Замок Тамары при Ани. Теплый летний день. Зала с колоннами и овальными простенками. Повсюду диваны, кавказские и восточные ковры. Большой кит, перед которым горит неугасимая лампада. Ряд колонн образует вход в глубине сцены, скрытый теперь завесой из ковра. В глубине сцена примыкает к низкой лестнице, которая ведет наружу. Между колонн в вазах большие букеты, пол усыпан цветами. Направо две двери, ведущие во внутренние покой и тоже закрытые коврами. Налево, в самой глубине, дверь, обитая железом; на переднем плане возвышение, к которому ведут несколько ступеней; на нем стоит трон царицы. Девушки, с лицами, наполовину закрытыми покрывалами, вносят цветы из второй двери направо. Вооруженные слуги в коричневых черкесках и черных папахах помогают им. В ту же дверь входит солдат и осматривается.
Первый слуга. Куда ты?
Солдат. Я вошел сюда, так как не знал, как мне пройти.
Первый слуга. Но куда же тебе нужно?
Солдат. Мне нужно к князю Георгию; я из лагеря.
Первый слуга. Я доложу ему. Уходит.
Второй слуга. Ты выглядишь, как потерпевший поражение воин.
Солдат. А ты похож на человека, который в этом деле ничего не понимает.
Второй слуга. Ты смеешь возражать? Да знаешь ли ты, что говоришь со слугой царицы?
Солдат. Ты тоже говоришь со слугой царицы.
Зайдата. Да, он прав; и он слуга царицы
Второй слуга. Да, но я могу идти, куда хочу, а он должен стоять у двери.
Зайдата. Тише: князь Георгий.
Первая завеса подымается перед входящим князем Георгием. Он без бороды, на нем папаха из белого ангарского меха и светло-зеленый бархатный кафтан, на груди золотые цепи, на роскошном поясе кинжал и сабля, сапоги из желтого сафьяна, белые шаровары заправлены в голенища. За ним идет адъютант, который делает знак солдату подойти.
Князь Георгий. Ты из лагеря?
Солдат. Да.
Князь Георгий. Все спокойно?
Солдат. Да.
Князь Георгий. Зачем тебя послали?
Солдат. Мы стоим перед врагом. Мы просим тебя, чтобы ты сел на коня и прибыл к нам.
Князь Георгий. Тебя послал Тарас?
Солдат. Да.
Князь Георгий, подумав. Скажи Тарасу, чтобы все отдохнули; я прибуду через несколько дней и ночей. Солдат уходить.
Князь Георгий. Понял ли ты мой ответ?
Адъютант. Нет.
Князь Георгий. Я хочу увериться в моих людях. Этой ночью я осмотрю лагерь.
Адъютант. А!
Князь Георгий. Я строгий вождь.
Адъютант. Ты великий вождь.
Князь Георгий. Я слуга царицы… Вели позвать священника. Адъютант уходить.
Князь Георгий. Эй, Зайдата!
Зайдата. Твоя служанка здесь.
Князь Георгий. Цветы отнимают у тебя все время.
Зайдата. Скоро прибудет царица. Там внизу на дороге уже видна ее свита.
Князь Георгий. Царица — супруга моя. А ты могла бы быть моей возлюбленной.
Зайдата. Это ты только говоришь. Уже много лет ты это говоришь. Сама царица будет твоей возлюбленной, когда прибудет сюда.
Князь Георгий. Ты думаешь, ей это будет угодно?
Зайдата. О, да, конечно. Разве она не супруга твоя?
Князь Георгий. Конечно, она захочет быть моей возлюбленной. А если и не захочет, я заставлю ее. Ведь у меня достаточно для этого власти, Зайдата.
Зайдата. Царица не любит меня. И Юанату и Софиат, которых ты также называл своими возлюбленными, она не любит.
Князь Георгий. Все мы слуги царицы. Помни это.
Юаната. Ты верно радуешься тому, что царица приезжает.
Князь Георгий. Тише, Юаната. Сама ты царица, и нет царицы, подобной тебе.
Зайдата. А подобной мне?
Князь Георгий. И тебе.
Софиат. А мне?
Князь Георгий. И тебе также. Право же, так.
Зайдата. Все это ты говоришь нам уже многие годы, но не думаешь этого. Одно ты думаешь: что нет ни единой, подобной царице.
Князь Георгий. И ты должна так думать, Зайдата. Садится. Входит священник.
Князь Георгий. Готово ли у вас, девушки?
Зайдата. Мы идем. Девушки и слуги уходят.
Священник. Ты звал своего слугу?
Князь Георгий. После паузы. Садись.
Священник садится. У тебя сегодня мрачный вид, Георгий. Ведь царица приезжает: ты всегда этому радуешься.
Князь Георгий. Сегодня я должен на что-нибудь решиться.
Священник. И да будет твое решение решением добрым.
Князь Георгий. Я первый слуга царицы, я начальник ее войска и я одерживал великие победы. Не правда ли?
Священник. Это правда.
Князь Георгий. Но я все-таки не царь.
Священник. Да, ты не царь. Это — нет.
Князь Георгий. Я не царь. Я только отец ее детей, ее сына и дочери. Когда я стою перед царицей, я должен держать шапку в руках. Что может думать женщина о мужчине, который стоит перед нею с шапкой в руках… Жестко. Она должна думать обо мне с пренебрежением.
Священник. Ты преувеличиваешь.
Князь Георгий. Ты понимаешь ли, священник: я завоевал Трапезунд, и Эрзерум, и Ани, и все-таки я — слуга моих детей.
Священник. Я говорю тебе, что ты преувеличиваешь, князь Георгий.
Князь Георгий. Вовсе я не преувеличиваю, ты этого не понимаешь. Я охотно буду слугой детей моих, но быть рабом царицы я не хочу.
Священник. Рабом? Неужели она сказала?..
Князь Георгий. Три ночи тому назад я захватил в плен Товинского хана; но я не могу покончить с ним, чтобы не навлечь на себя гнев царицы. Он ждет решения царицы. Я держу его там. Показывает на обитую железом дверь.
