На следующий день. Все еще покрыто туманом. Девушки стоят и болтают. Вначале, в глубине сцены на лестнице стоит первый слуга и после уходит.
Зайдата. Что ж, начнем?
Юаната. Да, начнем, только мне жалко.
Мецеду. Мне больше жаль царицу.
Священник входит в первый вход. Что вы тут делаете, девушки?
Зайдата. Мы убираем цветы. Так велела царица.
Священник. А где царица?
Мецеду. Там у себя. Все грустит.
Священник. Если я хорошо знаю князя Георгия — он найдет и освободит своего сына. Вы не видели игумена?
Зайдата. Нет.
Священник. А вчера вы видели игумена, девушки? Здесь сидел он у ног царицы, как простой писец. Жаль было смотреть на него. Ведь он старый человек.
Первый слуга кричит. Кто-то идет!
Священник. Что он там кричит?
Первый слуга. Эй, вы, кто-то идет! Священник идет в глубину сцены.
Зайдата. Кто-то идет, кто-то идет. Пойди и доложи, Мецеду. Это, может быть, Георгий. Идет в глубину сцены.
Священник кричит. Это Георгий!
Мецеду, ликуя. Георгий! Выбегает наружу.
Зайдата, возвращаясь. Так, пожалуй, оставим цветы.
Юаната. Да, пускай их стоят. Священник возвращается в сопровождении первого слуги.
Священник. Вот будет радость здесь в замке!
Царица входит и идет в глубину сцены, бормоча, как лунатик. Георгий, Георгий, Георгий, Георгий.
За ней Русудан, слуги, любопытные.
Священник. Я говорю, что теперь радость будет в замке. Тебе не помешало бы хорошенько порадоваться, Зайдата! И тебе, Софиат.
Зайдата. Почему?
Священник. Вы этого заслужили, детки. Вам нужно немного радости.
Зайдата. Уж верно ты нас можешь чем-нибудь потешить, священник? Смех.
Священник. Я? Ай, Зайдата, ты совсем, как жгучий огонь!
Зайдата. Ну, уж ты-то нас ничем не можешь потешить. Слишком ты стар!
Священник. Вовсе нет, вовсе нет! Молчи. Только смотри, Зайдата… Снова смех.
Царица встречает Георгия на лестнице, обнимает и долго сжимает его в объятиях; Георгия сопровождают офицер и солдаты. Царица входит в зал, держа за руку Георгия и Русудан.
Царица. Священник, Георгий вернулся! Видите, девушки?
Мецеду. Добро пожаловать снова к нам, Георгий. Берет его за руку.
Священник. Я ведь говорил, что князь Георгий найдет его.
Царица. Да, а где же князь Георгий?
Гетман, выступая вперед. У товинцев, царица, он остался у них.
Царица. Князь Георгий остался? Зачем?
Гетман. Вчера, когда мы искали уже около часа, нас окружили товинцы. Они были рассеяны кругом в горах, они взяли нас в плен.
Царица. Тут, возле моего замка?
Гетман. Да, совсем вблизи замка. Да, туман скрывал их; они могли бы подойти еще ближе к замку, и их нельзя было бы найти, даже если бы искать их. Они взяли нас и отвели к шатру, в котором был твой сын. Они разбудили его, чтобы он встал и шел с нами.
Царица, улыбаясь. Так ты спал, Георгий? Фатима была с тобой ласкова?
Георгий. Да.
Царица. Охраняла тебя, пока ты спал?
Георгий. Да.
Царица. И все они были с тобой ласковы?
Георгий. Нет, не все.
Царица. Не все?
Георгий. Фатима сказала, чтобы никто не подходил ко мне.
Царица. Фатима сказала, чтобы никто не подходил?
Георгий. Да, и у нее в руке был кинжал.
Царица. У нее в руке был кинжал? Это верно, чтобы не пришли медведи?
Георгий. Да, верно для того.
Царица. Теперь ступайте, дети. Смотри за ними, Мецеду! Вы все, девушки, смотрите!
Зайдата. Так оставить цветы?
Царица. Цветы? Улыбаясь. Да, теперь, пожалуй, здесь и недостаточно цветов, Зайдата!
Мецеду уходит с Георгием и Русудан. Остальные девушки и слуги идут за ними.
Царица, садясь. Насколько я понимаю, мое дитя было в большой опасности. Фатима защищала его кинжалом. Гетману. Когда вернется князь Георгий?
Гетман. Он… Я не знаю… Они не выдали бы нам твоего сына, если бы…
Царица медленно встает, предчувствуя беду. Что.
Гетман. Князь Георгий остался вместо сына.
Царица порывисто. Этого не может быть!
Гетман. Он сам предложил себя.
Царица. Что они с ним сделают?.. Ты молчишь, офицер. Вели позвать игумена. Священник уходит. Царица падает на кресло.
Царица. Вот отчего он пошел с непокрытой головой. А я думала, что он и стараться не будет найти сына, я даже это сказала. Качает головой.
Гетман. Мы думаем, что будет лучше, если он останется вместо сына.
Царица. Нет, это, в сущности, не лучше. А, может быть, и лучше. Что за несчастие охватывает меня? Я отошлю к товинцам тело хана, велю богато украсить его, пошлю им богатые дары, чтобы смягчить их… Нет… не лучше это… Это, пожалуй, хуже. Почему они согласились обменяться?
Гетман. Князь Георгий просил.
Царица. Пришел с непокрытой головой и просил?
Гетман. Да… и товинцы очень охотно согласились. Твой сын — ребенок, от которого им не было бы никакой пользы, а князь Георгий — твой главный военачальник — и они могут его уничтожить. Священник возвращается с игуменом.
Царица. Да, так. Теперь они уничтожат моего главного военачальника… Товинцы возвратили мне моего сына, игумен, но вместо него они взяли его отца.
Игумен. Это на них похоже.
Царица. И он им послужит для кровавой мести; что мне делать? Я сама пойду к товинцам и отдам себя вместо него.
Игумен. Тебя они не взяли бы вместо него.
Царица. Что ты говоришь?
Игумен. Для товинцев князь Георгий значит больше, чем ты. Прости, что я не скрываю этого от тебя.
