Кабинет заняли самый шикарный. Пров потребовал распорядителя, и, совместно с Анатолием -- проявившим большие способности и в этой отрасли, заказал великолепный обед, также и все напитки, начиная с водки и кончая шампанским.
Мастиф был в хорошем настроении. Он гоготал на весь кабинет, пока Провушка с Анатолием переговаривались с распорядителем шутил с женщинами, рассматривал сервировку на столе...
-- Совсем сцена из "Принца и нищего"!.. Вчера -- в грязи... сегодня -- ем на золоте!.. Хорошие ложки! -- взял он одну из ложек со стола: -- 84 пробы!.. Вы знаете, друзья мои: у меня всегда была склонность к собиранию каких-либо коллекций!.. Не начать ли мое коллекционерство с этих именно ложек?!.
Когда сели за стол, Провушка попросил внимания...
-- Господа!.. -- начал было он, но сейчас же поправился: -- друзья мои дорогие!.. То, что случилось на этих днях со мной, рассказывается только в сказках, да и то -- для детей младшего возраста!..
-- Да ты прямо... по существу! -- нетерпеливо воскликнул Анатолий. -- К чему это предисловие?..
-- А то выпить хочется! -- добавил Мастиф...
-- И... кушать! -- заявила Нюрка...
-- Хорошо, я буду очень краток! -- продолжал Провушка. -- Итак: мы с вами, друзья мои, знакомы третий год... И эти три года вы знали обо мне только то, что зовут меня Провом, что учусь я в путейском училище... Знали также, что фамилия у меня самая ординарная, от которой нельзя было ожидать никаких превращена и метаморфоз!..
-- Короче! -- попросил Казимир.
-- У меня, до сего дня, не было отца... По документам, я значился рожденным от девицы Сидоровой, а отчество мне было дано по крестному отцу -- Васильевич!
-- Пров Васильевич! -- мечтательно протянула Аннушка. -- Как красиво!
-- Матери своей я тоже не помню, -- она умерла, когда мне было три года... Воспитывал меня заштатный протоиерей, живущий в Можайске, он же мне высылал до сего времени по четвертному билету в месяц... И вот, четыре дня назад, я был вызван телеграммой в Можайск, к своему приемному отцу и тот рассказал мне, кто был моим настоящим отцом!.. Он рассказал, что я усыновлен им, и что все состояние, после его смерти, перешло ко мне!..
Возбужденный, с горящими глазами, он перевел дух и продолжал:
-- Друзья мои!.. Вы видите перед собой не Прова Васильевича Сидорова, а... -- выдержал паузу и добавил торжественно: -- а... графа Прова Александровича Шелгунова!..
Все слушали с разинутыми ртами. Так действительно было фантастично все то, о чем Провушка рассказывал...
-- Мой покойный отец оставил мне состояние, в имениях, заводах и деньгах, которое оценивается в... десять миллионов рублей!..
Он сел и залпом выпил стакан вина.
Наступило неловкое молчание. Вползло что-то нехорошее в этот кабинет, и связало всех по рукам и по ногам, лишило сразу свободы действий...
И Мастиф, и Анатолий, да и Казимир почувствовали вдруг открывшуюся пропасть между ними и Провушкой...
Женщины сидели потупившись.
-- Что же вы молчите?! -- заговорил весело Провушка. -- Почему вы меня не поздравляете?..
Мастиф налил рюмку водки и протянул ее Провушке, криво улыбаясь...
-- Поздравляю... граф!..
Поздравили и остальные. Поздравили, с улыбками, намеренно себя взвинчивая, но чувствовался какой-то холодок и в словах, и в движениях.
Оживились только к концу обеда, когда уже много было выпито. Анатолий сел за рояль и играл бравурный марш... А Провушка все пил, шутил, рассказывал...
-- Прежде всего, господа... -- говорил он, размахивая бокалом шампанского, -- я выстрою большое студенческое общежитие!.. Так, человек на двести!.. За десять рублей в месяц, каждый неимущий студент будет у меня получать комнату, стол, белье постельное и прачку... А папиросы, конечно, пусть покупает сам!.. Я высчитал уже это приблизительно, и вышло, что мне придется добавлять на каждого студента так... рублей сорок!.. Итого -- восемь тысяч в месяц!.. Но это... ерунда!.. Затем: общежитие будет носить имя моего покойного отца графа Александра Владимировича Шелгунова!..
Мастиф был пьян. Он развалился в квадратном мягком кресле с сигарой в зубах и иронически слушал Провушку.
