I.
Заря торжественнаго дня.
Начну старымъ дѣтскимъ припѣвомъ. Въ нѣкоторомъ царствѣ, въ нѣкоторомъ государствѣ былъ городъ, въ городѣ былъ домъ, въ домѣ комната, въ комнатѣ постелька, а въ постелькѣ лежала маленькая дѣвочка. Она уже давно не спала и томилась желаніемъ встать, но не смѣла, страшась невидимой силы въ сосѣдней комнатѣ. То была нѣкая Бетти, сонъ которой не слѣдовало нарушать, пока часы не пробьютъ шесть; а тогда она, съ неизмѣнной точностью, просыпалась сама, и никого въ цѣломъ домѣ не оставляла въ покоѣ. Настало іюньское утро и, несмотря на раннюю пору, комната была полна солнечнаго свѣта и тепла.
На комодѣ, противъ маленькой канифасной постельки, на которой покоилась Молли Гибсонъ, висѣла на какой-то подстановкѣ шляпка, тщательно прикрытая отъ пыли большимъ бумажнымъ платкомъ. И изъ такой плотной и тяжелой ткани былъ этотъ платокъ, что вещица, находившаяся подъ нимъ, будь она сдѣлана изъ легкаго газа, кружева и цвѣтовъ, непремѣнно "расплюснулась бы", употребляя выраженіе Бетти. Но шляпа была изъ прочной соломы и все украшеніе ея состояло въ простой, бѣлой лентѣ, положенной вокругъ донышка и спускавшейся по обѣимъ сторонамъ въ видѣ завязокъ. Но за то изъ-подъ полей виднѣлась изящная рюшка, каждая складочка которой была хорошо знакома Молли, такъ-какъ наканунѣ она съ большимъ трудомъ ее сама складывала. Изъ рюшки выглядывалъ маленькій голубой бантикъ -- первый, который предстояло носить Молли.
Но вотъ и шесть часовъ! О томъ возвѣстилъ серебристый, мѣрный звукъ колокола, призывавшаго всѣхъ и каждаго къ дневному труду, подобно тому, какъ онъ это дѣлалъ уже въ теченіе нѣсколькихъ столѣтій. Молли быстро вскочила съ постельки, босикомъ подбѣжала къ комоду, приподняла платокъ и еще разъ взглянула на шляпку. Затѣмъ она подошла къ окну, послѣ нѣкоторыхъ усилій открыла его и въ комнату пахнулъ свѣжій утренній воздухъ. Роса уже, высохла на цвѣтахъ въ саду, но еще сверкала вдали, на высокой травѣ, въ полѣ. На первомъ планѣ лежалъ небольшой городокъ Голлингфордъ, на одну изъ улицъ котораго выходила парадная дверь домика мистера Гибсона. Тонкія струйки дыма начинали вылетать изъ трубъ коттеджей, гдѣ хозяйки уже хлопотали, приготовляя завтракъ.
Молли Гибсонъ видѣла все это; но думала только объ однохмъ: "Погода будетъ хорошая! А я такъ боялась, что сегодняшній день никогда не настанетъ; а если и настанетъ, то непремѣнно будетъ дождливый!" Сорокъ-пять лѣтъ тому назадъ удовольствія дѣтей въ провинціальномъ городкѣ были очень ограничены и незатѣйливы. Молли достигла двѣнадцатилѣтняго возраста, а въ жизни ея еще не было ни одного событія, которое могло бы сравниться съ тѣмъ, что ее ожидало въ настоящій день. Бѣдняжка, правда, лишилась матери. Это было великимъ бѣдствіемъ ея жизни, но не составляло событія въ томъ смыслѣ, о какомъ мы говоримъ. Да кромѣ того, она въ это время была слишкомъ мала и не сознавала многаго изъ того, что вокругъ нея происходило. Удовольствіе же, ожидавшее ее теперь, заключалось въ томъ, что ей предстояло впервые участвовать въ годичномъ голлингфордскомъ празднествѣ.