Царица. Значит больше, чем я? Что это означает? Ведь я же царица? Да, да, он значит больше. Всегда он стоил больше, только я была слепа и не видела этого. Бесконечно больше. Теперь я ничто, я, как сирота, и нет у меня сил. Он был так велик и могуч! Ломает руки.
Гетман. Царица, у меня со вчерашнего дня осталось донесение. Оно, может быть, утешит тебя.
Царица. Что такое?
Гетман. Вот: если бы мы вчера ночью не напали на хана Карскаго и не разбили его, он сам бы напал на нас.
Царица. Что ж, это возможно.
Гетман. И в твоем собственном войске у него был помощник.
Царица. В моем войске! Качает головой. Нет. Откуда ты знаешь это?
Гетман. Из письма. Этот помощник повел бы солдат хана на нас ночью, когда бы мы спали — и перебил бы нас.
Царица. Правду ли ты говоришь?
Гетман. Я говорю правду.
Царица. Кто ж этот помощник?
Гетман. Князь Георгий!
Царица, вспыхнув. Берегись, ты! Берегись, говорю тебе!
Гетман. Это мне поручил передать тебе Тарас.
Царица. Тарас? Сам Тарас послал тебя с этой вестью?
Гетман. Да. Царица стоит и растерянно оглядывает окружающих.
Священник боязливо. Я об этом ничего не знаю.
Игумен. Верно, Тарас заблуждается.
Гетман. Тарас не заблуждается. То, что я сообщил царю — истина.
Царица. Так вот весть, которая должна была меня утешить?.. И все-таки она меня утешает, я чувствую себя освобожденной от тяжелой мысли. Да, она утешает меня. Пусть он остается там, где есть — мой сын у меня. Ходить взад и вперед. Пусть остается там, где есть — я благодарна товинцам, что он у них. Останавливается. Для чего же князь Георгий хотел это сделать?
Гетман. Чтобы приготовить твое падение, царь.
Царица. А! Снова ходит, останавливается. Передай мой привет Тарасу.
Гетман. Слушаю.
Царица. Передай ему от царя, что князь Георгий… Скажи Тарасу, что царь гордится им и благодарит его.
Гетман. Слушаю. Идет.
Священник. Да, но… прости мне, царица — не отпускай его. Обдумай, зачем князь Георгий… Я не могу молчать.
Царица озлобленно. Нет, священник, ты можешь молчать.
Игумен. Он говорил о письме. Не торопись, дитя мое.
Царица. Да, письмо. Одна весть за другой потрясают меня, и я становлюсь слишком тороплива. Зовет есаула. Что это за письмо, о котором ты говорил?
Гетман. Письмо, которое мы нашли в кармане у хана Карскаго.
Царица. Что же в нем? Скажи Тарасу, чтобы он прислал мне его.
Гетман. Оно при мне. Расстегивает черкеску и достает.
Царица. Оно при тебе? Что же ты не даешь его? Давай письмо. Берет письмо и читает. Это от князя Георгия. Садится.
Священник. Да, и передал его я.
Царица. Ты передал его?
Священник. В большой беде был князь Георгий. Ты не слушала, что он говорил, и не видала его страданий.
Царица читает и удивленно улыбается. Нет… да ведь… Георгий, о, милый! Горячо. Он пишет… он пишет правду, я противилась ему… Сжимает руки над головой. Спасибо тебе, Георгий, где бы ты ни был. Ты передал письмо?
Священник. Да.
Царица. И тебе спасибо! Может быть, князь Георгий поступил неразумно, благочестивый отец, но я все-таки благодарна ему; только из-за меня он это сделал, потому что он любит меня. Вот он пишет. Ты этого не понимаешь, благочестивый отец, а я понимаю.
Игумен. Нет, я этого не понимаю.
Царица. Он хотел смирить меня, он не хотел выпрашивать у меня никакой милости; можно ли осуждать его за это?
Игумен. Он хотел напасть на войско.
Царица. Великий план, могучий план! Из-за меня никто еще не предпринимал такого величественного дела. Он хотел прийти сюда с войском и стать передо мной. Кричит. Георгий, Георгий! «Долгие годы она противилась мне и холодно смотрела на меня». Больше я никогда не буду этого делать. Никогда!
Игумен. И ты думаешь, царица, у князя Георгия были силы, чтобы выполнить этот план?
Царица. Ты как думаешь, священник?
Священник. Я думаю, что — да.
Царица. Князь Георгий не хвастает. Ты не знаешь его, благочестивый отец. Подобно тому, как гора — есть гора, так и он… Мы стояли на нашей кровле в Тифлисе… и никого не было, кроме нас троих: солнце, он да я. И мы ездили на большие ярмарки… Народ бросал нам цветы и громко кричал от радости; ибо он был подобен могучей горе.
Игумен. Они приветствовали тебя.
Царица. И его приветствовали. Представь себе ропот целой Грузии! И он стоял и был выше меня — и еще больше становился он, когда снимал шапку. Я снова скажу ему это, снова напомню, когда он вернется. тревожно. Ведь он вернется? Молчание.
Царица. Вы молчите и глядите в землю. Не молчи же ты, священник. Ты так часто и охотно болтаешь и часто говоришь то, что нужно.
Священник. Если я знаю князя Георгия — он придет.
Царица. Не правда ли? Если он чего-нибудь хочет, то уж хочет. Солдаты, в погребе лежит тело, принесите его наверх. Я его роскошно украшу и пошлю к товинцам, чтобы сделать их своими друзьями. И еще я пошлю им много даров. Гетман и солдаты уходят.
Царица. Может он быть здесь сегодня к вечеру? Вы молчите. Наверное, он может к вечеру быть здесь. Почему ты так серьезен, игумен?
Игумен. Я хочу кое-что сказать: для веры ты ничего не сделаешь, если отошлешь тело хана.
Царица. Я освобожу Георгия.
Игумен. Но не обратишь язычников.
Гетман возвращается с солдатами. Я пришел, хочу доложить, что явились два офицера со свитой.
Священник спешит к глубине сцены.
Царица. Два офицера? От Тараса?
Гетман. Нет, не наши. Это два татарских офицера. Я не мог хорошо их рассмотреть в тумане.
