Я прожилъ здѣсь дня два. Петръ возвратился домой, но новостей съ собой не принесъ никакихъ.
-- Хорошо ли всѣ поживаютъ въ Эвербё?
-- Да. По крайней мѣрѣ, я ничего не слыхалъ.
-- Ты видѣлъ всѣхъ передъ тѣмъ, какъ уйти? Капитана, барыню?
-- Да.
-- Никто не былъ боленъ?
-- Нѣтъ. А кому же болѣть-то?
-- Я думалъ, не боленъ ли Фалькенбергъ, -- сказалъ я.-- Онъ жаловался, что у него руки ломитъ; но, вѣроятно, это прошло...
Въ этомъ домѣ не было уюта, хотя видно было, что въ немъ царило полное довольство. Хозяинъ былъ членомъ стортинга и съ нѣкоторыхъ поръ началъ читать по вечерамъ газету. Ахъ, это ужасное чтеніе! Весь домъ томился во время него, а дочери помирали со скуки. Когда Петръ возвратился домой, то вся семья усѣлась считать, все ли ему выплатили, и пролежалъ ли онъ больнымъ у капитана все дозволенное время, -- все установленное закономъ время сполна, -- сказалъ членъ стортинга. Наканунѣ я нечаянно сломалъ одно стекло въ чердачномъ окнѣ; и всѣ въ домѣ начали перешептываться насчетъ этого и косо смотрѣли на меня, хотя стекло ничего не стоило. Тогда я отправился въ лавку, купилъ стекло и самъ вставилъ его въ окно. Увидя это, членъ стортинга сказалъ мнѣ:-- напрасно ты безпокоился изъ-за такихъ пустяковъ.
Однако, я ходилъ въ лавку не изъ-за одного стекла. Я купилъ еще нѣсколько бутылокъ вина, чтобы показать, что я не довольствуюсь покупкой однихъ только стеколъ для маленькаго окна. Кромѣ того, я купилъ еще швейную машину, которую я собирался преподнести дочерямъ хозяина при прощаньи. Была суббота, и я хотѣлъ вечеромъ угостить всѣхъ виномъ. На другой день, въ воскресенье, можно было выспаться, а въ понедѣльникъ утромъ я собирался итти дальше.
Однако, все вышло совсѣмъ не такъ, какъ я предполагалъ. Обѣ дѣвушки побывали на чердакѣ и обнюхали мой мѣшокъ. Швейная машина и бутылки заставили работать ихъ воображеніе. Онѣ строили разныя предположенія относительно этихъ вещей и гадали. Успокойтесь, думалъ я, ждите, пока я захочу удовлетворить ваше любопытство!
Вечеромъ я сидѣлъ со всей семьей въ избѣ, и мы разговаривали. Мы только что поужинали, и хозяинъ надѣлъ на носъ очки и взялъ газету. Снаружи кто-то постучалъ въ дверь.-- На дворѣ стучатъ, сказалъ я. Дѣвушки переглянулись и вышли. Немного спустя дверь растворилась, и онѣ вошли, ведя за собой двухъ парней.-- Садитесь, пожалуйста!-- сказала хозяйка.
У меня сейчасъ же промелькнула мысль, что этихъ деревенскихъ парней заранѣе увѣдомили о винѣ, и что это были женихи дѣвушекъ. Эти дѣвушки восемнадцати, девятнадцати лѣтъ подавали большія надежды, -- такія онѣ были ловкія и догадливыя! Но дѣло въ томъ, что вина вовсе не будетъ, ни капельки...
Говорили о погодѣ, о томъ, что въ такое позднее время года хорошей погоды ждать больше нечего, что осеннюю пахоту придется остановить изъ-за дождя. Разговоръ шелъ вяло, и одна изъ дѣвушекъ, обратясь ко мнѣ, спросила, почему я такъ тихъ и молчаливъ.
-- Это, вѣроятно, потому, что мнѣ надо отправляться въ путь, -- отвѣтилъ я.-- Въ понедѣльникъ утромъ я уже буду за двѣ мили отсюда.
-- Въ такомъ случаѣ мы, можемъ быть, выпьемъ за ваше здоровье сегодня вечеромъ?
Этотъ вопросъ сопровождался фырканьемъ. Смѣялись надъ тѣмъ, что я сидѣлъ и скаредничалъ и заставлялъ ждать вина. Но я не зналъ этихъ дѣвушекъ, и мнѣ не было никакого дѣла до нихъ, а то было совсѣмъ другое дѣло.
-- Что такое?-- спросилъ я.-- Я купилъ три бутылки вина, чтобы взять ихъ съ собой.
-- Такъ ты хочешь тащить съ собой вино двѣ мили?-- спросила дѣвушка съ хохотомъ.-- Да вѣдь по дорогѣ сколько угодно лавокъ.
-- Вы забываете, барышня, что завтра воскресенье, и что всѣ лавки заперты, -- отвѣтилъ я.