Священник. Царица дарует ему жизнь?
Князь Георгий. Видишь ли! Потому что не я царь. С силою. А почему бы мне не быть царем? Супруга моя из рода Баграта, и я тоже из рода Баграта, мы одного племени. Но она единственное дитя Георгия Третьего — и вот она стала царицей; если бы мой отец был царем, я был бы его наследником.
Священник. Это правда.
Князь Георгий. Никто из вас не знает, что значит быть супругом царицы. Если я приказываю что-нибудь сделать, меня спрашивают: это велела сделать царица? Смотри: вот цветы для царицы. Герольды трубят, когда она проходит. Солдаты отдают ей честь. А я между тем — князь Георгий.
Священник. Великое горе терпишь ты в собственном доме.
Князь Георгий. А можно ли меня в чем-нибудь упрекнуть? Разве я не велю девушкам закрывать лицо, чтобы они не ввели меня в соблазн?
Священник. И ты поступаешь правильно. Ибо Зайдата подобна огню.
Князь Георгий. Да, и Зайдата тоже. Но, скорее, Софиат подобна огню.
Священник. Да, и она; все они подобны огню.
Князь Георгий. Откуда ты это знаешь?
Священник. Я этого не знаю. Я их только слышу в купальне; они там играют друг с другом и болтают.
Князь Георгий. Я, слава Богу, никогда не был с ними в купальне.
Священник. Никогда? Ну, конечно, нет, ведь тебе принадлежит царица.
Князь Георгий. Принадлежит ли она мне?
Священник. Конечно, принадлежит. Любопытно. Разве ты не обладаешь царицей?
Князь Георгий. Конечно, она моя. У меня есть власть, чтобы обладать ею, и царица не любить никого, кроме меня; как же я мог бы не обладать ею!
Священник. Правда.
Князь Георгий. Но иногда, священник, ко мне заползают мысли, — и нет в них ни кротости, ни мягкости. Есть ли этому прощение?
Священник. Да, есть.
Князь Георгий. Зло в том, что царица всегда смотрит на меня холодно. Довольно зла она могла бы мне принести и тогда, когда бы взгляд ее был горяч.
Священник. Взгляд царицы не бывает горяч ни для кого другого.
Князь Георгий. Но ведь я князь Георгий, а не кто-нибудь другой; этого никто не должен был бы забывать… Только что тут был солдат с вестями из лагеря. Он не преклонил колена, когда говорил со мной.
Священник. Он не преклонил колена?
Князь Георгий. А ведь он сделал бы это перед царицей; он сделал бы это и перед калифом Востока. Одну минуту мне пришла мысль снести ему голову.
Зайдата. Царица приближается. Исчезает.
Князь Георгий. Вот слышишь. Тут сидит ее супруг, и ему докладывают: царица приближается! И когда царица придет, я не сяду вместе с ней, я буду сидеть здесь внизу. У нее большая свита, я вмешаюсь в свиту и буду одним из ее офицеров. За ней идет музыка, а за мной нет. Духовник ее игумен, а мой — священник.
Священник. Да, но я, собственно, должен был бы быть игумном. Почему бы мне и не быть игумном?
Князь Георгий. Тебе, священник? Другим тоном. Да, и в самом деле, почему бы тебе и не быть игумном?
Священник. Царица поступила со мной несправедливо, и потому я озлоблен против нее.
Князь Георгий. Разве ты можешь чувствовать озлобление, ты, который так кроток.
Священник. Встает. Я? Да ты шутишь?
Князь Георгий. Правда, шучу. Ты можешь чувствовать великое озлобление. Хочешь ли ты послужить мне?
Священник. Да, хочу.
Князь Георгий. Ты мне нужен. У меня нет никого другого, кто бы помог мне. И теперь для меня пришло время победить или пасть.
Священник садится. Что же ты хочешь?
Князь Георгий. Я хочу победить! Тарас прислал из лагеря сказать мне, чтобы я приехал, и я ответил: приеду через несколько дней и ночей.
Священник. Ответ может быть неправильно истолкован.
Князь Георгий. Тем, кто его не понимает, я говорю, что я хочу проверить мой лагерь — неожиданно ночью осмотреть его и наказать спящих. Но тебе, священник, я говорю, что в этом ответе есть особое значение.
Священник. Я теперь вижу, что есть. Твои глаза стали такими дикими.
Князь Георгий. Мы воюем с ханом Карса. Он в наших руках. Если я нападу на него этой ночью, он погиб.
Священник. А!
Князь Георгий. А если не нападу и пропущу время, он отступит в ущелье и спасется. Если я пощажу его, чего я могу за это ждать от хана?
Священник. Вечной благодарности.
Князь Георгий. Так вот я и пощажу его сегодня ночью; а если завтра ночью я явлюсь к нему и проведу его войско в спящий лагерь царицы и наполню его молчанием и смертью — что сделает тогда хан? Священник всплескивает руками.
Князь Георгий громко. Тогда он мне во всем будет помогать в будущем.
Священник. Вижу твой великий план.
Князь Георгий. И ты должен быть моим послом к хану — с этим предложением.
Священник. Я?
Князь Георгий. Потому что ты озлоблен.
Священник. Я не могу.
Князь Георгий. У меня, кроме тебя, нет никого. На тебя я полагаюсь. Ты должен передать мое письмо хану.
Священник. Я сделаю это, потому что у тебя нет никого другого, на кого бы ты мог положиться. Но обдумай все, князь Георгий; я трепещу за тебя, ибо ты, как тот, кто с зажженным фонарем ищет своей погибели.
Князь Георгий. Так пусть же будет благословенна погибель! Я поступаю так, потому что я в крайности. В течение долгих мрачных лет я обдумывал это; теперь я не хочу больше думать. Или в твоей мудрой голове есть для меня другой совет?
Священник. Это опасный план. Но если ты хочешь быть царем — ты должен на многое решиться.
Князь Георгий. Царем? Я не хочу быть царем.
Священник. Не хочешь быть царем?
Князь Георгий. Нет.