Царица. Выстрой твоих солдат, чтобы я могла принять их с почетом. Офицер исполняет приказание.
Священник возвращается. Это товинцы. Те же два офицера, что были тут, чтобы выкупить хана.
Царица радостно. Посмотри, священник, может быть, с ними князь Георгий.
Священник. Князя Георгия с ними нет.
Царица. Нет! Сжимает руки на груди. Как вы думаете, что за вести несут они?
Ждет минуту, всходит на свой престол и садится. Два татарских офицера и солдаты. У одного офицера на копье белый платок. На них белые тюрбаны и широкие шелковые халаты. На поясе сабли и кинжалы. На левом плече у них украшения из красных конских хвостов. На правом рукаве по пяти раскрашенных шариков, пришитых в ряд. На груди у них золотые перевязи. На ногах — туфли. Они останавливаются у входа и подносят руку к губам, лбу и груди. Царица кивает им. Офицеры приближаются с опущенными глазами. Солдаты останавливаются у входа.
Царица. Привет вам, воины; кто послал вас?
Первый офицер. Привет тебе, великая царица. Все товинцы послали нас.
Царица. Чтобы предложить выкуп за вашего мертвого хана?
Первый офицер. Да, это так. Два дня и две ночи тому назад мы были здесь; тогда наш хан был еще жив.
Царица. Он был убит не по моей воле.
Первый офицер. Твой супруг, князь Георгий, велел убить его.
Царица. Нет, хан сам виноват. Он бежал. Кто вам сказал, что князь Георгий?.. Моего супруга не было, когда это произошло.
Второй офицер. Не будем об этом спорить. Аллах попустил, чтобы хан умер. Никто не может избежать воли Аллаха!
Царица. Князь Георгий у вас в плену?
Первый офицер. Он в наших руках.
Царица. Что вы требуете за князя Георгия?
Первый офицер. За живого?
Царица. Да, да, за живого. Значит, он жив? Слава Богу!
Игумен. Ты стоишь не на верной почве, царица. Это тебе надо требовать выкупа.
Царица. Чего мне потребовать, благочестивый отец?
Игумен. Ты знаешь, дитя. Прежде всего — истинной веры.
Царица. Если вы все в Товине согласитесь стать христианами — вы получите тело хана. Согласны ли вы креститься? Нет, видишь, они не согласны, они закрывают лицо руками.
Игумен сурово. Ты заставишь их согласиться, царица, и не остановишься ни перед чем.
Царица. Но ведь в их руках князь Георгий, и они могут сделать с ним, что захотят.
Игумен. Истинная вера не заботится об этом. Ты избрана Господом ввести христианство в этих странах.
Царица. Я еще раз попробую. Слушай же, благочестивый отец, как я еще раз попробую. Офицерам. Как решаетесь вы, товинцы, противиться мне? Разве вы не знаете, что я могу вас победить и заставить принять мою веру?
Первый офицер. Некоторых, может быть, ты и можешь заставить — худших из нас. Но остальные, весь Товин, — будут сопротивляться.
Царица. Всех вас я могу заставить. Вы еще не видели моего могущества. Вы думаете, что можете делать, что хотите. Несчастный народ, да вы ведь погибнете! Вы все еще стоите так близко к моему замку, как вчера?
Первый офицер. Ближе, чем вчера. Туман скрывает нас. Мы очень близко от тебя.
Царица. А когда туман рассеется?
Первый офицер. Нас тогда не будет.
Царица. В тот же час, как рассеется туман, я могу бросить на вас весь мой народ и освободить князя Георгия.
Первый офицер. Ты не станешь этого требовать, царица; ты для этого слишком мудра.
Царица. Не стану требовать?
Первый офицер. В ту же минуту десять копий вонзятся в князя Георгия. Твой гетман видел, что при нем стоят копьеносцы.
Гетман. Я это видел.
Второй офицер. Не будем спорить об этом. Если будет воля Аллаха, чтобы князь Георгий умер — он умрет. Никто не может избегнуть воли Аллаха.
Царица. Десять копий… Благочестивый отец, вот я и попыталась во второй раз. Это не удается. Ты смертельно мучишь меня, благочестивый отец, ты раздираешь мою душу. Я не смею больше искушать их.
Игумен вдохновенно протягивает к ней исхудалые руки. Держись твердо, царица, не уступай. Лучше отпусти их, не обменявшись.
Царица. Но ты забываешь о князе Георгии.
Священник. Я не могу молчать.
Царица. Что ты хочешь сказать?
Священник. Игумен сошел с ума.
Первый офицер. У нас была надежда, что ты отдашь нам сегодня тело хана.
Царица. О, Господи, и у меня была эта надежда. А скоро ли прибыл бы сюда князь Георгий, если бы я согласилась?
Первый офицер. Да, очень скоро. Князь Георгий недалеко. Мы взяли его с собой, ибо мы знаем справедливость твою и то, что ты его выкупишь.
Игумен. Царица не выкупит его, если вы не смиритесь, товинцы. Вы слышите?
Второй офицер. Мы слышим.
Первый офицер. Значит, ты не позволишь и Фатиме вернуться к тебе?
Царица. Фатиме? Нет. Много зла сделала она мне.
Первый офицер. Она сделала тебе также и добро.
Царица. Что ты знаешь? Она причина того, что князь Георгий в плену.
Первый офицер. Фатима причиной того, что твой сын снова у тебя — иначе он был бы мертв. И тем еще ты ей обязана, что князь Георгий жив.
Второй офицер. Это правда.
Царица. Фатима сделала все это? Задумывается. Она живет в моем доме и служит моим врагам. Нет, она не должна возвращаться. Разве не она увела моего сына?
Первый офицер. Фатима спасла твоего сына, царица. Как ты думаешь, зачем блуждали мы по ночам вокруг твоего замка? Чтобы схватить твоего сына и отомстить на нем. И мы наверное бы нашли его. Фатима привела его к нам — но она кинжалом защищала его жизнь.
Царица. Вот видите, я была права. Офицерам. Пусть Фатима вернется — я хочу поблагодарить ее.
Игумен. Ты не права, дитя мое. Фатима — язычница.
