Прогулка в женском обществе
Я знаю много различных способов, которыми люди подвергают пытке друг друга. В Венеции, во время правления совета десяти, осужденных ставили под медленно капающую воду. Я знаю, что когда-то пользовались большим вниманием "испанские ботинки"; кроме того, существует другой, довольно популярный способ пытки -- вырезывание ремней из кожи на спине, но все это, собственно говоря, пустяки. Ужасы заточения Монтихо, страдания политических узников в Петропавловской крепости, древнеримские арены с тиграми -- все это ничто в сравнении с той прогулкой, которую организовала моя квартирная хозяйка со своей дочерью и с одной дамой, имевшей печального супруга и трех взрослых дочерей. У последних, в свою очередь, было по три штуки приятельниц, кандидаток в мегеры.
Меня заманили в среду этих молодых разбойниц и таскали, как котенка, по каким-то четырем холмам, где ничего не было, кроме деревьев и цветов. А вместо этого я мог спокойно лежать в табачном дыму в своей комнате на диване и наслаждаться воскресным отдыхом.
Это грубейшее издевательство над человеком, и я публикую в отместку полную фамилию той, которая меня увлекла на эту Голгофу. Ее имя и фамилия -- Иозефина Энгельмюллер; она была женой инспектора железных дорог, а теперь вдова; живет на Виноградах, на Шумавской улице, No 21. Я публикую ее фамилию, потому что с этой женщиной, как вы узнаете позже, у меня были основания посчитаться. Ее дочь зовут Анной, и на первый взгляд она производит приятное впечатление. Но когда вы посмотрите на нее более внимательно, она сильно теряет свою привлекательность, потому что она ни о чем не думает, кроме замужества, и ищет способов, как бы обернуть вас вокруг пальца.
Это глупое поведение свойственно, однако, не только ей. На этой прогулке я узнал, что таких девиц очень много. Вот их имена: Иозефа Еншикова, Виктория Свобода, Ружена Духачек, Мирослава Сухомель. Остальные тоже от них не отличались, но, к счастью, у них имелись женихи, и они победоносно смотрели на своих молодых подруг, которые до сих пор не сумели еще никого поймать.
Оказывается, подобные прогулки устраиваются ими для того, чтобы расставлять сети для ловли женихов.
Такая совместная прогулка является каким-то комбинированным преступлением, источником которого являются женские причуды и прихоти.
Такая прогулка--это прегрешение против здравого смысла. Когда все это хорошенько обдумаешь, то нельзя не посмеяться над человеческой глупостью. Вместо того, чтобы спокойно сидеть дома, вы в самую жару тащитесь по пыльной дороге и, в конце концов, оказываетесь среди нескольких тощих деревцев и слышите возгласы: "Ах, как красиво!" После этого все ложатся, как стадо свиней, в мох, откуда на вас лезут муравьи, забираются вам в ухо; все устремляют взоры на дурацкие ветки, потом разбегаются в поисках цветов и рвут то гвоздику, то ромашку, то шиповник, причем название всех цветов имеет какое-то таинственное значение. Один цветок обозначает верность, другой -- любовь, третий -- ревность. Ах, как хотелось мне отхлестать этими цветками по физиономии всех этих бесстыдниц, чтобы они не насмехались над порядочными людьми!
Да, бедная Анна Энгельмюллер, обладательница черной души в зеленом лесе! Когда ты будешь читать эти строки, вспомни обо всем и исправься, пока не поздно!
Больше всего меня раздражало то, что я, человек принципиальный, великолепно себе представляющий, как выглядит женщина в своей наготе (конечно, не телесной, а духовной), позволил увлечь себя такой глупой прогулкой.
Анна Энгельмюллер впилась в меня, как клещ,-- впрочем, даже клещ ничто в сравнении с этим существом. Клеща можно смочить спиртом, и он отстанет, но такую женщину можно поливать спиртом с утра до вечера,-- она все будет висеть на вас и еще кокетничать.
Ах, сколько болтала эта женщина, как старалась она говорить красиво и ласково! И неужели это она (я слышал это сам) сказала как-то утром своей матерн: "Эти помои давай выльем в нужник". Теперь только и слышалось: "жучок", "пташечка", "божья коровка", "цветочек",-- так что я только отплевывался. Одну такую коровку она поймала с ловкостью, с какой мы ловим блох, посадила ее на "пальчик" -- как она сказала,-- и "божья коровочка раскрыла крылышки и полетела к божьему солнышку". Я думал про себя: "Ты -- притворщица! Меня такой болтовней не заманишь! Делай что хочешь, бесстыдница!"
Затем мы пришли в какую-то рощу. Она весело прыгала, нагибалась и рвала какие-то цветы, которые называла "ромашками". Потом неожиданно подскочила ко мне и засунула мне эту мерзость в петлицу пиджака, улыбнулась мне и начала петь: "Любовь, любовь, ты всемогуща".
Я не мог удержаться от смеха. Я говорил сам себе:
"Сейчас она станет серьезной, будет вздыхать и предложит мне сесть на траву; будет смотреть мне в глаза и скажет тихонько: "Я сегодня что-то уж очень весела,-- вы на меня не сердитесь?" -- и возьмет меня за руку".
Так и случилось. Она неожиданно стала серьезной, пошла рядом со мной, как лошадь возле дышла, и все говорила: "Да, да". Затем вздохнула, опять попрыгала и сказала: "А теперь сядем на травку, я очень люблю травку". Я хотел было сказать, что траву любят все травоядные животные, но благоразумно промолчал.
Мы сели, и она начала: "Вы сегодня какой-то скучный". Подперлась локтем и кокетливо посмотрела на меня. Видно было, что она думала: "Эх ты, глупец". Потом взяла меня за руку и сказала: "Ах, какая у вас прекрасная, белая ручка" -- и начала смотреть мне прямо в глаза. Потом сказала: "Я сегодня какая-то странная" -- и начала плакать.
Это уже было слишком. Я вскочил и начал смеяться. Она вскочила и тоже стала уже совершенно естественно кричать:
-- Вы, сумасшедший, почему вы смеетесь? Что за странные шутки!
-- Никаких шуток, сударыня,-- сказал я серьезно.-- Не думайте, что я не понял ваши маневры. Забирайте ваш зонтик и отправляйтесь к вашим. Можете похвалиться вашим "успехом" перед барышнями Еншиковой, Свободой, Духачек и Сухомель.
И я спокойно вернулся к остальной компании.