Священник. Ты разве не хочешь завоевать владения царицы и самому сесть на ее трон?
Князь Георгий. Ты ошибаешься, я хочу завоевать царицу.
Священник. Я не понимаю. Ведь царица твоя?
Князь Георгий. Я лгал. Царица не моя.
Священник. С любопытством. Ты говорил, что она тебя любит?
Князь Георгий. Она не любит меня.
Священник. Ты мне сообщаешь великую новость.
Князь Георгий. Долгие, долгие годы вел я с царицей тайную борьбу. И я был один, а у нее был старый игумен. Бросила ли она на меня когда-нибудь взгляд? Никогда. Не смотри на него — сказал старый игумен. Или я должен был-пасть перед нею и умолять ее? Кричит. Нет, нет!.. И так проходило время. Я делал вид, будто Зайдата, Юаната и Софиат — мои возлюбленные, а царица делала вид, что не верит этому.
Священник. Но в действительности она верила?
Князь Георгий. Да, верила. Но не хотела этого показывать. Никогда. Ни одним взглядом. Должен ли был я просить ее о чем бы то ни было? Нет, говорю я. И так мы боролись.
Священник. Никогда мне не приходилось слышать большей новости.
Князь Георгий. Я тебе все рассказываю, чтобы ты мне помог.
Священник. Но твой великий план?
Князь Георгий. Это вовсе не великий план. Не я его так назвал.
Священник. Ты ведь хочешь уничтожить целое войско?
Князь Георгий. Маленькое войско. У царицы есть еще войско. Я хочу смирить царицу. Она не должна думать обо мне с пренебрежением. Когда я буду стоять перед нею с войском хана, я не сниму шапки и скажу: Тамара, вот супруг твой, ясно ли ты видишь меня?
Священник. А земля, а государство?
Князь Георгий. Пусть все это неприкосновенным лежит у ее ног. Но я мог бы все взять, вот в чем сладость, поп!
Входят слуги и открывают завесы в глубине сцены. Комната наполняется ярким светом, виден ландшафт с зелеными, озаренными солнцем, горами. Вдали слышна музыка, она приближается. (Деревянные инструменты, лютни и литавры).
Священник. Никто не дерзал на большее, чтобы захватить то…
Князь Георгий. Чтобы захватить все. Я хочу владеть всем.
Приближается множество солдат с короткими копьями и выстраивается, занимая часть лестницы и зала; на них серые широкие шаровары и куртки с меховыми рукавами; на поясах у них сабли и кинжалы. Головы у всех обнажены. На офицерах серые кафтаны со шнурками на груди. Через вторую дверь входят девушки и слуги и переглядываются через плечо. Адъютант князя Георгия открывает дверь, обитую железом, и кричит: «сюда». Входят двое пленных грузин, — они скованы вместе ручными кандалами, — на них нет кафтанов, а только длинные синие рубахи. Музыка стихает. Входит офицер в красной черкеске с опущенной саблей, идет к трону царицы и становится около него. Через минуту входит второй красный офицер, тоже с опущенной саблей, и становится рядом с первым. Слышен звук трубы. Царица появляется во входе на носилках. Солдаты опускают копья. Носилки ставят на землю, и царица выходит и идет, кланяясь направо и налево, среди кликов толпы, к авансцене, Когда приветственные клики смолкают, она обращается к иконам и крестится. Среди свиты Фатима, дочь князя Эрзерумского. ее лицо совершенно закрыто затканным золотом покрывалом, которое достигает до колен. Она оборачивается к иконам, но не крестится. За царицей идут ее дети Георгий и Русудан, за ними игумен, затем монахи, офицеры, писцы, девушки, слуги; все они крестятся. Царица. Привет вам всем. Тебе, князь Георгий, первому мой привет.
Князь Георгий. А говоришь ты мне последнему.
Царица. О, я слыхала, что ты устал. Победы утомили тебя.
Князь Георгий. Идите ко мне, дети мои. Обнимает и целует их.
Царица. Смотри, как они выросли. Они почти уже такие, как я.
Князь Георгий. И как я. Все перерастают меня.
Царица. Каким странным приветствием встречаешь ты нас. Поступила ли я против твоего совета, проиграл ли ты битву?
Князь Георгий. Нет, вот потому-то я и одержал новую победу.
Царица. Пусть звучат трубы в честь моего супруга, великого воина.
Трубы и барабаны, рукоплескания. Царица кланяется в знак привета.
Царица. А теперь в честь победоносной веры. Опять трубы.
Царица. Могу ли я себе поверить: и ты, Фатима, рукоплескала с прочими?
Фатима. Да, царица, и я рукоплещу в честь моей веры.
Царица. Вот что. Все так же противишься. Хорошо! Побольше кротости, о, побольше кротости! Ибо ты будешь побеждена, милая Фатима.
Фатима. Да спасет меня от этого Аллах!
Князь Георгий. У меня важные сообщения и мало времени, Тамара.
Царица. У тебя всегда мало времени.
Всходит на одну ступеньку к своему трону.
Князь Георгий. День короток, а сегодня ночью мне нужно быть в лагере.
Царица. Ведь в лагере Тарас.
Князь Георгий. Хорошо, я подумаю о том, могу ли я поступить по твоему желанию и не быть эту ночь в лагере.
Царица. Нет, нет… Я только хотела… ты только не подумай, что я… Взглянув на толпу. Благодарю вас, офицеры, благодарю вас, солдаты. Вы свободны теперь.
Солдаты и офицеры выходят, за ними монахи.
Царица. А вы можете идти играть.
Русудан и Георгий выходят. Царица садится, два одетых монахами писца ложатся у ее ног на пол и приготовляются писать.
Царица. Твои сообщения касаются новой победы. Когда произошла битва?
Князь Георгий. Три ночи тому назад. Войско совершило чудо и взяло крепость; пришлось штурмовать двойные гранитные стены.
Царица. Вы взяли много пленных?
Князь Георгий. Нет, немного.
Царица. Ты не берешь много в плен, и, где можешь — щадишь жизнь. Я слышала, что так поступает калиф.