Царица. Я уж сказала — пусть Фатима придет; попросите ее прийти и передайте ей мой привет.
Первый офицер. А князь Георгий не должен прийти?
Игумен. Нет; слышите вы?
Второй офицер. Мы слышим и не станем более искушать царицу.
Первый офицер. Хорошо, князь Георгий не просит тебя ни о какой милости.
Царица. Я знаю, да ему и не надо.
Первый офицер. Может быть, тебе придется просить у него милости.
Царица. Как? Это похоже на угрозу.
Первый офицер. Нам не велено больше говорить.
Царица. Это звучит, как угроза. Благочестивый отец, ответь ему.
Игумен. Пусть князь Георгий грозит, если ему угодно. Самое важное — не он. Самое важное, товинцы, то, что вы возвращаетесь к народу вашему после того, как решились противиться великой царице.
Первый офицер. И она противилась нам… Еще раз мы просим тебя, царица, обменяйся. За князя Георгия мы требуем тело хана и двухгодичного мира.
Игумен. Требуем! Они требуют!
Царица. Они бы могли и больше потребовать — всего, чего они ни пожелали бы, о, Господи — всего, чего бы ни пожелали. Но зачем они угрожают?
Игумен. Я не знаю. Ты не должна позволять им грозить себе; дай, я им отвечу.
Царица. Ответь им.
Игумен. Можете идти, товинцы. Идите с миром. А хана вашего царица похоронит по христианскому обряду.
Второй офицер испуганно. Царица не сделает этого.
Игумен. Я сам буду читать над ним молитвы.
Первый офицер горячо. Этим царица совершила бы великую и злую несправедливость по отношению к товинцам, и те бы ни о чем на свете не стали заботиться, как только о том, чтобы отомстить ей.
Второй офицер, уходя. Благодарим тебя, царица, что ты допустила нас пред лицо твое. Ты могла бы проявить свою кротость — но не пожелала; ты могла бы сказать нам милосердное слово — но ты не сделала этого.
Офицеры уходят со свитою.
Царица сходит с своего места, тревожно. Вот они уходят.
Игумен. Да, наконец. Но было близко к тому, чтобы сделалось по их желанию — они даже угрожали тебе.
Царица. Вот они уходят… Это звучит, как земля, что падает на гроб.
Игумен. Да, ты была недостаточно тверда, ты уступила сначала и разрешила Фатиме вернуться. Но в самом главном — ты не поколебалась.
Царица. А мне кажется, что в самом-то главном я и уступила. Князь Георгий в опасности, и я не спасла его.
Игумен. В великий день, который скоро придет, не будет спрошено о человеке, которого ты могла спасти, а o вере, которой ты служишь.
Священник. Гм!.. Я с этим не совсем согласен.
Царица. И я тоже. Ты не знаешь меры, благочестивый отец; тебе хочется только, чтобы я отвечала на силу силой — и допустила бы погибнуть моего супруга. Почему ты не хочешь сегодня допустить моего счастья? Разве каждый день я ликую? Радостью наполнил меня супруг мой — он написал это письмо, и дивно хорошо и мягко стало на сердце у меня. Радость, как алый огонек, трепещет в груди моей. Молчи, игумен. Когда он придет — я буду целовать его и на тысячу ладов выказывать ему любовь мою. На все лады, как только можно выдумать, и всю мою жизнь! Я уже не обращусь к тебе, игумен. Устала я холодно смотреть на князя Георгия — потому что я люблю его; и ты уже не заставишь меня больше…
Игумен. И ты думаешь, что он бы посмел прийти с войском? Он видится тебе, женщина, на коне, бурный и грешный, и твое сердце бьется.
Царица. Не знаю я, что бы он посмел. И никто из нас не знает. Он, может быть, и не решился бы, хотя это был и великий план.
Игумен. Но все-таки он не просит у тебя милости.
Царица. Ты не понимаешь, игумен. Тоска в письме его, и не милость моя нужна ему. Для тебя ее было бы достаточно, и для тебя, священник, да и для меня самой, а для него не довольно милости. С непокрытой головой идет он к моим врагам — и просит смерти. И в этом-то письме сегодня радость моя, — а он, бедный, не понимает этого! Только одно он знает — что идет против великой несправедливости… Воины, достаньте тело хана из погреба. Гетман с солдатами уходит.
Царица идет ко второму входу, зовет. Мецеду.
Игумен испуганно. Что ты хочешь сделать, царица?
Царица. Спасти его. Разве ты не понимаешь? Спасти его. Входить Мецеду.
Царица. Мецеду, сейчас мы украсим одр хана, пойдите все за красными розами и густо уберите ими гроб. Возьмите все красные розы, что есть в саду! Ты поняла, Мецеду? А потом позови всех музыкантов и танцовщиц, потому что прибудет князь Георгий. Мецеду уходит.
Игумен, потрясенный. Я вижу, что у меня больше будет дела среди твоих новых подданных в Карсе.
Царица. Ты хочешь туда? Зачем ты хочешь туда?
Игумен. Здесь дело не идет. Долгие годы работал я над тобой — и все-таки христианство твое не светит и не сияет. Если в том моя вина — да простит мне Господь.
Царица. Ты утомился, благочестивый отец, отдохни.
Игумен. При каждом случае ты думаешь: «Так поступает калиф! Так калиф не поступает!» Когда ты хочешь веселиться — ты зовешь танцовщиц, ибо так поступает калиф. А как поступает царь московский? До этого тебе нет дела.
Царица. Царь московский? Когда он хочет веселиться — он пьет.
Игумен. А все-таки его вера истинная.
Царица. Потому-то я и принимаю его послов с теми же почестями, что и послов калифа. Иначе он был бы недостоин этого.
Гетман и солдаты вносят гроб без крышки; он весь покрыт златотканым покрывалом. Покрывало без надписей.
Царица. Поставьте гроб сюда. Указывает.
Игумен. А потом еще позовите язычницу Фатиму.
Царица. Потому что она помогла мне и спасла моего мужа и моего сына. Кроме того, я призываю ее, чтобы обратить ее, ведь ты знаешь.
