Интриги Анны Энгельмюллер
Не успел я перескочить через какой-то мизерный ручей, как мимо меня пробежала Анна, направляясь к пестрой группе нашей компании, расположившейся на траве и пожиравшей холодные жирные свиные котлеты.
Я хорошо видел, как эта обманщица подбежала к компании, как с ужасными жестикуляциями начала что-то быстро рассказывать, показывая на лес, как упала на землю, на постланную грязную скатерть, как ее мать заломила руки, как компания вскочила и склонилась над телом Анны, лежавшей на остатках жареной свинины.
Я тоже направился туда, чувствуя, что готовится какая-то интрига. Я был уверен, что она не будет рассказывать, будто я ударил ер палкой, но постарается иным способом добиться того, что ей не удалось при помощи своего кокетства. И я не ошибся. Меня забросали вопросами о том, что случилось, и подвели к Анне, все еще лежавшей на жареной свинине.
Женщины плакали, а мужчины смотрели на все это с каким-то отупением. Они, очевидно, привыкли к тому, что женщины падают в обморок при каждом незначительном случае. Я заметил, что только одни пан Духачек, отец троих дочерей, с большим интересом смотрел на скатерть, на которой лежали два таких различных предмета, как жареная свинина и барышня Анна. Вместо того, чтобы поднять Анну, он нагнулся за куском жареной свинины и с криком: "Какое несчастье!" -- отбежал в сторону.
Я сел спокойно на межу и спросил: "В чем дело?" "Помогите нам ее воскресить!" -- воскликнула пани Энгельмюллер, ломая руки и приговаривая: "Аничка, Аничка, посмотри на нас!" Анна открыла глаза, привстала, показала на меня рукой и воскликнула: "О, этот несчастный!"-- и опять свалилась,-- теперь уже на масло.
Тогда все женщины оставили Анну и накинулись на меня. Нежные дамы сразу превратились в яростных зверей; они скакали вокруг меня, как толпа людоедов, кричали, как хлысты, когда они совершают свои религиозные радения, и фыркали от гнева, как сопки на Филиппинских островах. Пани Энгельмюллер свирепствовала, как вулкан Гекла на острове Исландия, извергая на меня оскорбления. Она взяла меня за жилет и крикнула мне в ухо: "Вы хотели ее обесчестить!"
При этих словах пять окружающих меня девиц отлетели, как куропатки, в которых выстрелили, а затем, вновь собравшись в кучу, бросились на меня, как фаланга спартанцев на персов, и, вооружившись зонтиками, со страшным криком начали наступление. Я защищался яростно, но сзади на меня напали женихи этих молодых девиц. В это время раздался голос Анны:
"Маменька, маменька, помогите, я умираю!" -- и это меня спасло.
Все устремились к ней, подняли на руки, начали утешать ее, а она расплакалась.
-- Он меня заманил в лес и держал себя так странно. Но оставьте его, пускай он сам расскажет. О, я несчастная...
Оставшись, наконец, один, я направился по полевой тропинке к деревне, где из-за ржи выглядывала башня высокого костела, и, добежав туда, ворвался в первую попавшую пивную.
Там уже сидел пан Духачек за стаканом пива и как раз доедал жареную свинину, которую он похитил во время описанного происшествия.
Увидев меня, он сказал, что пришел в деревню искать доктора, но такового здесь не оказалось, а потому он с отчаяния завернул сюда, чтобы выпить стакан пива, и между прочим заявил мне, что считает все это комедией, что речь шла лишь о том, что я расстегнул Анне блузку. Он высказал опасение, чтобы эта девица не наговорила чего-либо его дочерям, так как она уже давно хвастала, будто я ее люблю, и говорила, что я забавный человек. Они так смеялись, когда она им рассказывала, как я пришивал пуговицы к брюкам и как варил яйца всмятку.
Я поклялся, что не имел к ней ровно никакого отношения, но он, все время улыбаясь говорил:
-- Я вам не верю, ха, ха, ха! Вы мне этого не говорите. Я кое-что понимаю, я не из нынешних! Когда я вот также, будучи холостяком, квартировал в одном семействе, то тоже приударял за дочерью хозяйки. Утром, когда я приходил в кухню, в полдень, во время обеда и вечером. Ах, боже, что это были за вечера! Ну, как вам нравится пиво? Да, это было так красиво. Ну, и целовались же мы!
-- Ну, а чем все это кончилось?-- спросил я серьезно.
-- Я женится на ней, потому что меня заставили.
-- Ну, вот видите,-- сказал я,-- вот к чему приводят женщины!
И я оставил этого человека, не сказав ему даже, куда я иду.
Я решил, что больше уже не вернусь на квартиру к пани Энгельмюллер, раз дочь ее Анна такая интриганка.
Так, я и сделал.