Князь Георгий. Мы взяли несколько пленных.
Царица. И вы с ними хорошо обошлись?
Князь Георгий. Да, как ты приказала.
Царица. Кто эти двое?
Князь Георгий. Как видишь, это грузины, собственные наши люди. Они приговорены к смерти.
Царица. Что они сделали?
Князь Георгий. Они бежали. Бежали с поля битвы.
Царица. Ну, они значит, не воины. Не следует попусту проливать кровь. Если они пастухи, то они не могут быть воинами. Камень есть камень. Что же вы можете делать, грузины? Воевать вы не можете.
Пленные падают ниц.
Первый пленник. Мы ничего не умеем. Мы только братья; мы среди врагов встретили нашего третьего брата; он магометанин; он угрожал нам. Он старше нас.
Царица. Вы встретили своего брата… Слышишь, Георгий? Ну, и вы бежали?
Первый пленник. Да, мы уронили наши копья, когда узнали его, и бежали.
Царица. Вы христиане?
Второй пленник. Да, мы христиане. Мы можем делать все, что ты нам прикажешь, царица.
Князь Георгий. Я даровал им жизнь до твоего прибытия, чтобы ты сама могла выбрать для них род смерти.
Царица. А если я решу, что они не должны умереть?
Князь Георгий. Милосердие твое принесет вред войску. Я это тебе и раньше говорил, Тамара.
Царица, глядя на него. В былые дни ты не был таким жестоким.
Князь Георгий. Я всегда был таким. Все время; я всегда был один и тот же.
Царица. Уведите пленников, пока я не придумаю для них работу. Но помните, грузины, что нельзя убегать с поля битвы. Вы должны эту ночь оставаться в цепях, чтобы вы запомнили это.
Пленников уводят через обитую железом дверь.
Царица. Какой это ты замок взял?
Князь Георгий. Замок хана Товинского.
Царица. Писцам. Пишите… Это большая победа. А сам хан?
Князь Георгий. Он у меня в плену.
Царица. Здесь? Сам хан?
Князь Георгий. Вон там. Во внутренней тюрьме.
Царица. Да ведь ты чудо совершил, Георгий. Каких лет хан?
Князь Георгий. Вчера сюда явились два товинских офицера, чтобы выкупить его. Я им поставил некоторые условия; они приедут опять.
Царица. Это великая победа. Как ты думаешь, что предложат товинцы за своего хана?
Князь Георгий. За живого?
Царица. Да, за живого. Зачем ты это спрашиваешь? Конечно, за живого.
Князь Георгий. Он стоит доброго куска своей земли.
Царица. Они ведь магометане, товинцы. Но, если они любят своего хана, они исполнят одну мою маленькую просьбу, чтобы вернуть его себе.
Князь Георгий. Стой! Верно ты потребуешь целую страну за его тело.
Царица. Чье тело?
Князь Георгий. За тело хана. Чтобы они сами могли похоронить его по их языческому обычаю.
Царица. Князь Георгий!
Князь Георгий. Это большая страна. И поля там богаты. Та крепость, что мы взяли, великолепна.
Царица. Я возвела шесть крепостей, и у меня достаточно земли. Я властвую от Армении до Казбека.
Князь Георгий. Но ведь это еще увеличило бы твою землю. И ты приобрела бы много людей, которые искусны в музыке и могли бы увеселять тебя. Мы слышали по ночам, как они играли в Товине. У них там были два еврея, которые играли на арфе.
Царица. Ну, благочестивый отец, чего должен стоить хан?
Игумен. Утешь меня, старика, и себя самое, дитя, и потребуй, когда придет время, того, что тебе велит совесть.
Царица. Я знаю, чего я потребую, если только они согласятся на это. Если товинцы согласятся креститься, их хан будет свободен Каких лет хан?
Князь Георгий. Ты можешь заставить их сделать и то, чего они не захотят. У тебя есть на это власть. Можно вырезывать языки — это хорошее и сильное средство. Хорошо тоже — ударов двести палкой.
Царица. Они могут избавить своего хана гораздо меньшим… Я в третий раз спрашиваю, каких лет хан?
Князь Георгий. Не желаешь ли ты также знать, каков он собой?
Царица удивленно. Нет. Я об этом не спрашиваю. Что значит твой вопрос?
Князь Георгий. Что же касается самого хана, то по отношению к нему есть одно бесподобное средство.
Царица. Какое же?
Князь Георгий. Захватить его гарем и выставить его перед ханом.
Царица. Ну, и…
Князь Георгий. Ну, и выпустить на него солдат.
Царица, вскакивая. Князь Георгий!
Князь Георгий. Тогда он сдастся. Но это не то лучшее средство, о котором я думал. У тебя в замке, царица, есть два турка — твои палачи. У них есть шелковый шнурок…
Царица, отворачиваясь. Ах, достойный отец, дай ты мне совет.
Игумен. Быть может, хан сам исполнит твою просьбу, если ты поговоришь с ним.
Князь Георгий. Как будто ты должна его о чем-нибудь просить! Я начальник войска, или не я? Если я, то я знаю, что товинцам приходится сдаваться на нашу милость; зачем же тебе их просить? Если бы у нас не было теперь войны с ханом Карским, товинцы уже были бы у нас в руках. Они бежали в горы — ну, что же, в полнолуние, когда будут светлые ночи, мы отыщем их в горах и разобьем. Тогда ты можешь обойтись с ними так, как ты обошлась с другими покоренными нами народами.
Царица. Но ведь у меня в замке есть пленный хан; разве это ничего не значит? Если товинцы исполнят мою просьбу, то их хан будет свободен. Тогда и войне конец.
Игумен. Вели позвать хана; может быть, он и исполнит твою просьбу.
Царица. Погоди… Зачем вы все здесь, девушки? Зайдата, что это? У тебя снова покрывало на лице. Снимите покрывала, девушки, и ты, Софиат, и ты, Юаната. Не годится христианским девушкам ходить под покрывалом. девушки снимают покрывала.