Игумен. И ты думаешь, это тебе удастся? Уж я знаю, что знаю. Ибо Фатима как железо.
Царица. Хорошо. И я как железо. Нетерпеливо. Иди на отдых, благочестивый отец, тебе это необходимо. Ты хочешь ехать в Карс?
Игумен. Ты, значит, разрешаешь? Да воздаст тебе Господь. Я сумею и там исполнить долг мой и быть твердым.
Царица. Только возвращайся, игумен. Если только захочешь — поскорее. Иди с Богом.
Игумен. На прощанье еще одно слово, царица. Там, в Товине — люди. И за каждую душу, что умрет, прежде чем ты обратишь ее — ты должна будешь дать ответ. Ибо теперь в твоих руках возможность. Уходит.
Входят много девушек с Георгием и Русудан; все они несут красные цветы и принимаются убирать гроб.
Царица тихо. Какой он суровый, игумен.
Священник хлопает себя по лбу. Я ведь сказал — он безумный.
Царица. Нет, священник, надо хорошо говорить о старике. Он лучше нас. День и ночь он молится за нас и не спит. Он похож на тень. Идет к гробу. Вот хорошо, девушки; украсьте гроб, как только можете лучше, покройте его розами.
Гетману. Сумеешь ли ты свезти гроб в горы и снова отыскать товинцев?
Гетман. Да, царица. Товинцы найдут меня.
Царица. Зови их, если они не найдут тебя, и попроси их прийти… Пойдем, дети, принарядимся, ваш отец придет.
Священник вслед царице. Ты бы могла дать игумену лошадь. Он похож на тень, ему не дойти до Карса.
Царица. Да, лошадь. Дай ему лошадь и слугу, священник. Пойди, распорядись.
Уходит с Георгием и Русудан во второй ход. Священник выходит в глубину сцены.
Юаната. Посмотрите-ка на воина, — хотя бы взгляд на нас кинул.
Мецеду. Молчи, Юаната. Это доблестный воин, это посланник царицы.
Юаната. Не улыбнешься ли ты, доблестный воин?
Гетман. Не улыбнусь ли? Теперь — нет.
Юаната. Пойди, помоги нам.
Гетман. Мне этого нельзя.
Юаната. Почему нельзя?
Гетман. Потому что царь мне не приказывал.
Юаната, смеясь. Царь — да она забыла. Уж почти что забыла.
Мецеду. Молчи, Юаната, за этим делом мы Должны быть серьезными.
Священник, возвращаясь. Тише, детки. Девушки пересмеиваются.
Зайдата. Ты смешишь нас, ступай прочь, священник. У нас тут серьезное дело.
Священник. Я вовсе не хочу тебя смешить. Напротив, ты должна быть серьезной, когда убираешь гроб.
Зайдата. А твой нос так нас и обнюхивает, священник. Ты вот стоишь, смотришь на нас и потешаешься.
Священник. Ай, Зайдата, ай, Софиат, какие вы глупенькая!
Зайдата. Стыдись, священник, такой старый человек!
Священник. Вовсе я не стар, Зайдата. Ты напрасно это говоришь, мы с тобой не стары.
Зайдата. А Мецеду и Софиат — старые.
Священник. Никто из вас не стар. Вот я стою и гляжу на вас, и все вы как огонь…
Зайдата. Как огонь?
Священник. Да, как огонь.
Софиат. И болтаем в купальне! Смех.
Священник. Софиат, ты не должна говорить таких слов, ты краснеешь от них.
Софиат, ревностно работая. Вовсе я не покраснела.
Священник, Ты так молода, и тебе должно быть стыдно, и ты стоишь и краснеешь. Вот Зайдата не покраснела, да она и не говорила глупостей.
Зайдата. Да уж я знаю, что для тебя я лучше всех.
Священник. Лучше всех? Ну, я бы этого не сказал. Может быть, какая-нибудь другая и лучше. А ты уж и думала…
Зайдата. О, да!
Священник. Вот этого не следовало бы. Это стыдно.
Зайдата. А вот сломай-ка мне стебель. Протягивает ему розу.
Священник пробует. Его надо обрезать.
Зайдата. А у тебя нет кинжала?
Священник. Да, у меня нет кинжала. Вот он мог бы.
Зайдата удерживает его и берет розу. Этот воин? Нет, ведь царица ему не приказала. Смех.
Зайдата. Тебе следовало бы самому иметь кинжал, священник.
Священник. Я ношу кинжал, когда бываю на войне.
Зайдата. Но ведь тебе не приходилось им пользоваться.
Священник. Не приходилось? Я разве не рассказывал, как я раз справился с двадцатью людьми?
Зайдата. Нет, расскажи-ка.
Священник. Я убил шестерых — остальные бежали. Смех.
Зайдата. Христианскому священнику не следовало бы убивать шесть человек.
Софиат. Да, не следовало бы.
Священник. Ты этого не понимаешь, Зайдата. И ты тоже, Софиат, — ты слишком молода. А разве у калифа нет дервишей и священников, которые убивают в бою?
Зайдата. Да, а все-таки христианину следовало бы быть лучше, чем магометанину.
Священник. Ты права, Зайдата, а вот Софиат не права, она кудахчет, как курочка, и ничего не понимает. Все вы вместе курочки, а вот Мецеду — серьезная и молчит. И правда, девочки, вы должны молчать и делать ваше дело, как велела царица. У вас скоро будет готово?
Мецеду. Да, сейчас.
Священник. Только еще я должен сказать, что Софиат из вас — самая искусная. И к тому же она самая маленькая, и у нее маленькия ручки. Но и все вы искусны… Вот и музыканты.
Из глубины сцены входят музыканты и садятся на полу около обитой железом двери. Они все одинаково одеты, в желтый шелк с черными шнурами. Инструменты — зурны, трехтонные деревянные флейты, барабаны и лютни, скрипки и арфы. Музыканты сидят, молча, не двигаясь.
Священник. Теперь, верно, скоро придут танцовщицы.
Юаната. А ты уж и радуешься?
Священник. И ты должна радоваться и не таить злобы в сердце! Когда придет князь Георгий, тут в замке не будет уж печали.
Юаната. А с вами на войне бывают танцовщицы?
