Колодецъ готовъ, канавы выкопаны, и водопроводчикъ, который долженъ прокладывать трубы, пріѣхалъ. Онъ выбралъ себѣ въ помощники Гриндхюсена, а мнѣ было поручено провести трубы изъ подвала во второй этажъ.
Въ то время, какъ я рылъ канаву въ подвалѣ, туда пришла однажды барыня. Я крикнулъ ей, чтобы она была осторожнѣе, но она отнеслась очень весело къ моему предупрежденію.
-- Здѣсь нѣтъ ямы? -- спросила она, указывая на одно мѣсто. -- И здѣсь тоже нѣтъ?
Наконецъ она оступилась и упала ко мнѣ въ канаву. Въ канавѣ и безъ того не было свѣтло, но она навѣрное ничего не видѣла, такъ какъ пришла со свѣта. Она стала нащупывать стѣны ямы и спросила:
-- Вѣроятно, можно выбраться наверхъ?
Я поднялъ ее, и она вышла изъ ямы. Это было нетрудно, такъ какъ она была очень тоненькая, несмотря на то, что была матерью взрослой дѣвушки.
-- Надо было бы быть осторожнѣе! -- сказала она, отряхивая съ платья землю. -- Это былъ хорошій прыжокъ... Тебѣ придется какъ-нибудь притти во второй этажъ помочь мнѣ переставить кое-что, придешь? Но намъ придется подождать и воспользоваться тѣмъ временемъ, когда мой мужъ уѣдетъ въ приходъ; онъ не любитъ никакихъ перемѣнъ. Когда вы окончите здѣсь всю работу?
Я назначилъ приблизительный срокъ, -- недѣлю или около того.
-- А отсюда вы куда пойдете?
-- На сосѣдній дворъ.
Гриндхюсенъ обѣщалъ тамъ копать картофель.
Черезъ нѣсколько времени мнѣ пришлось пойти въ кухню пропиливать въ полу отверстіе для трубы. Случилось такъ, что барышнѣ понадобилось въ кухнѣ что-то именно въ то время, когда я тамъ работалъ. Она побѣдила свою антипатію ко мнѣ и обратилась ко мнѣ съ нѣсколькими словами, и осталась посмотрѣть на работу.
-- Подумай, Олина, вѣдь тебѣ придется только повернуть кранъ, и вода пойдетъ, -- сказала она служанкѣ.
Но старая Олина, повидимому, вовсе не была отъ этого въ восторгѣ.
-- Это прямо смѣшно, -- увѣряла она, -- проводить воду въ самую кухню. Двадцать лѣтъ таскала она всю воду, необходимую для дома, что же она теперь будетъ дѣлать?
-- Отдыхать, -- сказалъ я.
-- Отдыхать?! Я думаю, что человѣкъ созданъ для того, чтобы работать.
-- Ты можешь шить также свое приданое, -- сказала барышня съ улыбкой.
Она болтала по-дѣтски, но я былъ ей благодаренъ за то, что она приняла участіе въ разговорѣ нашего брата, и за то, что она осталась на нѣсколько минутъ въ кухнѣ. И, Боже мой, какъ живо я работалъ, и какъ я удачно давалъ отвѣты, и какъ я былъ остроуменъ! Я помню это еще до сихъ поръ. Но вдругъ фрёкенъ Елизавета какъ будто вспомнила, что ей непристойно долго разговаривать съ нами, и она ушла.
Вечеромъ я пошелъ, по своему обыкновенію, на кладбище; но когда я увидалъ, что барышня пришла туда раньше меня, то я сейчасъ же оттуда убрался и пошелъ бродить по лѣсу. Потомъ я подумалъ: "Ее, конечно, тронетъ моя деликатность, и она скажетъ: "Бѣдный, какъ это мило съ его стороны!" Не хватало только, чтобы она пошла за мною въ лѣсъ. Тогда я всталъ бы, удивленный, со своего камня и поклонился бы ей. Она казалась бы немного смущенной и сказала бы: "А я хотѣла только пройтись немного, здѣсь такъ хорошо бываетъ вечеромъ, но что ты здѣсь дѣлаешь?" "Я просто сижу здѣсь", отвѣтилъ бы я ей, какъ бы отрываясь отъ своихъ думъ и глядя на нее невинными глазами. И когда она услышитъ, что я сижу позднимъ вечеромъ въ лѣсу, то она пойметъ, что у меня глубокая душа и что я мечтатель, и она влюбится въ меня...
На слѣдующій вечеръ она опять была на кладбищѣ, и меня вдругъ пронзила дерзкая мысль: "Это она приходитъ ради меня!" Но когда я посмотрѣлъ на нее внимательнѣе, то оказалось, что она была занята чѣмъ-то у одной могилы, -- значитъ, она приходила не ради меня. Я пошелъ опять въ лѣсъ и наблюдалъ за животными до тѣхъ поръ, пока могъ видѣть; потомъ я прислушивался къ тому, какъ на землю падали еловыя шишки и кисти рябины. Я напѣвалъ, свистѣлъ и думалъ. Отъ времени до времени я вставалъ и ходилъ, чтобы согрѣться. Часы шли, наступила ночь. Я былъ такъ влюбленъ, я шелъ съ непокрытой головой и предоставлялъ звѣздамъ смотрѣть на меня.
-- Который теперь часъ? -- спрашивалъ иногда Гриндхюсенъ, когда я, наконецъ, приходилъ на чердакъ.
-- Одиннадцать, -- отвѣчалъ я, тогда какъ бывало и два, и три часа утра.
-- И ты находишь, что это подходящее время для того, чтобы ложиться спать? Фу, чтобъ тебѣ пусто было!. Будить людей, когда они такъ хорошо заснули!
Гриндхюсенъ переворачивался на другой бокъ и черезъ мгновеніе засыпалъ. Счастливый Гриндхюсенъ!
Но, Боже, какого шута гороховаго представляетъ изъ себя пожилой человѣкъ, когда онъ влюбляется. А я-то долженъ былъ являться примѣромъ того, какъ человѣкъ находитъ душевный миръ и покой!