всегда былъ такъ учтивъ въ обхожденіи. Онъ и теперь отвѣтилъ:-- Стыдно было бы мнѣ не услужить Гартвигсену такой бездѣлицей.
Онъ зашелъ въ кухню, убралъ съ плиты всѣ сковородки и котелки и затѣмъ полѣзъ на крышу. Бенони вышелъ за нимъ и остался стоять внизу, разговаривая со Свеномъ.-- Какова сажа? Жирная?
-- Какъ разъ,-- отвѣтилъ Свенъ,-- жирная, блестящая!
-- Это все чадъ отъ жаренаго,-- сказалъ Бенони.-- Я говорилъ своей работницѣ, что ужъ больно жирно мы живемъ, можно бы обойтись и безъ этого, но...
-- Да, сговоришься съ бабьемъ, какъ же! -- со смѣхомъ отозвался Свенъ.
-- Что подѣлаешь? Бѣдняга ужъ привыкла къ такой жизни у меня въ домѣ,-- постарался Бенони извинить работницу.-- Такъ ты говоришь: сажа черная, жирная?
-- Чернѣй и жирнѣй я и не видывалъ.
Бенони былъ чрезвычайно доволенъ этимъ и такъ радъ опять побыть со своимъ старымъ пріятелемъ съ "Фунтуса" и лова съ неводомъ. И онъ старался задержать Свена подольше на крышѣ, чтобы люди, проходившіе въ Сирилундскую лавку и обратно, хорошенько обратили на него вниманіе.
-- Я хочу купить у тебя твой алмазъ,-- сказалъ Бенони.
-- Это ужъ совсѣмъ лишнее. На что онъ вамъ?
-- Пусть себѣ лежитъ у меня. Мало ли у меня всякихъ сокровищъ? И все прибавляется. Скоро отъ полу до крыши хватитъ.
Свенъ Дозорный сказалъ на это, что если бы, напротивъ, Гартвигсенъ одолжилъ ему подъ алмазъ нѣсколько далеровъ на время нужды...
-- Какой нужды?
-- Да вотъ, ежели намъ съ Элленъ доведется жениться.
-- Вотъ ты куда гнешь. А гдѣ же вы будете жить съ нею?
-- Въ каморкѣ,-- когда Фредрикъ Менза помретъ.
-- Ты говорилъ съ Маккомъ насчетъ этого?
-- Да, Элленъ говорила съ нимъ. Онъ хотѣлъ подумать.
И Бенони подумалъ и сказалъ: -- Я куплю у тебя алмазъ и заплачу чистоганомъ. Не зачѣмъ тебѣ входить въ долги изъ-за какихъ-то двухъ-трехъ далеровъ.
Готовясь слѣзть съ крыши, Свенъ Дозорный оглядѣлся кругомъ и сказалъ:-- Вонъ адвокатъ опять въ погребокъ направился.
-- Да что ты?
-- Повадился частенько. Не къ добру это.
Бенони вспомнилась Роза и то время, когда онъ былъ ея женихомъ; онъ покачалъ головой и сказалъ:-- Да, да, Роза,-- мужъ твой, конечно, зашибаетъ большія деньги, но...
Свень Дозорный не благоволилъ къ адвокату Аренцену и не согласился насчетъ большихъ денегъ.-- Вотъ что я вамъ скажу, Гартвигсенъ,-- много ли онъ въ сущности зарабатываетъ? Есть у него кое-какія дѣлишки, и получаетъ онъ отъ нихъ кое-что. Но вѣдь теперь ему и расходы предстоятъ не малые. Когда отецъ его помретъ, ему ужъ нельзя будетъ жить на даровщинку въ кистерскомъ домѣ; придется нанимать или самому строить домъ. Да, вдобавокъ, у него мать на рукахъ!
Бенони подъ разными предлогами удержалъ Свена Дозорпаго на крышѣ до тѣхъ поръ, пока адвокатъ опять не показался на дорогѣ.
-- Какъ онъ, твердъ на ногахъ? -- спросилъ Бенони Свена.
-- Ничего себѣ, твердъ; небось, человѣкъ привычный,-- отвѣтилъ Свенъ Дозорный.
Онъ спустился съ крыши и принялся выгребать сажу въ самой кухнѣ. Бенони все время былъ тутъ же.
-- Мнѣ пришелъ на умъ звонокъ у постели Макка,-- началъ онъ снова.-- Ты говоришь: шнурокъ серебряный съ бархатомъ?
-- Шелковый съ серебромъ. А ручка обшита краснымъ бархатомъ.