Священник. Только у тебя одной, Юаната, мысли, как у маленького теленочка. Как же с нами могут быть на войне танцовщицы? На войне нам нужны копья да мечи.
Юаната. Когда ты убивал тех шестерых, тебе, верно, было очень страшно. Ты очень боялся?
Священник. Я никогда не боюсь. Ты ведь знаешь.
Юаната. Откуда мне знать?
Священник. Разве не я стоял вчера ночью перед ханом Карским? И передо мною поставили двух огромных копьеносцев.
Юаната. Что же ты делал у хана Карскаго?
Священник. Я этого не скажу. Я был послом князя Георгия, передал его письмо относительно великого плана, который он должен был выполнить сегодня ночью. Больше я ничего не скажу.
Юаната. Что же это был за великий план?
Священник. Он хотел смирить царицу… Ты не должна расспрашивать о таких важных вещах.
Зайдата. Посмотри на танцовщиц, священник; вот они идут.
Из глубины сцены входят танцовщицы в развевающихся шелковых одеждах разных цветов, с золотыми повязками на лбу. В руках у них бубны. Они подходят к музыкантам и стоят молча, не двигаясь.
Мецеду. Воткните последние розы, девушки, тогда я доложу царице, что у нас готово. Уходит во вторую дверь.
Юаната. Тебе, верно, кажется, что танцовщицы красивее нас, священник, что ты на них так смотришь?
Священник. Да, танцовщицы очень хороши.
Юаната. Это только потому, что они лучше одеты. Не правда ли, Зайдата?
Зайдата. Да, правда.
Священник. Не надо так говорить, Зайдата. Ты лучше всего, когда на тебе вовсе нет одежды, ведь ты знаешь.
Зайдата. Что он говорит! Откуда ты знаешь?
Священник. Я не знаю, но ты должна благодарить Бога за то, что ты так прекрасна без платья.
Мецеду возвращается. Царица!
Царица входит в пышной, блестящей одежде из индийского шелка. Руки ее украшены драгоценными камнями. От пояса до краев платья идет ряд бриллиантов. На волосах у нее светло-красное покрывало с большим камнем. Танцовщицы низко кланяются.
Царица. Спасибо вам, девушки. Прекрасно убрали вы его. Возьми гроб, гетман, и иди с Богом. Позже я пришлю товинцам богатые дары. И если ты отыщешь князя Георгия, скажи ему, что супруга его ждет его. Она подходит к иконам и крестится, в то время как гетман и солдаты берут гроб.
Мецеду. Тут еще остались розы.
Царица. Они для князя Георгия; идите, девушки, и приготовьте детей.
Все девушки уходят. Снаружи слышен шум.
Царица к музыкантам и танцовщицам. Сегодня вы должны играть и плясать от радостного сердца. Что там за шум?
Слышны крики, удары, звуки трубы; Гетман и солдаты возвращаются с гробом. Священник бежит в глубину сцены.
Царица. Что это такое?
Гетман. Не знаю, царь… князь Георгий… Он скачет…
Царица. Князь Георгий, уже? Играйте! Берет в руки розы.
Тихие звуки лютен. Начинается танец, танцовщицы делают легкие движения, незаметно переступая ногами и скользя одна вокруг другой. Снаружи громкие крики.
Царица. Что это? Пусть стража впустит его!
Гетман. Я видел, как князь Георгии опрокинул двоих из стражи.
Царица. Зачем он это сделал?
Священник возвращается. Он идет с оружием. За ним толпа товинцев, они дерутся копьями.
Царица. Он входит… силой?
Гетман идет к глубине сцены, музыка и танцы становятся живей, флейты вступают одна за другой, слабо позвякивают бубны. Туман рассеивается и скоро появляется солнце и озаряет горы в перспективе. В зале становится светлее.
Священник. Там дерутся.
Царица. Что же это такое?
Царица подымает руку. Музыка и танцы сразу обрываются, и музыканты и танцовщицы отходят со своих мест. Шум приближается, слышен стук, крики, барабаны и потом звон мечей.
Священник. Кажется, что князь Георгий выполняет свой план. Идет к глубине сцены.
Царица. Но зачем же теперь? Ведь теперь уж не нужно.
Гетман входит. Царь, князь Георгий входит с оружием в руках. Должны ли мы помочь страже?
Царица. Да, скорее. Зачем он это делает? Кричит вслед гетману. Только вы не… вы только стойте возле него с копьями… но вы не должны… Останься здесь.
Священник возвращается. Он убивает твоих людей, царица. Товинцы как бешеные — они плотно окружили замок. С ними Фатима.
Царица. Пойди, посмотри. Гетман идет в глубину сцены. Из-за меня он делает это. Он ни перед чем не останавливается. Видишь, священник, как он могуч!
Гетман кричит, возвращаясь. Он одолевает наших!
Царица. Конечно, одолевает — я знаю.
Священник стоит в глубине и смотрит. Слышно, как время от времени он издает слабый крик. Потом он снова возвращается в зал, между тем как дерущиеся приближаются к замку.
Священник. Вот сзади него два грузина. Прочь, грузины! Машет рукой. Вот один упал… Царица, теперь его окружают.
Царица. Кого окружают?
Священник. Князя Георгия. Пойди к нему на помощь, гетман.
Царица кричит, вскакивает. Нет, не надо, чтобы его окружали! Позови его, священник!
Священник. Он их снова отбросил. Пойди, посмотри, царица, как он их отбрасывает!
Царица подходит к нему. Где князь Георгий? Вот он! Всплескивает руками, кричит. Георгий! Он без шапки!.. Отнеси ему шапку, священник, чтобы он не был, как простой солдат!
Священник. Он убьет меня.
Гетман. Позволь, я снесу!
Царица. Нет, сейчас я сама дам ему ее. Только позови моих людей, священник, чтобы они его не ранили.
Священник. Вот он уж у лестницы.
Гетман. Шум стихает; он одолел наших людей.
Священник. Да, мы окружены.
Гетман. Царь, у меня десять человек. Что же, нам не трогаться?
Царица. Станьте у входа, чтобы не все вошли.
Гетман идет к своим солдатам.
