XIX.

Пріѣздъ Цинціи.

Никто не встрѣтилъ Молли при ея возвращеніи домой. Отецъ ея былъ у больныхъ, а мистрисъ Гибсонъ отправилась дѣлать визиты. Такъ по крайней-мѣрѣ сказали Молли слуги. Она пошла наверхъ въ свою комнату, намѣреваясь уставить тамъ привезенныя съ собой книги, и съ удивленіемъ увидѣла, что комната, находившаяся противъ ея, по другую сторону корридора, чистилась и убиралась. Тамъ сметали пыль, наливали въ рукомойникъ свѣжую воду и развѣшивали полотенца.

-- Кого-нибудь ждутъ? спросила Молли у служанки.

-- Да; дочь госпожи, изъ Франціи. Мисъ Киркпатрикъ должна пріѣхать завтра.

Наконецъ-то! Какое удовольствіе имѣть подругу своихъ лѣтъ, сестру! Печаль Молли нѣсколько разсѣялась, и она съ нетерпѣніемъ ожидала возвращенія мистрисъ Гибсонъ, чтобъ разспросить ее о Цинціи. Извѣстіе о пріѣздѣ послѣдней, безъ сомнѣнія, пришло неожиданно, а то мистеръ Гибсонъ, конечно, предупредилъ бы и о немъ наканунѣ, когда видѣлся съ ней въ замкѣ. Теперь Молли было не до чтенія. Поспѣшно выложивъ книги и разставивъ ихъ далеко не съ обычной своей аккуратностью, она сошла въ гостиную и ни за что не могла приняться. Наконецъ, возвратилась мистрисъ Гибсонъ, утомленная ходьбой и тяжелымъ бархатнымъ бурнусомъ. Пока она снимала его, а потомъ отдыхала впродолженіе нѣсколькихъ минутъ, вопросы Молли оставались безъ отвѣта.

-- Да! Цинція пріѣдетъ завтра около десяти часовъ. Что за томительный день для настоящаго времени года! Я почти готова упасть въ обморокъ!-- Цинція услышала, что кто-то собирается ѣхать въ Англію и поспѣшила воспользоваться этимъ случаемъ. Такимъ образомъ, она оставляетъ пансіонъ двумя недѣлями ранѣе, чѣмъ было рѣшено нами. Она все это устроила такъ быстро, что я не могла написать ей, довольна я или нѣтъ ея распоряженіемъ, а между тѣмъ, я должна заплатить въ пансіонъ, какъ будто бы она пробыла тамъ все время сполна. А я еще собиралась поручить ей привезти мнѣ французскую шляпку, по которой и вы могли бы послѣ сдѣлать себѣ такую же! Тѣмъ не менѣе, я очень рада возвращенію бѣдняжки.

-- Что съ ней? спросила Молли.

-- Ничего. Почему вы это спрашиваете?

-- Вы назвали ее бѣдняжкой, и я испугалась, думая, ужь не захворала ли она.

-- О, нѣтъ! Это у меня привычка, которую я пріобрѣла, когда умеръ мистеръ Киркпатрикъ. Вы развѣ не знаете -- дѣвочекъ, лишившихся отца, всегда называютъ "бѣдняжками". О, нѣтъ! Цинція никогда не хвораетъ. Она сильна, какъ лошадь, и никогда не устаетъ такъ, какъ, напримѣръ, я сегодня. Принесите мнѣ стаканъ вина и бисквитъ, моя милая. Я совсѣмъ ослабла.

Пріѣздъ Цинціи волновалъ мистера Гибсона гораздо болѣе, нежели ея мать. Онъ ожидалъ отъ него много удовольствія для Молли, на которой, несмотря на свою недавнюю женидьбу, преимущественно сосредоточивались всѣ его интересы. Онъ даже улучилъ свободную минутку, чтобъ сбѣгать наверхъ и заглянуть въ комнаты молодыхъ дѣвушекъ, установленныя мебелью, не дешево ему стоившею.

-- Я полагаю, молоденькимъ леди нравится подобное убранство комнатъ. Конечно, это очень мило, но...

-- Моя прежняя комната мнѣ больше нравилась, пап а; но, можетъ быть, Цинція привыкла къ иному.

-- Можетъ быть. Во всякомъ случаѣ, она увидитъ, что мы старались сдѣлать ея комнату красивой. Твоя точно такая же, какъ и ея -- это хорошо. Она могла бы обидѣться, еслибъ ея была лучше твоей. А теперь прощай. Спи спокойно на твоей легкой, изящной постелькѣ.