-- Какъ по-твоему, Маккъ продастъ его?
-- Во-отъ? Вы бы купили?
-- Мнѣ бы надо обзавестись звонкомъ,-- отвѣтилъ Бенони.-- А мнѣ не охота покупать простого, дешеваго. Значитъ, лежишь себѣ въ постели и звонишь?
-- Вотъ-вотъ; лежишь въ постели и дергаешь разъ или два, какъ вздумается. Только не обязательно ложиться въ постель каждый разъ, какъ захочешь позвонить,-- добавилъ, смѣясь, весельчакъ Свенъ Дозорный; ему бы все шутить да балагурить, беззаботной головушкѣ!
-- Я обзаведусь такимъ звонкомъ въ Бергенѣ,-- серьезно сказалъ Бенони.-- Я не постою за нѣсколькими далерами; я люблю, чтобы у меня въ домѣ были всякія такія вещи...
Увы, не всегда-то Бенони былъ такъ самоувѣренъ. Въ тихія долгія ночи онъ не разъ лежалъ безъ сна, мучась сомнѣніями насчетъ своего положенія. Что въ сущности есть у него? Кромѣ тѣхъ пяти тысячъ, которыя выманилъ у него этотъ мошенникъ Маккъ, у него оставался только домъ съ пристройкой да большой сарай; самый неводъ скоро потеряетъ всякую цѣну. Не больно-то сладко было засыпать съ такими мыслями...
По воскресеньямъ Бенони одѣвался по-праздничному и отправлялся въ церковь. Онъ все надѣялся встрѣтить у церкви извѣстную особу, поэтому каждый разъ и наряжался въ двѣ куртки и высокіе сапоги со сборами и невиданными лакированными бураками. Но въ одно изъ воскресеній онъ пришелъ домой изъ церкви необычайно мрачный. Арнъ Сушильщикъ вернулся изъ Бергена на "Фунтусѣ" и совершилъ эту поѣздку не хуже Бенони, съ такой же удачей. Скоро этотъ удивительный рейсъ въ Бергенъ всѣмъ будетъ нипочемъ! и "Фунтусъ" вернулся съ грузомъ товаровъ для лавки, какъ всегда, да еще привезъ огромный ящикъ, который едва подняли восемь человѣкъ. Это была новая музыка, купленная Маккомъ. Бенони даже ротъ разинулъ, когда услыхалъ про эту музыку и новенькое блестящее серебро, тоже выписанное Маккомъ изъ Бергена. Откуда брались деньги у этаго банкрота-мошенника? Инструментъ поставили у Макка въ большой горницѣ, и Роза испробовала его: тихонько перебрала кончиками пальцевъ клавиши, залилась слезами и убѣжала,-- такой чудный звукъ былъ у новой музыки...
Но у Бенони была еще и другая причина, похуже, приходить въ отчаяніе. Выставили для общаго свѣдѣнія списокъ плательщиковъ, и Бенони былъ въ немъ обойденъ,-- его больше не считали за человѣка состоятельнаго, имущество котораго подлежитъ обложенію налогомъ.
Бенони, прочитавъ списокъ, поблѣднѣлъ, и ему показалось, что всѣ смотрятъ на него съ состраданіемъ. Но онъ только засмѣялся и сказалъ:-- Отлично, что отдѣлался отъ налога! -- а у самого сосало подъ ложечкой, такъ онъ былъ разстроенъ. По дорогѣ домой онъ рѣшилъ отыскать податного комиссара и поговорить съ нимъ по-пріятельски, посмѣяться и хорошенько пожать ему руку за то, что тотъ освободилъ его отъ налога, ха-ха!
Дорогой его догналъ Аронъ изъ Гопана. Бенони нахмурилъ брови; нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ только люди состоятельные позволяли себѣ догонять по дорогѣ Бенони Гартвигсена и составлять ему компанію. Аронъ почтительно привѣтствовалъ Бенони:-- Миръ вамъ,-- а Бенони небрежно бросилъ ему:-- Здравствуй! -- знай, дескать, разницу.
Аронъ заговорилъ, какъ полагалось, сначала о погодѣ, а затѣмъ перешелъ къ дѣлу: не подастъ ли ему Гартвигсенъ совѣтъ -- какъ ему быть?
-- Насчетъ чего?
Да насчетъ тяжбы. Адвокатъ Аренценъ уже отобралъ у Арона одну корову, и другая была отписана на него. Но насчетъ этой второй коровы жена Арона прямо заявила, что не выпуститъ ея со двора живою.