Царица. Кто бы мог это сделать, кроме него, священник? Он подобен горе!
Священник. Он выполнил свой план. Что теперь будет! Вот он повернул лошадь, он въезжает… въезжает. Отступает назад.
Князь Георгий быстро въезжает на лестницу и удерживает лошадь у верхней ступени; толпа товинцев и среди них оба татарских офицера бегут за ним; среди них Фатима. Все останавливаются. Музыканты и танцовщицы сбились в кучу. Солдаты царицы отступают.
Князь Георгий долго смотрит на царицу — после паузы. Видишь ли ты меня теперь, Тамара? Вот супруг твой!
Царица. Я вижу тебя.
Князь Георгий. Ясно ли ты меня видишь?
Царица. Да, Георгий. Я принесла тебе твою шапку. Вот цветы для тебя. Подносит к нему.
Князь Георгий. Теперь тебе не приходится относиться ко мне с пренебрежением.
Царица. С пренебрежением? Привет тебе! Привет и тебе, Фатима. Фатима падает ниц и целует ей руку.
Князь Георгий. Знай, я вошел силой, и ты пленница в твоем замке. Я беру мою шапку и одеваю ее. Берет шапку и одевает.
Царица. Возьми же и цветы, Георгий!
Князь Георгий. Тебе больше не придется издеваться надо мною: теперь товинцы требуют тела своего хана. Смотри — вот они стоят с оружием в руках.
Царица. Им этого вовсе не нужно. Сейчас только хотела я послать товинцам тело их хана. Вот стоит гроб. Он изукрашен.
Князь Георгий после паузы, пораженный. Так вот как? Вот стоит гроб, товинцы — он изукрашен, царица хотела отослать его вам. Спрыгивает с седла и стоит с поникшей головой, через некоторое время снимает шапку. Лошадь уводят.
Второй офицер кланяется, поднося пальцы к груди, рту и лбу. Благодарим тебя, великая царица, за эти цветы на гробе.
Царица. Я была не права, товинцы, когда отказывала вам в вашем столь справедливом требовании.
Второй офицер. И за эти милостивые слова благодарим тебя, великая царица.
Царица. Я должна вас благодарить за то, что вы позволили вернуться князю Георгию. Увлекает за собой князя Георгия.
Князь Георгий. Я не дам себя обмануть твоею мягкостью; я знаю, что меня ждет, ну что ж, пусть будет.
Царица. Что ты думаешь?
Князь Георгий. И все-таки, священник, я все потерял. Моему великому плану не повезло. Воистину, я с фонарем искал своей гибели — и вот нашел ее.
Священник. Гм, я в этом не совсем с тобой согласен.
Царица. О какой это погибели ты говоришь? Обнимает его. Я люблю тебя, Георгий, за все то, что ты совершил.
Князь Георгий. Ты? Что ты говоришь?
Царица. Да, я.
Князь Георгий. Этого не может быть. За все то, что я совершил? Я послал письмо хану Карскому, для того, чтобы истребить твое войско. И когда это не удалось — я написал на тебя здесь.
Царица. Но все это ты совершил из-за меня?
Князь Горгий. Да. То-есть, нет. Вовсе нет. Кто тебе сказал? Ты не должна этого знать. Ты разболтал, священник?
Царица. Это было в твоем письме.
Князь Георгий. В письме? Разве письмо перехватили?
Царица. Да, да — вот оно у меня. Подымает в руке письмо. И это было хорошее письмо. Для меня оно было, как тогда в Тифлисе.
Князь Георгий. Как тогда в Тифлисе?
Царица. Как в те времена, что мы были совсем юными, и ты любил меня.
Князь Георгий, не двигаясь. Тамара!
Царица. Да, приди, Георгий! Я люблю тебя! Они обнимаются.
Царица. Возьми цветы. Это твои цветы. И больше я не стану холодно смотреть на тебя.
Князь Георгий. Товинцы должны знать это. Берет цветы, идет через залу, оборачивается к товинцам, ведя за собой царицу. Товинцы! Сердце царицы — мое, как в дни нашей молодости, как в Тифлисе. Она сама это сказала и отдала мне свое сердце. От нее я получил эти цветы. Обрывается, обращается к царице. Тамара! Да благословит тебя Бог! Далека ты была от меня — я хотел овладеть тобою снова — и совершил безумные дела.
Царица. Лучшее дело твое ты совершил!
Князь Георгий. Товинцы! Царица изукрасила гроб — возьмите его, куда хотите, и идите с миром.
Царица. Потом я пришлю вам дары, товинцы, ибо я высокомерно обошлась с вами.
Первый офицер. Немного мира — было бы лучшим даром для нас, царица.
Второй офицер. Это правда. Мы не просим двух лет мира, а только, чтобы один годик мы могли прожить мирно.
Царица. Если вы этого требуете — пусть в течение двух лет будет мир! Вели позвать писцов, священник! Священник уходит во вторую дверь.
Князь Георгий. Так, Тамара. Хорошо им будет пожить два года в мире.
Царица. И пищу и одежду я буду посылать вам в течение двух лет, чтобы вы не нуждались.
Второй офицер. До земли мы кланяемся тебе, великая царица, и благодарим за твое милосердие.
С этой минуты оба офицера начинают тихо переговариваться друг с другом и со своими солдатами. Священник возвращается с писцами, которые устраиваются на полу, около места царицы. Царица идет к своему трону, все подходят, только товинцы остаются сзади.
Царица диктует. Пишите, что весь народ товинский, с которым я вела войну — от нынешнего дня, в течение двух лет, будет жить в мире. Пауза. И далее, что товинцам будет высылаться из владений царицы пища и одежда в течение двух лет, чтобы они не терпели нужды. Входят Георгий и Русудан в праздничных платьях.
Князь Георгий идет к ним и обнимает их. Георгий! Дети мои! Русудан! Георгий, Русудан! Ведет их к дивану, куда они все трое усаживаются; он раздает цветы детям.
Царица диктует… И это скрепляет царица своею печатью. Делает знак. Подойдите, товинские воины.
Оба офицера подходят. Фатима идет к детям, которые бегут ей навстречу, с цветами в руках.
Второй офицер первому. Хочешь ты говорить?