Зайдата. И Фатима тоже закрывает лицо покрывалом.
Фатима. Я не христианка.
Игумен. Да, она не христианка. И все-таки она в доме царицы.
Царица. Ты не христианка, Фатима, еще нет… Всегда, когда вы некоторое время остаетесь без меня, вы снова обращаетесь к магометанству и закрываете лица.
Юаната. Нам это приказали.
Царица. Кто приказал?
Юаната. Князь Георгий.
Князь Георгий. Я приказал это девушкам, чтобы они не ввели меня в соблазн. Ибо они подобны огню.
Царица. Они подобны огню? Откуда ты это знаешь?
Князь Георгий. Откуда я это знаю? Ты не можешь себе этого представить?
Царица на минуту закусывает губы. Нет. Я себе не могу этого представить.
Князь Георгий. Они как настоящий огонь.
Игумен. Во многих людях в доме твоем пылает погибельный огонь, царица. Но сама ты, благодаря Богу, остаешься холодна.
Князь Георгий. Мы со священником слышали, как девушки болтают в купальне.
Царица. Не следует священнику подсматривать в купальне… Зачем вы еще здесь, девушки?
Зайдата. Мы хотим приветствовать тебя. Мы убрали зал цветами.
Царица. Спасибо вам всем. Теперь вы можете идти. Все девушки и слуги уходят. Фатима хочет уйти с ними.
Царица. Нет, Фатима, ты оставайся со мной.
Фатима, возвращаясь. Да благословит тебя Аллах.
Царица. Позовите хана.
Фатима. Приготовься, царица. Товинский хан — великий хан.
Царица. Приготовиться? Улыбаясь. Уж не надеть ли мне корону.
Фатима. Ты бы застегнула одежду на шее.
Царица, застегивая. Так жарко было на дворе, вот я и расстегнулась.
Фатима. На тебе сегодня не одинаковые чулки.
Царица. Не одинаковые чулки? Смотрит. Это девушки виноваты. Ну, это не важно. Велите позвать хана.
Адъютант князя Георгия выходит в обитую железом дверь и через некоторое время возвращается с ханом.
Царица. Теперь поддержи меня, благочестивый отец; нам, быть может, удастся.
Князь Георгий. Вам придется потрудиться. Хан жил при дворе калифа. Он умеет умно говорить. И красиво он умеет говорить.
Входит хан Товинский; он безоружен, в длинном черном доломане, без всяких украшений, только с клочком красного конского хвоста на левом рукаве. Широкие рукава спадают вниз. На нем белый тюрбан с узким черным кантом внизу. На белом тюрбане сияет большой смарагд; серебряный пояс также украшен смарагдами. На нем белые сафьяновые сапоги. Он кланяется, поднося пальцы к груди, рту и лбу, и все время стоит с опущенными глазами.
Царица встает и остается, стоя, пораженная. Это хан?
Князь Георгий. Да, это хан. А что?
Царица. Безоружный?
Князь Георгий. Его обезоружили. Ведь он пленник.
Царица. Отдайте ему его оружие.
Адъютант князя Георгия приносит из первой двери кинжал и саблю хана и вешает их ему на пояс.
Царица. Хан Товинский так молод.
Князь Георгий. Ты возвращаешь ему оружие. Не для того ли, чтобы разрушить то, что я сделал?
Царица. Нет, нет, князь Георгий. Ты сам бы это сделал, если бы меня здесь не было; мы действуем заодно.
Князь Георгий. Да будет так.
Царица. Угодно ли тебе, хан, отвечать мне?
Хан. Великая царица, позволь отблагодарить тебя за то, что ты возвратила мне оружие.
Царица. Великое несчастье постигло тебя, ты теперь пленник в моем замке.
Хан. Великое несчастье, но в нем есть и великое счастье. Я увидал твою красоту и услыхал твой голос.
Князь Георгий. Вот ты услышишь, какие он говорит сладкие речи.
Царица. Ты меня не видал, хан; ты все время глядишь на пол у моих ног.
Хан. Мой закон — не твой закон, царица.
Царица. Если я наброшу покрывало, ты тогда подымешь глаза?
Хан. Да, тогда я подыму глаза. Но я видел твои руки, а они прекрасны.
Князь Георгий. Ты краснеешь, царица. Неужели и тут в зале жарко греет солнце?
Царица. Нет… Да, тут в зале жарко… Накинь мне покрывало, Фатима, чтобы хану не приходилось глядеть на землю. Фатима уходит.
Князь Георгий ей вслед. Красное покрывало; чтобы не было заметно, как краснеет царица.
Царица. Князь Георгий, мне кажется, что Тарас тебя ожидает в лагере.
Князь Георгий. Я еду.
Князь Георгий и священник уходят. Адъютант передает игумну ключ и идет за ним.
Царица. Твой народ требует тебя, хан. Двое из твоих офицеров были здесь, чтобы тебя выкупить.
Хан. свободно глядит на нее… Они плохо исполнили свою задачу, ибо я еще здесь.
Царица. Это было до моего прибытия.
Хан. А, тогда счастье не могло пойти им навстречу.
Царица. Значит, ты рассчитываешь, что твое дело со мной окончится счастливо для тебя?
Хан. Великая владычица, имя твое известно у нас в Товине; мы много слышали о твоей мудрости и милосердии.
Царица. Я попрошу тебя исполнить только одну мою просьбу — и ты свободен.
Хан. Все, чего тебе будет угодно от меня потребовать — я исполню.
Царица. Посмотрим. Отдал ли бы ты что-нибудь из твоих земель за свою свободу?
Хан. Да, много.
Царица. Но у меня достаточно земли. Согласны ли ты и твой народ отдать свою веру?
Хан молчит.
Царица. Согласен ли ты креститься во имя Христово?
Хан закрывает лицо рукой.
Царица. Знай, это и есть моя просьба.
Хан. Великая владычица, не могущественны мы там в стране нашей, но и не кичливы — и не шутим мы священными вещами.
Царица. Ты думаешь, что я кичлива и шучу? Во-истину, я желаю тебе блага.