Маленькій, въ безпорядкѣ разбросанный городокъ, сливаясь съ окрестными полями, съ одной стороны примыкалъ къ большому парку, гдѣ жили лордъ и леди Комноръ -- "графъ" и "графиня" -- какъ называли ихъ обыкновенно горожане, въ сердцахъ которыхъ еще жило чувство феодальной преданности. Чувство это выражалось нерѣдко весьма наивными способами, смѣшными, если смотрѣть на нихъ издалека, но весьма знаменательными для того времени. Это было еще до утвержденія билля о реформѣ, но тѣмъ не менѣе, между двумя-тремя наипросвѣщеннѣйшими изъ голлингфордскихъ жителей нерѣдко происходили разговоры весьма либеральнаго свойства. Кромѣ того, въ графствѣ проживало одно знакомое семейство виговъ, время отъ времени выступавшее впередъ для того, чтобъ состязаться на выборахъ съ Комнорами, которые были тори. Читатель могъ бы предположить, что вышеупомянутые, свободно-разговаривающіе граждане, по крайней мѣрѣ допускали возможность подачи голосовъ въ пользу Гели-Гаррисоновъ, представителей ихъ собственныхъ политическихъ мнѣній. Ни чуть не бывало. "Графъ" владѣлъ замкомъ, и большая часть земли, на которой возвышается Голлингфордъ, принадлежала ему. Онъ и его домашніе кормились, лечились и до нѣкоторой степени одѣвались съ помощью добраго городскаго населенія. Отцы и дѣды голлингфордцевъ всегда подавали голоса въ пользу старшаго сына изъ Комноръ-Тоуэрса и, слѣдуя примѣру предковъ, каждый продолжалъ подавать голосъ въ пользу владѣтельнаго лорда, ни мало не заботясь о такихъ пустякахъ, какъ политическія убѣжденія.
Подобнаго рода вліяніе богатыхъ землевладѣльцевъ на ихъ болѣе смиренныхъ сосѣдей не было рѣдкимъ явленіемъ въ тѣ дни, когда еще не существовали желѣзныя дороги. И счастливо было мѣстечко, въ которомъ покровительствующее ему семейство отличалось столь почтенными качествами, какъ семейство Комноровъ. Графъ и графиня требовали покорности и повиновенія; простодушное поклоненіе горожанъ принималось ими, какъ нѣчто, принадлежащее имъ по праву. А еслибы кто изъ голлингфордцевъ осмѣлился выразить мнѣніе или убѣжденіе, несогласное съ ихъ желаніями, они бы въ изумленіи остановились, пораженные ужаснымъ воспоминаніемъ о французскихъ санкюлотахъ, которые были страшилищемъ ихъ молодыхъ лѣтъ. Но затѣмъ графъ и графиня дѣлали городу много добра; они милостиво обращались съ своими вассалами и до нѣкоторой степени заботились о ихъ благосостояніи. Лордъ Комноръ былъ весьма снисходительный землевладѣлецъ. Онъ нерѣдко бралъ бразды правленія въ собственныя руки и отстранялъ отъ дѣла своего управляющаго. Это не совсѣмъ-то нравилось послѣднему, который, впрочемъ, былъ слишкомъ богатъ и независимъ для того, чтобы черезчуръ заботиться о сохраненіи мѣста, гдѣ его распоряженія могли подвергаться измѣненіямъ всякій разъ, что милорду "вздумается сунуть носъ туда, гдѣ его не спрашиваютъ". Столь непочтительное выраженіе обыкновенно произносилось управляющимъ въ святилищѣ его собственнаго дома и означало привычку графа -- самому обращаться съ разспросами къ арендаторамъ, и собственными глазами и ушами слѣдить за ходомъ вещей въ имѣніи. Но арендаторы его за то особенно любили. Лордъ Комноръ, правда, иногда высказывалъ ужь слишкомъ большую склонность къ болтовнѣ, но графиня своей неприступностью вполнѣ искупала слабость мужа. Она бывала снисходительна только разъ въ годъ. Вмѣстѣ съ молоденькими леди, своими дочерьми, она основала школу, которая, между прочимъ, нисколько не походила на тѣ изъ нынѣшнихъ школъ, гдѣ дѣти поселянъ и ремесленниковъ получаютъ болѣе широкое умственное развитіе, нежели то, какое нерѣдко выпадаетъ на долю членовъ семействъ, занимающихъ болѣе высокое положеніе въ свѣтѣ. Нѣтъ, школа леди Комноръ была иного разряда: въ ней дѣвочекъ приготовляли быть искусными швеями, ловкими горничными и хорошими кухарками. Ихъ пріучали опрятно одѣваться въ форменное платье, изобрѣтенное самими леди изъ Комнор-Тоуэрса и состоявшее изъ бѣлаго чепчика, бѣлой пелеринки, клѣтчатаго холщевого передника и голубой юбки. При этомъ частые книксены и безпрестанно повторяемые: "слушаю-съ Ма'амъ", были, что-называется, de rigueur.