Первый офицер. Нет, говори ты!
Второй офицер. Пусть будет так…Мы думали о том, царица, что ты могущественна и что мы перед тобою ничто. Последний наш хан умер и нет у нас другого, чтобы собрать нас. Дозволишь ли ты нам жить в мире и в нашей вере, если мы пойдем под твое владычество?
Царица встает и стоит, также и князь Георгий. Все слушают.
Фатима. Выступая. Что ты говоришь? От чьего имени говоришь ты?
Первый офицер. Мы уже советовались об этом. Я говорю от имени всех нас.
Фатима. Да ведь вы же сегодня победили! Ты верно устал слишком, старина?
Второй офицер. Что из того, что мы сегодня победили? У царицы в Товине большое войско и в Карсе большое войско; через два года она победит нас, и мы все погибнем. Мы победили сегодня потому, что нас вел князь Георгий. И когда он придет, мы не сможем устоять против него. Он подобен молнии.
Царица делает знак князю Георгию. Они советуются.
Фатима. Первому офицеру. И ты слишком утомлен.
Первый офицер. Я не утомлен, — никто из нас не утомлен. Но владычество царицы кротко и не противно нам.
Второй офицер. Мы подобны козам в горах. Мы не видели наших лугов — и наши виноградники больше не наши. По ночам мы сидели и слушали музыку в Товине, а теперь мы ее уж больше не слышим.
Князь Георгий отходит от царицы и посылает куда-то священника. Через некоторое время тот возвращается, неся большие ключи, из которых один больше другого.
Царица. Если в самом деле, товинцы, вы хотите идти под мое владычество — вы сами оказываете себе благодеяние, а мне вы готовите великое счастье. И я не устану проявлять вам милость мою.
Оба офицера. Один за другим. Хотим! Голоса товинских солдат: «Хотим!»
Царица писцам. Пишите!
Второй офицер. Но мы все умоляем тебя, чтобы ты не заставляла нас креститься.
Царица. Это я обещаю. Принуждения не будет.
Фатима. И чтобы не касаться нашей истинной веры.
Царица. Нет, силой — нет. Уж и так я слишком много пользовалась силой. Но не думаете ли вы, начальники, что мало-по-малу… быть может, когда мы поближе сойдемся?
Фатима. Никогда!
Второй офицер. Ты — кроткая царица и не захочешь нам зла.
Царица. Обещаю вам познакомить вас с моей верой. И вы сможете выбирать.
Второй офицер. Пусть будет так.
Царица. Пишите.
Второй офицер. Мы не можем дать тебе ключей от нашей крепости в знак преданности, ибо ключи у князя Георгия.
Царица. Так возьмите их назад. Идите в вашу страну и в ваш город; возделывайте ее и живите в ней, как прежде. Принимает ключи от князя Георгия и отдает их второму офицеру. Оба офицера и свита их на минуту падают на колени.
Царица. Мои воины пусть проводят моих новых подданных в их страну. Через три дня и три ночи я сама прибуду в Товин.
Фатима. Значит, теперь свершилось?
Второй офицер. А что же нам следовало сделать, по твоему? Царица возвратила нам ключи от Товина — она наша мать.
Фатима. Да ведь вы же только что одержали победу!
Второй офицер. Потому что князь Георгий вел нас.
Фатима. А теперь он вас победил. Не в этом ли все время и был его великий план? Не сидел ли он с вами сегодня ночью и не склонял ли вас сложить оружие?
Второй офицер. Князь Георгий — великий полководец. Он видел великую беду нашу, видел, что нам не устоять против царицы.
Царица спускается вниз. Так это ты убедил товинцев, Георгий?
Фатима. Вы могли бы отрубить ему голову, когда он был у вас в руках.
Царица. Что ты говоришь, Фатима! Ведь это ты спасла его.
Второй офицер. Да, она спасла его.
Царица. Она спасла и моего сына.
Фатима. Я это сделала во имя Аллаха.
Царица. Всю мою жизнь я буду благодарна тебе, Фатима. Ты свершила великое дело.
Фатима. Да, ведь магометанин должен быть лучше, чем христианин.
Царица. Я постараюсь быть такой же хорошей, как и ты, Фатима… Ступайте, писцы. Писцы уходят. И вы, товинцы, идите с Богом. Когда я приду в ваш город, мы напишем великий договор. Оба офицера уходят через глубину сцены. Гетману. Пусть перед гробом хана идут барабанщики.
Шествие выстраивается. Оба офицера прощаются, поднося руки и т. д.; все товинцы уходят в сопровождении гетмана и его солдат. Остающиеся стоят и посылают приветствия, пока не стихают барабаны.
Царица. И снова ты одержал победу, Георгий… спасибо и за нее… Играйте же, музыканты, и пусть девушки пляшут. Она усаживается с Князь Георгием и детьми. Музыка и танцы.
Фатима. Товинцы уходят. Не уйти ли мне с ними, что мне здесь делать?
Царица. Тебе — что тебе делать, Фатима? Ты хочешь уйти? Ты навсегда останешься у меня. Проси — чего только хочешь — и ты все получишь. Ничто не будет для тебя слишком много. Пойди, подожди меня там.
Фатима, сильно тронутая. Спасибо за доброту твою ко мне! Уходит.
Георгий. Мы пойдем к Фатиме.
Дети уходят. Пауза. Музыка и танцы продолжаются.
Царица. Ты улыбаешься, священник?
Священник. Я смотрю на твоих танцовщиц. Сегодня они шевелятся.
Царица. Да, радуйся, священник. Все будем радоваться.
Священник. А вон та — самая лучшая.
Царица. Теперь довольно?
Князь Георгий. Да.
Царица, подымая руку. Спасибо, девушки; спасибо, музыканты. Довольно.
Все кланяются и уходят. Минуту священник смотрит им вслед и потом спешит за ними.
Царица встает. Пойдем?
Князь Георгий тоже. Да. Смотрят оба друг на друга.
Царица. Вот ты стоишь и смотришь на меня — что тебе делать? Георгий, я люблю тебя — да. Я пойду за тобой туда, куда ты пойдешь!
Тихо обнимает его и ведет ко второй двери.
до.
1903