Хан. Если бы я и мой народ хотели креститься, мы бы не противились тебе всеми силами. Ты напала на нашу страну и хочешь нас окрестить; мы не хотим креститься, мы будем драться до последнего человека.
Фатима рукоплещет.
Хан. Твой пророк был еврей, наш был араб, ты веруешь в своего, а мы в нашего. Захотела ли бы ты обменяться?
Царица. Нет.
Хан. И мы тоже нет.
Фатима рукоплещет.
Царица. Фатима!
Фатима. Прости, царица.
Хан. Мирно жили мы в Товине, и днем над нами было солнце, а ночью были звезды. И пришла ты на нашу землю, и вошла в наши хижины, и окрасила копья твои кровью.
Царица, потрясенная. Ответь ты ему, благочестивый отец, я нахожу… нахожу, что он немного прав.
Игумен. Ну, а вы там в Товине все голубки и никогда не окрашиваете копий ваших кровью? Вы прогнали в горы много народу из Эрзерума, граждан которого царица окрестила, и перебили их.
Хан. Когда это дошло до моих ушей, я предложил богатый выкуп, чтобы остаться другом великой царицы.
Царица. Я и требую выкупа.
Хан. Ты требуешь нашей веры.
Игумен. Сам же ты вызвал войну, хан. Царица предлагала вам креститься и жить мирно каждому среди своих виноградников и садов, но ты решил противиться ей.
Хан. Пророк велел нам сражаться, когда вера наша в опасности. Разве твой пророк не велел этого?
Игумен. Царица, скажи ему раз навсегда твои условия. Видишь, кротостью тут нельзя победить.
Царица. Мои условия известны тебе, хан. Что же ты ответишь мне?
Хан. Если бы у меня было больше воинов и я бы победил тебя, могла ли бы ты стать нашей?
Царица, подумав. Нет, нет… Что же я думаю. Я бы не могла. Никогда!
Игумен. Правда, правда, дитя мое.
Хан. Как же ты можешь требовать, чтобы я стал вашим?
Игумен. Он слеп и не видит своего спасения.
Князь Георгий, адъютант и священник возвращаются, все трое с копьями. У адъютанта через руку перекинут плащ.
Царица. Да, он слеп. Но никогда мне не случалось видеть слепца с таким взглядом.
Князь Георгий. О-го! Уж не огонь ли сверкает в глазах твоих из-под покрывала, Тамара?
Игумен. Ты ошибаешься, князь Георгий. Царица холодна.
Царица. Моли Бога, честной отец, чтобы я могла всегда оставаться холодной.
Князь Георгий. Георгий и Русудан верно вышли?
Царица. Да, они вышли. Попрощайся с ними перед уходом.
Князь Георгий. А с тобой нет?
Царица. Со мной? Молчит.
Князь Георгий. Ты не хочешь?
Царица встает и быстро сходит по ступеням. Да, да, да, Георгий, хочу. Отбрасывает покрывало, обнимает и целует его. Бог да будет с тобой. Снова закрывает покрывало.
Князь Георгий. И с тобой тоже, Тамара.
Крестится на иконы и уходит в сопровождении своей свиты.
Царица. Смотри, хан, вот идет князь Георгий к новым победам над врагами Христа. Он великий воин.
Хан. У него больше солдат, чем у нас.
Царица. Нынче ночью он разобьет хана Карскаго. Можно ли спастись от князя Георгия!
Хан. Все в руках Аллаха. Захочет Аллах даровать ему победу — и он победит. Нельзя избежать воли Аллаха.
Царица. Каждый раз ты возражаешь мне, будто ты не мой пленник. Как это так? И все, что я говорю тебе — напрасно.
Игумен. Так покажи же ему свою силу, царица, и он смирится.
Царица. Честной отец, пусть писцы уйдут.
Игумен берет у писцов пергаменты и просматривает их, писцы стоят между тем и ждут, следя за ним глазами.
Хан. Все, что ты говоришь мне — напрасно? Нет не все, что ты говоришь мне, не доходит до меня, великая царица. И голос твой таков, что я трепещу от него.
Царица. Но я непреклонна, помни это.
Хан. Значит, ты уже решила мою участь, если ты непреклонна. Так скажи же мне, что же ты решила, чтобы я больше не утруждал тебя. Смерть?
Царица. Смерть? Твою? Нет.
Хан. Ты можешь больше получить за мое тело, потому я и спрашиваю.
Царица. Господи — ты думаешь, хан, что я уж такая жестокая.
Хан. Ты даруешь мне жизнь, и я дам тебе много земель и много виноградников за твое милосердие. В Товине у меня есть большой сад, полный цветов, его я дам тебе за твою красоту.
Царица. У меня в моих владениях довольно земель и много садов.
Хан. Ничего другого дать я не могу.
Царица. Подумай, может быть, у тебя есть что-нибудь другое. Я подожду… Здесь так много людей. Почему не уходят писцы?
Игумен дает знак — писцы уходят. Игумен кладет пергаменты на стол царицы.
Царица. Благочестивый отец, ты утомлен. Ты можешь пойти отдохнуть.
Игумен. Я запру пленника.
Царица. Я это сама сделаю.
Берет ключ и отпирает обитую железом дверь. Хан подносит пальцы к груди, рту и лбу и идет. Игумен протягивает руку за ключом.
Царица. Ключ останется у царицы. Отбрасывает покрывало. Как странно, Фатима, вдруг здесь стало так пусто. Здесь вовсе нет людей.
Фатима. Хан ушел.
Царица. Да, и хан тоже ушел… Благочестивый отец, ты можешь идти отдыхать. Опускается на диван.
Фатима. Хочешь, я позову музыкантов и танцовщиц?
Царица. Нет, нет, тут в замке есть пленник… Я думаю о том, как пусто должно быть там у него. Он мог бы быть здесь. Я не знаю, можно ли было бы ему быть здесь?
Фатима. Не позвать ли мне его?