-- А если... десяти-то рублей не найдется у меня, чтобы за твое общежитие заплатить? -- спросил он. -- Что же, ты меня, значит, и не пустишь в это общежитие?..
Провушка смутился.
-- Нет... тебя... ну, какие могут быть разговоры?!.
-- Ну, не меня... студента Хлопова, а, например, какого-нибудь второго Сидорова, у которого еще не выявилось отца-графа!..
Провушка обиделся. За что его Мастиф высмеивает?.. Ведь, он рассказал свой проект друзьям, для которых душа его раскрыта на распашку!.. Да и напрасно Мастиф уколол его этими десятью рублями! Они берутся только для того, чтобы ограничить доступ желающим!.. Ведь если ничего не брать -- слишком много кандидатов будет!
К Провушке подошла Аннушка...
-- А ты мне денег дашь?
Провушка встрепенулся...
-- Когда?.. Сейчас?.. Или... вообще?..
-- И сейчас... и вообще!.. -- развязно улыбнулась тоже подвыпившая Аннушка. -- Мне нужно непременно портнихе заплатить -- она мне проходу не дает!..
Провушка нахмурился, вытащил бумажник и стал в нем копаться.
-- Ну, на вот тебе пока... двадцать пять рублей!.. После я тебе еще дам!
Он что-то вспомнил и, деланно улыбаясь, обратился к Мастифу, Анатолию и Казимиру:
-- А вам, господа, деньги нужны?..
Он держал бумажник раскрытым.
Мастиф скривился...
-- Благодарю на ласке!.. Не знаю, как им... -- кивнул он на товарищей, -- но мне не нужны!..
Остальные тоже отказались, и Провушка быстро спрятал бумажник...
-- Кому что нужно -- прямо... без стеснений!..
Опять стало всем неловко, но этой неловкостью заразился теперь уже и сам Провушка...
Стемнело. По бульвару громыхала конка и её звонки напоминали о жизни большого города. Женщины вспомнили, что им пора на промысел.
Первой поднялась Юзька, посмотрела смущенно на Провушку, затем на Анатолия и вдруг покраснела:
-- Мне... идти нужно!.. А то я... сегодня... еще ничего не заработала!..
За ней поднялись Розалия Францевна, Нюрка и Аннушка... Последняя, видимо, не хотела уходить, но Провушка молчал, и она стала медленно надевать шляпку...
Поднялся и Мастиф...
-- Ну, и нам пора! -- твердо сказал он и переглянулся с товарищами...
Провушка удивился...
-- А вы-то... куда же?! Ну, я понимаю: они... -- он показал на женщин... -- им... действительно нужно!.. А вы-то?! Давайте... посидим еще!..
Мастиф загадочно усмехнулся...
-- Вот потому-то мы и уходим, что "им" нужно! -- кивнул студент головой, -- Ну, граф... Спасибо за угощение!.. -- быстро протянул он руку Провушке.
Казимир и Анатолий взялись за фуражки.
-- Экая досада! -- бормотал Провушка, прощаясь с товарищами. -- а я думал, что мы проведем весь вечер вместе!.. Можно было даже дальше куда-нибудь поехать!
Мастиф хлопнул себя по карману.
-- Денег нет!.. Ma пош сан грош!..
-- Но, ведь, я предлагаю!.. У меня есть!..
-- У вас -- это не у нас!.. Однако -- до приятного!.. Адью!..
Провушка один остался расплачиваться. Остальные вышли на улицу. И как только закрылась за ними дверь ресторана, Мастиф стал посреди панели...
-- Прощай, Провушка! -- сказал он и свистнул... -- Прощай, товарищ, и... здравствуйте... ваше сиятельство!.. Это уже хуже!..
Женщины простились и шмыгнули на темный бульвар, и скоро их фигуры растворились в покрывале ночи.
Друзья медленно пошли, молча...
-- Неужели этим несчастным он не мог, хоть на сегодня, дать, чтобы они не гуляли?! -- нарушил вдруг тишину Анатолий...
Мастиф молчал. И только на Страстной площади, прощаясь с товарищами, он бросил в темноту ночи, ни к кому, собственно, не обращаясь:
-- Бедность, брат, не порок!.. А вот богатство... брат, ба-а-льшое свинство!..
Ушла вперед его грузная фигура, со склоненной головой, и ей ехидно подмигивали уличные огни, знавшие какую-то большую тайну жизни...
Впервые: журнал "Пробуждение" No 3, 1917 г.