Смѣхъ затихъ, но я чувствовалъ недоброжелательное отношеніе къ себѣ за мой рѣзкій отвѣтъ. Я обратился къ хозяйкѣ и спросилъ ее коротко, сколько я ей долженъ.
-- Зачѣмъ торопиться? До завтра еще времени достаточно.
-- Нѣтъ, я тороплюсь. Я пробылъ у васъ двое сутокъ, скажите, сколько я вамъ долженъ.
Хозяйка долго думала и, наконецъ, вышла изъ комнаты и позвала съ собой мужа, чтобы вмѣстѣ рѣшить этотъ вопросъ.
Они такъ долго не возвращались, что я пошелъ на чердакъ, привелъ въ порядокъ свой мѣшокъ и спустился съ нимъ внизъ. Я притворился обиженнымъ и рѣшилъ уйти въ тотъ же вечеръ. Это былъ хорошій способъ уйти отъ этихъ людей.
Когда я вошелъ въ избу, Петръ спросилъ:
-- Вѣдь не собираешься же ты уходить, глядя на ночь?
-- Да, я собираюсь уходить.
-- Мнѣ кажется, что не стоитъ быть дуракомъ и обращать вниманіе на то, что сказали эти дѣвчонки.
-- Господи, дай этому старику уйти!-- сказала одна сестра.
Наконецъ, хозяинъ съ хозяйкой возвратились въ избу. Но они были осторожны и упорно молчали.
-- Ну, сколько же я вамъ долженъ?
-- Гм... Рѣшайте это сами.
Всѣ эти люди были мнѣ противны до глубины души, мнѣ становилось невыносимо въ этомъ домѣ, и я бросилъ хозяйкѣ первую попавшуюся мнѣ подъ руки ассигнацію.
-- Довольно?
-- Гм...Конечно, и это деньги, но...-- и этого могло бы быть достаточно, но...
-- Сколько я вамъ далъ?
-- Пятерку.
-- Ну, можетъ быть, это и маловато.
И я хотѣлъ достать еще денегъ.
-- Нѣтъ, мать, это была десятка, -- сказалъ Петръ.
Старуха разжала ладонь, посмотрѣла на бумажку и стала удивляться:
-- Посмотрите-ка! Да вѣдь и вправду это десятка! Я не посмотрѣла, какъ слѣдуетъ. Большое тебѣ спасибо.
Хозяинъ, чтобы скрыть свое смущеніе, заговорилъ съ парнями о томъ, что онъ прочелъ въ газетѣ:-- ужасное несчастье, руку совсѣмъ раздробило въ молотильной машинѣ! Дочери дѣлали видъ, что не обращаютъ на меня вниманія, но онѣ сидѣли несолоно хлебавши и злились. Въ этомъ домѣ мнѣ нечего было больше дѣлать.
-- Прощайте!
Хозяйка вышла за мной въ садъ и старалась умилостивить меня:
-- Будь же добрымъ и дай намъ въ долгъ одну бутылку. Надо же угостить этихъ парней.
-- Прощайте!-- сказалъ я ей только на это, съ такимъ видомъ, что лучше было ко мнѣ не подходить.
Мѣшокъ я взвалилъ себѣ на спину, а швейную машину взялъ въ руки. Было очень тяжело тащить все это, и дорогу къ тому же размыло, но я все-таки шелъ съ легкимъ сердцемъ. Я пребывалъ въ скверной исторіи, и мнѣ даже казалось немного, что поведеніе мое было неблагородно. Неблагородно? Ничуть не бывало! Я разыгралъ изъ себя въ нѣкоторомъ родѣ судью и вывелъ на чистую воду этихъ дрянныхъ дѣвчонокъ, которыя хотѣли устроитъ пиръ для своихъ возлюбленныхъ на мой счетъ. Положимъ такъ. Но развѣ мое негодованіе не было простой выходкой обиженнаго мужчины? Если бы на мѣсто двухъ парней въ избу были приглашены двѣ дѣвушки, то развѣ не полилось бы вино? А она еще сказала -- старикъ. Но развѣ она не была права? Я, вѣроятно, очень состарился, разъ я не могъ перенести, что меня оттолкнули ради простого мужика...
Однако, обида моя понемногу теряла свою остроту отъ утомительной ходьбы; я тащился часъ за часомъ со своей дурацкой ношей -- съ тремя бутылками вина и швейной машиной. Погода была теплая и туманная; я различалъ свѣтъ въ домахъ только на очень близкомъ разстояніи. Тогда на меня набрасывались собаки и не давали мнѣ прокрасться на чердакъ. Наступила глубокая ночь; я чувствовалъ себя утомленнымъ и грустнымъ, будущее также заботило меня. И къ чему я выбросилъ столько денегъ совсѣмъ зря! Я рѣшилъ продать машину и снова превратить ее въ деньги.
Въ концѣ-концовъ я подошелъ къ одной избушкѣ безъ собаки. Въ окнѣ былъ еще виденъ свѣгъ, и я, недолго думая, вошелъ въ избу и попросилъ ночлега.