Царица. Если хочешь, Фатима. Как хочешь. Да, позови его. Здесь ему будет прохладней. Смотри, вот и у меня на лице покрывало, как у тебя. Фатима берет ключ.
Царица. Подожди, подожди немного. Позови Мецеду.
Фатима зовет через вторую дверь. Мецеду!
Царица. Она надела мне сегодня неодинаковые чулки, это большая ошибка. Я показалась перед всеми в замке в неодинаковых чулках. Хан стоял и смотрел на мои ноги.
Показывается Мецеду, получает приказ от Фатимы и уходит.
Царица. И другие туфли, Фатима. Мои лучшие туфли. Нет ли со смарагдами?
Фатима. У тебя нет лучше. Это твои лучшие туфли
Царица. Значит, у меня нет смарагдов? На этих жемчуга. Но ведь мне могут быть нужны красивые туфли, не правда ли, Фатима?
Приходит Мецеду с персидскими чулками.
Царица. Нет, не желтые. Дай мне белый к тому, что на мне.
Мецеду становится на колени и надевает ей чулки.
Царица. Мецеду, ты должна теперь следить за тем, какие ты мне даешь чулки; смотри, чтобы они не были разные… Это воля царицы. И еще я хочу, чтобы у меня было много красивых туфель, как когда-то, когда я была молода.
Мецеду встает. Еще что-нибудь, царица?
Царица. Да, дай мне зеркало.
Мецеду. Зеркало? Там у тебя есть большое зеркало.
Царица. Разве у меня нет маленького зеркала?
Мецеду. Нет.
Царица. А оно у меня было, когда я была молода. Я носила в кармане маленькое зеркало и часто смотрелась в него.
Фатима. Но ведь на тебе покрывало, царица; никто не может видеть твоего лица
Царица. Хорошо, ты можешь идти, Мецеду; мне не нужно зеркала. Мецеду уходит.
Царица. Теперь позови его. Опускает покрывало.
Фатима. Одно, слово, царица: не будь слишком прекрасной для хана.
Царица. Что ты говоришь, Фатима?
Фатима. Он молод! Ты можешь увлечь его так, что он забудет свою страну и то, что еще важнее.
Царица. Позови его.
Фатима исчезает за обитой железом дверью. Царица минуту сидит спокойно, потом встает, становится перед образом, что-то шепчет, крестится, кланяется и возвращается на свое место. Она раздвигает полы своей одежды, так что видны чулки. Входит хан с Фатимой.
Царица. У тебя там пусто, хан. Если ты хочешь быть тут, мы ничего не имеем против этого.
Хан. Благодарю тебя за твою доброту, царица, но для меня там не пусто. Я думаю о моем народе, который остался без господина.
Царица. Фатима только что говорила это.
Хан молчит.
Фатима. Да, царица, я это сказала.
Царица. Тут со мной ты не оставишь своего народа, наоборот — ты лучше послужишь ему. Я помогу тебе.
Хан. Все товинцы будут тебе за это благодарны. Я их последний хан. И нет у них другого.
Царица. Не правда ли, здесь прохладнее?
Хан. Да. И если бы ты поставила стражу у входа, ты могла бы быть совсем спокойна на мой счет.
Царица. Стражу? Я не подумала об этом. Нет, не надо стражи. Тогда бы снова здесь стало слишком много людей; а тут достаточно людей… Не понимаю, Фатима, мне теперь снова кажется, что здесь достаточно людей.
Фатима. Только одним больше.
Царица. Может быть, ты присмотрела бы за Георгием и Русудан; когда найдешь их, скажи им, чтобы они пришли. Фатима уходит.
Царица. Я вовсе не намерена настолько смягчать твой плен, чтобы ты забыл свой народ.
Хан. Я не забуду моего народа. Подруга твоя Фатима ошибается. Я громко не жалуюсь на судьбу моего народа и на свою судьбу, но я размышляю о ней.
Царица. А о моем условии?
Хан. Нет.
Царица. Нет? А следовало бы. О чем же ты размышляешь?
Хан. Три ночи и три дня я думал о бегстве. Но я был безоружен.
Царица. Теперь твое оружие снова у тебя.
Хан. Да, но я видел тебя и больше не думаю о бегстве.
Царица. Мне непонятны твои слова… Как это случилось, что взяли твой замок?
Хан. Изменой. Один из моих рабов отнес большой ключ князю Георгию.
Царица. Мой супруг мне этого не рассказал. Но ведь князь Георгий, конечно, не принял ключа от твоего раба?
Хан. Он не взял ключа?
Царица. Нет. Может быть, взял кто-нибудь другой, но не он. Я слышала, что кто-то другой взял… Мы могли бы теперь поговорить о чем-нибудь другом, хан. Ты когда-то жил во дворце у калифа; ты рассказал бы мне что-нибудь о жизни там.
Хан. Это было давно. Но я ничего не забыл. Я бы мог рассказать о мудрости калифа, о его могуществе.
Царица. Лучше расскажи о себе самом. Что ты там делал?
Хан. Я был гостем калифа и учеником его. Много наук изучал я у его мудрецов. А осенью мы ездили на охоту и били больших зверей, и когда мы возвращались, нас встречали певцы и танцовщицы.
Царица. Знаешь что, хан?.. Я лучше встану. Ты такой высокий, когда стоишь. Встает и отбрасывает покрывало.
Хан. Ты снимаешь покрывало?
Царица. Я уважила твой обычай, уважь и ты мой. Хоть на минуту. Ты должен меня видеть.
Хан. Как прекрасна царица Грузии!
Царица. Спасибо за твои слова — они меня радуют. Я царица, и все-таки слова твои для меня радость. Я показываю тебе лицо свое, потому что, кроме него, я немногим владею. Опускает покрывало.
Хан. Мне кажется, что ты звезды низвергла на меня. Входить Фатима, держа за руки Георгия и Русудан.
Царица. Да благословит тебя Бог. Благодарю тебя за твои слова — ведь я так бедна. Посмотри, как радуются мои дети — так же и я радуюсь. Обнимает детей. Поиграйте с чужим человеком; он спрячется за колонну, а вы его ищите.