Графиня проводила въ Тоуэрсѣ только нѣсколько мѣсяцевъ въ году, и поэтому рада была завербовать для своей школы сочувствіе и помощь голлингфордскихъ дамъ. Она желала, чтобъ онѣ въ ея отсутствіе занимались ею. Многія изъ благородныхъ обитательницъ города, имѣя въ распоряженіи достаточное количество свободнаго времени, являлись на зовъ миледи и приносили въ даръ требуемыя отъ нихъ услуги, а также и шопотомъ, торопливо произносимыя восклицанія: "Ахъ, какъ это мило со стороны графини! Какъ это похоже на дорогую графиню: она всегда думаетъ о другихъ!" и т. д. Каждому новому посѣтителю Голлингфорда, въ числѣ достопримѣчательностей города, прежде всего показывалась школа графини, гдѣ съ особенной настойчивостью старались обратить его вниманіе на опрятныхъ маленькихъ дѣвочекъ и ихъ изящныя работы. Взамѣнъ всего этого леди Комноръ и ея дочери каждое лѣто, въ нарочно назначенный для того день, оказывали голлингфордскимъ дамамъ пышное гостепріимство, принимая ихъ въ великолѣпномъ тоуэрскомъ фамильномъ замкѣ, стоявшемъ въ аристократическомъ уединеніи посреди огромнаго парка, одни изъ воротъ котораго выходили почти въ самый городъ. Это годичное торжество совершалось обыкновенно въ слѣдующемъ порядкѣ. Около десяти часовъ одинъ изъ тоуэрскихъ экипажей выѣзжалъ изъ парка и по очереди останавливался у различныхъ домовъ, гдѣ жили дамы, удостоенныя приглашенія. Собравъ ихъ -- гдѣ по одной, гдѣ по двѣ -- нагруженный экипажъ возвращался, катился по гладкой, осѣненной тѣнистыми деревьями дорогѣ и останавливался у главнаго входа. Здѣсь изъ него вылетала стая нарядныхъ леди, которыя по широкимъ ступенямъ парадной лѣстницы поднимались къ тяжелой двери, ведущей въ замокъ. Затѣмъ экипажъ снова удалялся въ городъ, опять нагружался расфранчеными женщинами, и опять возвращался. И это повторялось до тѣхъ поръ, пока все общество не собиралось на лицо или внутри замка, или въ окружавшихъ его прекрасныхъ садахъ. Тогда начинали, съ одной стороны, показывать разныя достопримѣчательности, а съ другой -- сыпать изъявленія восторга и удивленія. Затѣмъ гостей угощали завтракомъ, вели въ домъ и показывали имъ собранныя тамъ рѣдкости и сокровища, а они опять ахали и восхищались. Въ четыре часа подавали кофе, и это служило сигналомъ къ разъѣзду. Появлялся экипажъ и развозилъ приглашенныхъ леди по домамъ, куда онѣ возвращались съ пріятнымъ сознаніемъ хорошо-проведеннаго дня, но въ то же время и съ ощущеніемъ усталости, вслѣдствіе усилій, какія дѣлали, чтобъ въ теченіе нѣсколькихъ часовъ держать себя прилично и точно ходить на ходуляхъ. Леди Комноръ и ея дочери тоже чувствовали нѣчто подобное: онѣ бывали довольны собой и до крайности утомлены. Послѣднее неизбѣжно при сознательномъ стремленіи сдѣлать себя пріятнымъ обществу, съ которымъ имѣешь весьма мало общаго.
Въ первый разъ въ жизни Молли Гибсонъ попала въ число приглашенныхъ въ Тоуэрсъ гостей. Она была слишкомъ молода, чтобъ участвовать въ занятіяхъ по школѣ, и ея приглашеніе состоялось на совершенно исключительномъ основаніи. Лордъ Комноръ случайно встрѣтилъ доктора, мистера Гибсона, въ то время, какъ тотъ выходилъ изъ фермы, въ которую милордъ направлялъ свои шаги. Графъ обратился къ доктору съ какимъ-то незначительнымъ вопросомъ (лордъ Комноръ рѣдко проходилъ мимо своихъ знакомыхъ безъ того, чтобъ не сдѣлать имъ какого либо вопроса; правда, онъ не всегда ожидалъ на него отвѣта, но таковъ ужь былъ его способъ вести разговоръ), и пошелъ съ нимъ вмѣстѣ къ стѣнѣ, гдѣ стояла привязанная къ кольцу лошадь мистера Гибсона. Молли тоже была тамъ. Она уютно сидѣла на своемъ мохнатомъ маленькомъ пони и ожидала отца. Ея серьёзные, задумчивые глазки широко раскрылись при несомнѣнномъ фактѣ приближенія "графа". Въ ея воображеніи этотъ сѣдоватый, краснолицый, нѣсколько неуклюжій мужчина былъ чѣмъ-то среднимъ между царемъ и архангеломъ.
