Термы Каракаллы.
Я предоставляю читателю судить самому, какой шумъ долженъ былъ произойти въ Римѣ пятваддатаго февраля, которое наступило вслѣдъ за трагической ночью въ палаццо Корсини. Шумъ, толкотня, давка, движеніе -- передъ палаццо. "Что случилось?" "Что произошло?" слышалось повсюду. "Не сигналъ ли это къ возстанію?" "не пора ли покончить съ свѣтской, а кстати уже и съ духовной властью блюстителя душъ нашихъ?"
Между тѣмъ трупы повѣшенныхъ висѣли, да висѣли себѣ на окнахъ, и такъ-какъ въ Римѣ чуть не каждый житель опасается всѣхъ другихъ, то никто не осмѣливался приблизиться къ роковому мѣсту и войти въ самое палаццо, изъ опасенія, чтобы не навлечь на себя этимъ подозрѣніе. Трусливое начальство тоже на это не отваживалось, вѣроятно опасаясь западни, и наконецъ, рѣшило призвать къ себѣ на помощь роту иностраннаго легіона, и подъ ея прикрытіемъ вошло въ палаццо. Солдаты съ глубочайшимъ цинизмомъ глумились надъ повѣшенными патерами.
-- Экіе три окорока, говорили одни.
-- Это еще что, вторили имъ другіе:-- если такіе вывѣшены у нихъ на виду, то какія же свиныя туши должны сохраняться въ кладовыхъ!
Солдаты приступили къ снятію труповъ, толпа голосила и смѣялась.
-- Что ты такъ больно нѣжно его снимаешь, небось не ушибется, слышалось въ одной кучкѣ.
-- Ишь хватается за рыбу, которую не самъ вдѣвалъ на крючокъ, отзывались въ другой сторонѣ. Между тѣмъ солдаты, снимая трупъ дона-Прокопіо, упустили нечаянно веревку. Массивный трупъ съ шумомъ упалъ на мостовую улицы.
Толпа и на это цинически разсмѣялась.
Нищій сказалъ тогда Сильвіо:
-- Эта толпа негодяевъ производитъ во мнѣ отвращеніе. Она безъ пощады и разбора готова смѣяться надо всѣмъ. Отъ стараго Рима остался одинъ Паскино {Столбъ, на который наклеивали пасквили. Прим. перев. }. Я бы хотѣлъ, наконецъ, хотя бы когда-нибудь увидѣть въ этомъ народѣ ту важность, то сознаніе своего достоинства, которыя проявляли наши отцы -- на форумѣ, когда они за дорогую цѣну продавали и покупали земли, занятыя войсками побѣдоноснаго Аннибала, или когда избирали диктатора, чтобы спасти республику отъ погибели -- и никогда не ошибались въ своемъ выборѣ. Но сколько времени должно еще пройти, чтобы народъ снова могъ подняться до такого величія, послѣ такой коренной своей испорченности отъ господства духовныхъ. Изо всѣхъ золъ, принесенныхъ этими невѣждами нашей странѣ,-- наибольшее -- то развращеніе массъ, при помощи котораго они сумѣли совершенно исказить ихъ нравственный характеръ.
-- Что же станешь тутъ дѣлать? отвѣчалъ Сильвіо.-- Рабство дѣлаетъ изъ человѣка -- звѣря. Наше рабство -- самое печальное и позорное. Наши развратители тщеславятся своимъ рабствомъ, и хотѣли бы, чтобы и мы также обожали нашихъ тирановъ.
Разговаривая такимъ образомъ, они дошли машинально до студіи Аттиліо. Они застали его за скромной трапезой, и оба съ удовольствіемъ приняли въ ней участіе. Потолковавъ еще между собою о событіяхъ дня, они всѣ трое легли отдыхать, въ чемъ послѣ бурно проведенной ночи они всѣ одинаково нуждались.
Около десяти часовъ вечера они всѣ вмѣстѣ отправились въ термы Каракаллы, гдѣ въ этотъ день назначена была, какъ мы уже знаемъ, сходка трехсотъ.