Первые два дня после визита в редакцию "Счастливого очага" я был совершенно безучастен к окружающему миру. Часто ловил себя на том, что машинально, надев на палец наперсток, часа три постукивал себя по лбу, бессмысленно глядя в пространство.
На третий день я попросил жену, чтобы она сделала из моего черного пиджака практичную дорожку для буфета, и ушел из дома.
В голове у меня вертелись странные мысли, и что-то меня толкало, чтобы я делился ими с проходящими мимо людьми.
Напрасно старался я сдержаться; дойдя до Вацлавской площади, я уже не мог больше выдержать и обратился к какой-то даме, рассматривавшей искусственные цветы в витрине:
-- Сударыня, возьмите доску и четыре сигарных коробки, истолките их вместе, и у вас получится диван.
Раскланявшись с ней, я пошел дальше. На углу Овощной улицы я остановил прохожего:
-- Вы хорошо сделаете, если сами будете приготовлять себе спички. Наколите щепок из ящика, купите серы, разведите ее, окуните в нее палочки, а когда просохнут, намочите их фосфором. Фосфор достанете в любой лавочке, предъявив удостоверение на право покупки ядов для истребления полевых мышей. Засим до свиданья!
Повернулся и пошел. Меня провожала уже небольшая кучка людей, значительно увеличившаяся пока мы дошли до Гавиржской улицы. Здесь я обратился к ним со следующими словами:
-- Если хотите быть счастливыми, не выбрасывайте потрохов от куриц, будьте экономны. Купите к ним трюфеля и сделайте паштет. На сбереженные деньги купите зонтик и сделайте из него дешевые и изящные галстуки. Проволоку употребите на корзинки для печенья. Ручку украсьте петушиными перьями, получится метелка для мебели, и вы будете счастливы. Всего хорошего!
Толпа возрастала и шла за мной вплоть до Староместской площади, где меня остановил полицейский.
-- Папаша,-- обратился я к нему,-- выдергивайте ежегодно из плюмажа {Австрийские полицейские носили в то время на фуражке плюмаж из перьев.} три-четыре пера, и через пять лет у вашей супруги будет чудесное украшение для зимней шляпы. Из сабли сделайте дома сечку для капусты, а из кобуры -- элегантный портсигар.
-- Ладно,-- ответил он,-- все это я сделаю, только пойдемте со мной, мне надо спросить разрешения в участке.
В участке меня осенила масса новых практических идей.
-- Господин полицмейстер, купите себе "Счастливый очаг" и превратите участок в уютное гнездышко. Нары полицейские сделают сами. Письменные столы расколите на доски, а когда кого-нибудь арестуете, дайте ему пилку,-- пусть выпиливает жене сахарницу к рождеству. Разукрасьте свои уборные, и вы увидите, как снизойдет очарование семейного счастья и освятит самый загаженный полицейский участок.
Полицейский врач констатировал тяжелую меланхолию. Послали за моей женой.
Жена пришла со связкой писем, так как ее в этот день избрали в комиссию по проведению анкеты: "Как удалять застрявшие в фанерной стене предметы?"
-- Не беспокойтесь, сударыня,-- обратился к ней врач,-- ваш муж скоро выздоровеет. Лучше всего отправьте его в лечебницу. У него просто меланхолия, а вообще психически он здоров. Это явствует из того, что он признает, что солнце всходит и заходит, знает четыре части света и знает, что мы находимся в центральной Европе.
Мы с женой пошли домой.
Я ничего не имел против отправки в лечебницу, ибо сам чувствовал, что атмосфера, в которой я нахожусь, как-то странно влияет на меня.
Пока что мне пришлось вместе с ней разбирать полученные в ответ на анкету письма. Первое письмо было аршинным и содержало "Десять заповедей "Счастливого очага", касающиеся застрявших в фанерной стене предметов: 1. Выбирай квартиру, где нет фанерных стен! 2. Помни, что фанерные стены тонки! 3. Не требуй, чтобы тебе на фанерную стену вешали зеркало или картины! 4. Ничего не забивай в фанерную стену! 5. Не застревай! 6. Легко не вытащишь! 7. Ни за что не порть фанерных стен! 8. Не ругайся с женой, если за фанерной стеной чужие люди! 9. Гвозди вытягивай клещами! 10. Помни, что слишком длинными гвоздями можешь пригвоздить соседа к стенке!".
Я стал буйствовать и разворотил печь.
Тогда меня отвезли в лечебницу доктора Шимсы в Крч {Крч -- окраина Праги.}, где я яростно требовал "прибить вся и всех к стенам".
В лечебнице я встретил двух человек, чья судьба как две капли воды походила на мою собственную.
Первый из них имел несчастье жить с сестрой, которая выписывала "Счастливый очаг", у другого жена страдала той же неизлечимой болезнью, то есть стремлением создать по советам журнала уютное и улыбающееся гнездышко.
У меня была возможность наблюдать за ними. Они сторонились людей и целый день шептались между собой, а когда им казалось, что за ними никто не смотрит, садились на корточки в саду под деревом, и один поучал другого:
-- Возьми побольше яиц, насыпь немного муки, размешай и намажь на хлеб; хлеб запеки и подавай горячим на стол.
-- Ощипай курицу, разруби ее так, чтобы она была похожа на объедки, свари с пряностями, уксусом и желатином,-- будет студень.
Потом они брались за руки, подпрыгивали и кричали:
-- Мы хозяйничаем, хозяйничаем!
Помню, что однажды я также очутился в их компании, и с тех пор мы втроем сидели на корточках и делились опытом, как работать дома на благо семьи, как, например, сделать из чернослива красивую рамку для картины, приклеив чернослив к рамке и позолотив его.
Позже все это появилось в "Счастливом очаге": нас подслушала потихоньку племянница доктора Шимсы и переслала наши рецепты и наставления в "Счастливый очаг", где весь этот бред напечатали с благодарностью.
Мои два товарища были неизлечимы, вероятно, и я бы остался таким же сумасшедшим, если бы не разыгралось событие, настолько потрясшее мои нервы, что я разом пришел в себя.
Я не видел своей жены уже полтора года, когда доктор Шимса неожиданно сообщил мне, что со вчерашнего дня я являюсь счастливым отцом.
Сначала я рассмеялся, а потом стал считать месяцы: понимаете, сумасшедший, он быстро сообразить не может. Только через неделю я подсчитал, что ребенок не мой.
Тут ко мне внезапно снова вернулся рассудок.