-- Это ваша дочь, Гибсонъ, а? Миленькая дѣвочка. Сколько ей лѣтъ? Пони нуждается въ чисткѣ, говорилъ онъ, поглаживая лошадку.-- Какъ васъ зовутъ, душенька? Онъ очень отсталъ въ платежѣ, какъ я уже вамъ говорилъ, но онъ дѣйствительно боленъ. Мнѣ надо, однако, присматривать за Шипшенксомъ: онъ слишкомъ строгъ. Чѣмъ онъ боленъ? Вы пріѣдете къ намъ въ четвергъ на наше школьное празднество, маленькая дѣвочка, какъ васъ зовутъ? Смотрите, Гибсонъ, пришлите ее или привезите сами. Да не забудьте приказать вашему груму почистить пони: я увѣренъ, его не чистили съ прошлаго года,-- неправда ли? Не забудьте четверга, маленькая дѣвочка, какъ васъ зовутъ? Это уже рѣшенное дѣло,-- такъ ли?-- И графъ пошелъ прочь, завидѣвъ на другомъ концѣ двора старшаго сына фермера.
Мистеръ Гибсонъ вскочилъ на лошадь и поѣхалъ рядомъ съ Молли. Они нѣсколько времени молчали, потомъ она спросила тихимъ, слегка взволнованнымъ голоскомъ:
-- Папа, мнѣ можно будетъ поѣхать?
-- Куда, моя милая? спросилъ онъ, внезапно пробуждаясь отъ своихъ мыслей.
-- Въ Тоуэрсъ, въ четвергъ, вы знаете. Этотъ джентльменъ (она изъ робости не рѣшалась назвать его графомъ) пригласилъ меня.
-- А ты бы хотѣла поѣхать? Мнѣ этотъ день всегда кажется такимъ скучнымъ и длиннымъ. Празднество начинается рано, въ самую жару.
-- О, папа! проговорила Молли съ упрекомъ.
-- Такъ тебѣ хочется ѣхать?
-- Да,-- если можно. Онъ вѣдь пригласилъ меня. Какъ вы думаете, можно будетъ? Онъ два раза повторилъ приглашеніе.
-- Хорошо! Мы посмотримъ. Я думаю, это можно устроить, если ты очень желаешь, Молли.
Они снова замолчали, потомъ Молли сказала:
-- Папа, я желаю ѣхать, а впрочемъ, мнѣ все равно.
-- Вотъ странная рѣчь! Но я полагаю, тебѣ все равно въ случаѣ, если это будетъ стоить много хлопотъ. По моему мнѣнію, дѣло можно устроить, считай же его рѣшеннымъ. Только, помни, тебѣ понадобится бѣлое платье. Ты скажи Бетти, что ѣдешь, а она ужь позаботится о твоемъ нарядѣ.
Мистеру Гибсону предстояло, однако, отстранить два или три препятствія прежде, чѣмъ вполнѣ успокоиться насчетъ поѣздки Молли въ Тоуэрсъ. Это потребовало съ его стороны нѣсколькихъ усилій, но ему очень хотѣлось доставить удовольствіе своей маленькой дѣвочкѣ. На другой же день онъ отправился въ Тоуэрсъ, повидимому, для того, чтобы навѣстить больную служанку, но въ сущности съ тайной цѣлью встрѣтиться съ миледи и заставить ее подтвердить приглашеніе лорда Комнора. Онъ постарался выбрать для этого самое удобное время. Въ его сношеніяхъ съ знатнымъ семействомъ ему нерѣдко приходилось прибѣгать къ дипломатическимъ хитростямъ. Онъ въѣхалъ во дворъ замка около двѣнадцати часовъ, за нѣсколько времени до второго завтрака и послѣ открытія почтовой сумки, когда полученныя письма уже прочитаны, и всѣ успѣли вдоволь наговориться о ихъ содержаній. Поставивъ въ конюшню лошадь, мистеръ Гибсонъ вошелъ въ домъ съ задняго крыльца, навѣстилъ больную, далъ ключницѣ нужныя предписанія и вышелъ въ садъ. Тамъ онъ вскорѣ, согласно съ своими ожиданіями, набрелъ на леди Комноръ. Она толковала съ дочерью о содержаніи письма, которое держала раскрытымъ въ рукѣ, и въ то же время давала садовнику наставленія насчетъ одной цвѣточной клумбы.