-- Гдѣ мнѣ подавать тебѣ совѣты,-- сказалъ Бенони, уничижая себя до крайности.-- Ты самъ сегодня видѣлъ списокъ; я теперь человѣкъ неимущій,-- хе-хе!
-- Вотъ такъ диво! Да кто жъ у насъ тогда имущій?-- И Аронъ перешелъ къ тому -- не купитъ для Гартвигсенъ у него его горы?
-- Почему ты это мнѣ предлагаешь?
-- А то кому же? Я иду къ тому, кто въ силахъ. Я уже говорилъ насчетъ этихъ благодатныхъ горъ съ адвокатомъ,-- онъ не въ силахъ. Я говорилъ насчетъ нихъ съ самимъ Маккомъ,-- и тотъ не въ силахъ.
Бенони, услыхавъ это, сказалъ:-- Я подумаю. А ты говорилъ со смотрителемъ маяка?
Со смотрителемъ маяка? Онъ послалъ за Арона образцы къ профессору въ Христіанію и получилъ отвѣтъ, что тутъ свинцовая руда, а въ ней серебро. Что же еще можетъ сдѣлать смотритель?
-- Вы одинъ у насъ человѣкъ въ силѣ.
-- Да, да,-- сказалъ Бенони, наскоро обдумавъ дѣло,-- мнѣ денегъ не жаль, я не таковскій. Такъ и быть куплю твои горы.
-- Охъ, по гробъ жизни буду вамъ обязанъ.
-- Заходи ко мнѣ завтра поутру,-- сказалъ Бенони коротко, на манеръ Макка, и кивнулъ Арону, тоже по Макковски.
Дѣло было рѣшено...
На другой день Бенони опять поговорилъ со смотрителемъ, къ великой гордости и радости этого отжившаго человѣка: его мнѣнію придаютъ хоть какое-нибудь значеніе! Во всякомъ случаѣ эти горы, по которымъ онъ ходилъ, которыя разглядывалъ годами, перейдутъ теперь въ другія руки,-- хоть какая-нибудь перемѣна; значитъ, его мысль все-таки не пропала совсѣмъ безслѣдно! Смотритель совѣтовалъ не жалѣть денегъ на этотъ участокъ съ горами,-- онъ стоитъ по меньшей мѣрѣ тысячъ десять.
Но и Аронъ изъ Гопана и Бенони оба были люди со смысломъ, понимавшіе, что смотритель заговаривается. Бенони, напротивъ, былъ вѣренъ себѣ и вовсе не на вѣтеръ покупалъ эти горы: насчетъ руды и серебра онъ не зналъ толку, но, приложивъ немножко труда и денегъ, можно было устроить тутъ, вдоль берега и общественнаго лѣса, отличныя площадки для сушки трески. Вѣдь, можетъ статься, ему когда-нибудь доведется самому стать скупщикомъ на Лофотенахъ; вотъ площадки ему и пригодятся.
Онъ оговорился съ Арономъ, что покупаетъ у него весь участокъ съ небольшимъ перелѣскомъ за сто далеровъ. Купчую составилъ писарь ленемана.
Но, когда дошло до расплаты и надо было выложить на столъ денежки, Бенони до такой степени вошелъ въ роль благодѣтеля и опекуна Арона, что сказалъ:-- Смотри, чтобы эти деньги не пошли адвокату на кистерскій дворъ! Понимаешь? Не по карману тебѣ это.
-- Гм... Что до того... Всѣ деньги? Нѣтъ, Боже избави!
-- Во сколько оцѣнена корова?
-- Въ двѣнадцать далеровъ.
Бенони отсчиталъ двѣнадцать далеровъ и отдалъ Арону:-- Вотъ, это Николаю. И тяжбѣ конецъ.-- Затѣмъ онъ отсчиталъ еще восемьдесятъ восемь, завернулъ въ бумажку и сказалъ:
-- А это,-- это не для Николая.
Арону изъ Гопана, конечно, извѣстно было объ отношеніяхъ Бенони къ Розѣ, женѣ адвоката; поэтому онъ кивнулъ головой и, принимая деньги, прибавилъ:-- Нѣтъ, это ужъ не для Николая.
-- Покажи же теперь, какъ ты держишь слово!
О, какъ было пріятно говорить такимъ властнымъ тономъ, по-Макковски, и внушать къ себѣ почтеніе! Пусть теперь Аронъ разнесетъ по околотку, что такое сдѣлалъ и что сказалъ Бенони Гартвигсенъ...
Писарь ленемана захватилъ съ собою купчую, чтобы послать ее судьѣ для скрѣпленія.