Хан прячется, дети находят его; он прячется опять, они опять ищут. Потом дети продолжают играть одни и скоро уходят.
Царица. Ты свободна, Фатима. Фатима уходит. Заходит солнце.
Хан. А ты не боялась, что я мог бы бежать?
Царица. Не знаю. Я об этом не думала.
Хан. Нет, ты знаешь. Ты хорошо знаешь свою власть, царица Тамара. Ты знаешь, что я не бежал бы.
Царица. Пусть так. Я не думала так, как ты говоришь, но твои слова удивительны для меня.
Хан, проводя рукой по глазам. Мне кажется, царица, будто ты привела меня в рощу, где цветут мандрагоры. Это опасные цветы. Я чувствую их чары.
Царица. И я чувствую их чары. Оба мы вошли в рощу.
Хан близко подходит к ней. Ты хочешь совратить меня. Вот чего тебе нужно.
Царица. Я хочу спасти тебя. Взгляни в лицо своей судьбе и не противься мне больше.
Хан. Ты хочешь меня совратить и крестить; вот для чего все твои старания.
Царица. Только? Только для этого? Другим тоном. Да, это так. А для чего же иначе? В этом я вижу твое спасение и спасение твоего народа.
Фатима, входя. Великий хан, солнце зашло. Ты забыл час молитвы. Уходит. Быстро темнеет.
Хан. Она права. Ты меня довела до того, что я забыл час молитвы. Чтобы искупить это, я сегодня не лягу, а просижу всю ночь. Да смилостивится надо мной Аллах!
Подносит пальцы к груди, рту и лбу и идет к обшитой железом двери.
Царица, протягивая руку. Вот моя рука, хан!
Хан. У нас другой обычай, чем у тебя.
Царица. Подумай этой ночью о моем условии.
Запирает за ним дверь и берет ключ; бросается на минуту на диван. Из глубины сцены входит солдат в плаще.
Царица. Что тебе?
Солдат падает на колени. Где князь Георгий?
Царица. Он отправился в лагерь.
Солдат. Я искал его и не мог найти. Его нигде нет на дороге.
Царица. Он приедет. Они отправились втроем.
Солдат. Я встретил пастуха, который сказал мне, что нашел в горах мертвого всадника. Это, может быть, князь Георгий.
Царица, вскакивая. Мертвого всадника? Каков он был собой? Нет, это не он. Как он был убит?
Солдат. Ранен в спину.
Царица. В спину?
Солдат. И в затылок.
Царица. Это не он. Князь Георгий не даст ранить себя сзади. Тебя послал Тарас?
Солдат. Да.
Царица. Скажи Тарасу, что князь Георгий приедет. Ступай.
Солдат встает и сбрасывает плащ — это князь Георгий.
Царица. Георгий!
Князь Георгий. Да, это я. Я не был убит сегодня ночью.
Царица, шатаясь, подходит к дивану. Как ты скверно шутишь, Георгий.
Князь Георгий, на минуту смущаясь. Ты права. Я не думал, что так будет. Я думал… Спасибо за твое хорошее мнение обо мне!
Царица. Какое мнение?
Князь Георгий. То, что я не мог быть убит ударом сзади. Ведь ты это сказала.
Царица. Надо же мне было что-нибудь сказать.
Князь Георгий. Значит, ты этого не думаешь.
Царица. Тебе сегодня ночью надо было быть в лагере? Не правда ли?
Князь Георгий. Я послал моих слуг, а сам вернулся. Я сегодня не в лагере, как и обещал тебе.
Царица. Я тебя об этом не просила. Хорошо еще, что Тарас в лагере.
Князь Георгий. Ты, кажется, сама стала сторожем. Не взять ли мне этот ключ?
Царица. Только царице могу я его доверить.
Князь Георгий. Ага, а супругу царицы — нет?
Царица. Нет, супругу царицы — нет!
Князь Георгий. Не высокое же положение занимает в твоем доме супруг царицы.
Царица, вставая. А когда-то оно было высоким — когда-то было. Самое высокое место у меня принадлежит ему. Помнишь, в Тифлисе? Ты был единственным, кого я избрала из всех, и я гордилась этим.
Князь Георгий. Мне пришлось на долю быть отцом Георгия — а больше мне ничем не пришлось быть.
Царица. Тебе пришлось на долю больше — стать моим господином — тебе выпала любовь моя. Вот что тебе досталось. Одному тебе из всех князей, которых я видала. Когда ты возвращался, я выходила тебе навстречу с цветами и музыкой, а когда ты уходил в Тифлис — наступала тишина и мрак, будто целое звездное небо закатилось за море.
Князь Георгий. Да, но теперь ведь уж не так.
Царица. Да, теперь уж не так.
Князь Георгий. Хорошо, я ничего у тебя не выпрашиваю.
Царица. Вначале сердце твое было как сердце ребенка. И мы бывали вместе в городах и на рынках. Потом ты стал вести другую жизнь.
Князь Георгий. Это — с твоими девушками.
Царица. Молчи. Я этому не верю. Как хочешь — это меня не заботит. Что тебе приходит в голову? Скажи мне лучше, почему раньше у тебя было другое сердце? У врагов ты брал много пленных и мало трупов. Теперь не так.
Князь Георгий, глядя на нее. Тамара, разделим эту вину.
Царица. Разделить?! Нет. Разве я внушила тебе твою кровожадность?
Князь Георгий. Внушила? Ты меня довела до нее, толкнула на нее — вот как ты мне ее внушила… Ты улыбаешься. При свете лампы мне видно, как ты стоишь и улыбаешься. Хорошо же, царица, и я не плачу!
Царица. Ты устал от побед, потому ты и говоришь таким тоном. Отдохни, пойди ляг. Доброй ночи, Георгий.
Князь Георгий. Доброй ночи, Тамара. Я ничего у тебя не выпрашиваю.
Царица. Хорошо, что Тарас в лагере нынче ночью. Уходит.
Князь Георгий. А лучше всего то, что я нынче ночью не в лагере. Уходит.