-- Я пріѣхалъ взглянуть на Нанни, и воспользовался случаемъ, чтобъ доставить леди Агнесѣ растеніе, которое, я ей говорилъ, растетъ на Комнор-Моссѣ.
-- Очень вамъ благодарна, мистеръ Гибсонъ! Мама, посмотрите: это -- Drosera rotundifolia. Я такъ давно желала ее имѣть.
-- Ахъ, да: она очень красива; только я мало смыслю въ ботаникѣ. Я надѣюсь, Нанни лучше; къ слѣдующей недѣлѣ всѣ въ домѣ должны быть здоровы: у насъ будетъ много гостей. А тутъ еще и Данби собираются пріѣхать! Мы являемся сюда недѣли на двѣ отдохнуть, оставляемъ половину прислуги въ городѣ; а между тѣмъ, лишь только разносится молва о нашемъ пріѣздѣ въ замокъ, какъ насъ начинаютъ закидывать письмами, въ которыхъ то и дѣло говорится о свѣжемъ деревенскомъ воздухѣ и о томъ, какъ Тоуэрсъ долженъ быть красивъ весной. Въ этомъ, признаюсь, немало виноватъ лордъ Комноръ: какъ только мы сюда пріѣзжаемъ, онъ отправляется къ сосѣдямъ и зазываетъ ихъ провести у насъ нѣсколько дней.
-- Мы возвращаемся въ Лондонъ въ пятницу 18-го числа, утѣшала леди Агнеса.
-- О, да! Лишь только мы покончимъ наши дѣла со школой. Но до этого счастливаго дня еще цѣлая недѣля!
-- Кстати! сказалъ мистеръ Гибсонъ.-- Я встрѣтилъ вчера милорда на фермѣ Кроссъ-тризъ, и онъ былъ такъ добръ, что пригласилъ на четвергъ мою маленькую дочку, которая тогда была со мной. Я полагаю, это доставило бы дѣвочкѣ большое удовольствіе! Онъ остановился и ждалъ отвѣта леди Комноръ.
-- Очень хорошо. Если милордъ ее пригласилъ, она должна пріѣхать, только я желала бы, чтобъ онъ не былъ до такой степени гостепріименъ. Рѣчь не о вашей дочери: мы ей рады; но онъ на дняхъ встрѣтилъ и тоже позвалъ младшую мисъ Броунингъ, о существованіи которой я не имѣла понятія.
-- Она одна изъ дамъ посѣтительницъ школы, мама, сказала леди Агнеса.
-- Весьма вѣроятно, я не спорю. Я знала, что есть какая-то мисъ Броунингъ, но и не подозрѣвала, что ихъ двѣ; а милордъ, лишь только объ этомъ провѣдалъ, тотчасъ же счелъ нужнымъ пригласить и другую. Теперь экипажу придется ѣздить взадъ и впередъ четыре раза, пока онъ привезетъ ихъ всѣхъ. Слѣдовательно, ваша дочь можетъ свободно пріѣхать; я, ради васъ, ее охотно приму. Ее Броунниги могутъ взять съ собой. Устроите это съ ними, да смотрите вылечите Нанни поскорѣй: на слѣдующей недѣлѣ ей надо приняться ужь и за работу.
Мистеръ Гибсонъ повернулся, собираясь уйдти, но леди Конноръ его снова позвала:
-- А, кстати, Клеръ здѣсь. Вы помните Клеръ? Она когда-то была вашей паціенткой.
-- Клеръ? повторилъ онъ съ изумленіемъ.
-- Неужели вы ее забыли? Мисъ Клеръ, наша бывшая гувернантка, сказала леди Агнеса.-- Она жила у насъ лѣтъ двѣнадцать-четырнадцать тому назадъ, когда леди Коксгевенъ еще не была замужемъ.
-- Ахъ, да! вспомнилъ онъ: -- мисъ Клеръ, у которой была скарлатина; хорошенькая, но слабаго сложенія дѣвушка. Я думалъ она вышла замужъ.
-- Да, сказала леди Комноръ.-- Она была маленькое, глупенькое созданьице и сама не знала, что для нея хорошо, что дурно. Мы всѣ ее очень любили, но она насъ оставила, вышла замужъ за бѣднаго пастора и превратилась въ нелѣпѣйшую мистрисъ Киркпатрикъ. Мы же продолжали ее звать по прежнему: "Клеръ". Мужъ ея умеръ, и въ настоящую минуту она гоститъ у насъ. Всячески мы стараемся придумать для нея что-нибудь такое, что бы дало ей возможность существовать, не разлучаясь съ дочерью. Она теперь гдѣ-то гуляетъ въ паркѣ: можетъ быть, вы пожелаете возобновить съ ней знакомство?
-- Благодарю васъ, миледи, но я не могу долѣе оставаться. У меня много больныхъ, а я и то здѣсь замѣшкался.
Но какъ ни много было у доктора больныхъ, онъ все-таки улучилъ вечеромъ свободную минутку, чтобъ завернуть къ мисъ Броунингъ и попросить ихъ взять Молли на свое попеченіе для поѣздки въ Тоуэрсъ. Двѣ мисъ Броунингъ, высокія, красивыя, уже не первой молодости женщины, всегда были очень любезны и предупредительны съ вдовцомъ-докторомъ.
-- Помилуйте, мистеръ Гибсонъ, да мы будемъ въ восторгѣ! Вамъ нечего было насъ объ этомъ и просить, сказала старшая мисъ Броунингъ.
-- Я не могу спать по ночамъ, все думаю о предстоящемъ праздникѣ, сказала мисъ Фёбе.-- Вы знаете, я прежде никогда тамъ не бывала. Сестра уже не разъ ѣздила, а меня, хотя мое имя и записано въ числѣ дамъ, посѣтительницъ школы, графиня никогда не приглашала. Не могла же я сама имъ навязаться и явиться, непрошенная,-- въ такой важный домъ!
-- Я въ прошломъ году говорила Фёбе, вмѣшалась ея сестра; -- что это не болѣе, какъ недоразумѣніе со стороны графини, и что ея сіятельство, конечно, будетъ очень сожалѣть, не видя Фёбе въ числѣ гостей. Но у Фёбе очень деликатныя чувства, мистеръ Гибсонъ, и, несмотря на всѣ мои доводы, она осталась дома. Для меня день былъ тоже потерянъ: я все думала о Фёбе и не могла забыть, съ какимъ печальнымъ лицомъ стояла она у окна, когда я садилась въ карету. Вы не повѣрите, у нея были слезы на глазахъ.
-- Ну, ужь и поплакала же я, послѣ твоего отъѣзда, Салли! сказала мисъ Фёбе.-- Но тѣмъ не менѣе, я увѣрена, что хорошо сдѣлала, не поѣхавъ туда, куда меня не звали. Неправда ли, мистеръ Гибсонъ?
-- Совершенно справедливо, отвѣчалъ онъ.-- Но ныньче вы ѣдете; къ тому же въ прошломъ году шелъ дождь.
-- Да, да, я помню... Чтобъ нѣсколько забыться, я принялась чистить и убирать ящики, и вдругъ была испугана стукомъ дождевыхъ капель объ оконныя стекла. Боже мой! подумала я: что станется съ бѣлыми атласными ботинками сестры, если ей прійдется идти по мокрой травѣ послѣ такого сильнаго дождя? Я, видите ли, очень хлопотала о томъ, чтобъ у нея были нарядныя ботинки, и вотъ въ нынѣшнемъ году она подарила мнѣ точно такія же.
-- Пусть Молли надѣнетъ все, что у нея есть лучшаго, сказала мисъ Броунингъ.-- Если она захочетъ, мы можемъ ей одолжить наши бусы или цвѣты.
-- Молли поѣдетъ въ простомъ бѣломъ платьѣ, поспѣшилъ объявить мистеръ Гибсонъ.
Онъ не слишкомъ-то довѣрялъ вкусу мисъ Броунингъ и не хотѣлъ, чтобъ онѣ наряжали его дочь. Онъ гораздо болѣе полагался на старую Бетти, зная ея любовь къ простотѣ. Мисъ Броунингъ съ достоинствомъ выпрямилась и сказала съ легкимъ оттѣнкомъ неудовольствія въ голосѣ:
-- О, хорошо: вы, безъ сомнѣнія, правы.
Но мисъ Фёбе прибавила:
-- Молли будетъ мила во всемъ, что ни надѣнетъ.