На слѣдующее утро Молли поднялась очень рано, почти до свѣту, и принялась украшать комнату Цинціи цвѣтами, которые привезла изъ Гамлея. За завтракомъ она почти ничего не ѣла, и, лишь только встала изъ-за стола, бросилась наверхъ за шляпой и бурнусомъ, полагая, что мистрисъ Гибсонъ непремѣнно пойдетъ въ гостиницу "Ангела", гдѣ останавливался дилижансъ, который долженъ былъ привезти ея дочь послѣ двухлѣтней разлуки. Но, къ удивленію Молли, мистрисъ Гибсонъ, по обыкновенію, усѣлась за пяльцы, и въ свою очередь съ изумленіемъ взглянула за молодую дѣвушку, стоявшую передъ ней въ шляпкѣ и въ бурнусѣ.

-- Куда вы собираетесь такъ рано, мое дитя? Туманъ еще не разошелся.

-- Я думала, что вы пойдете на встрѣчу къ Цинціи и хотѣла идти съ вами.

-- Она будетъ здѣсь черезъ полчаса. Вашъ дорогой папа приказалъ садовнику отправиться съ ручной тележкой за за поклажей, и я ничуть не буду удивлена, если окажется, что онъ самъ встрѣтилъ ее.

-- А мы, значитъ, не пойдемъ? спросила Молли печально.

-- Конечно, нѣтъ. Она почти тотчасъ по пріѣздѣ будетъ здѣсь. Кромѣ того, я не люблю дѣлать изъ себя зрѣлище и выставлять напоказъ свои чувства передъ всякимъ, кому въ то время случится проходить по улицѣ. Вы забываете, что я не видѣла ея цѣлыхъ два года, и ничуть не хочу разыгрывать сценъ на рыночной площади.

И она принялась за вышиванье. Молли постаралась утѣшиться и, высунувшись изъ окна, пристально смотрѣла на улицу.

-- Вотъ она, вотъ она! вскрикнула она вскорѣ. Отецъ ея шелъ рядомъ съ молодой леди высокаго роста, а сзади Вильямъ везъ въ тележкѣ поклажу. Молли бросилась къ парадной двери и широко раскрыла ее для пріема вновь прибывшей.

-- Ну, вотъ и она! Молли, это Цинція. Цинція, Молли. Вѣдь вы сестры, какъ вамъ извѣстно.

Молли увидѣла въ дверяхъ, противъ свѣта, прекрасную, стройную фигуру, черты лица которой въ первую минуту не могла разсмотрѣть. Внезапная робость охватила ее и помѣшала ей привѣтствовать Цинцію такъ, какъ она намѣревалась. Но она обняла ее и поцаловала въ обѣ щоки.

-- А вотъ и мама, сказала она, смотря черезъ Молли на лѣстницу, гдѣ стояла мистрисъ Гибсонъ, укутанная въ шаль и дрожащая отъ холода. Цинція бросилась къ ней, оставивъ Молли и мистера Гибсона, которые отвернулись, чтобъ не мѣшать встрѣчѣ матери съ дочерью.

Мистрисъ Гибсонъ сказала:

-- Какъ ты выросла, моя дорогая! Ты имѣешь видъ совсѣмъ взрослой женщины.

-- Еще бы! Впрочемъ, я уже была таковой до моего отъѣзда изъ Англіи, и съ тѣхъ поръ очень мало выросла -- но за то, надо надѣяться, поумнѣла.

-- Да, надо надѣяться! повторила мистрисъ Гибсонъ съ особеннымъ удареніемъ. Въ словахъ обѣихъ, несмотря на всю ихъ незначительность, явно скрывался особенный смыслъ.

Когда они вошли въ гостиную, Молли была поражена красотой Цинціи, которую теперь только вполнѣ разсмотрѣла. Черты лица ея были не совсѣмъ правильны, но до такой степени подвижны, что никому и въ голову не приходило замѣчать ихъ недостатки. Улыбка ея была восхитительна и вообще вся игра физіономіи сосредоточивалась около рта, тогда какъ прекрасной формы глаза рѣдко мѣняли свое выраженіе. Яркостью и свѣжестью красокъ она походила на мать, только на ея цвѣтѣ лица было менѣе оттѣнковъ, свойственныхъ кожѣ женщинъ, которыя въ очень ранней молодости были рыжеволосы. А продолговатые, серьёзные, острые глаза окаймлялись длинными, темными рѣсницами, совершенно непохожими на тѣ, которыя, вслѣдствіе своей безцвѣтности, придавали мистрисъ Киркпатрикъ нѣсколько безсмысленное выраженіе. Молли, такъ-сказать, влюбилась въ нее съ первой минуты. Она сидѣла у камина и грѣла руки и ноги съ такой непринужденностью, какъ будто провела здѣсь всю свою жизнь. Не обращая особеннаго вниманія на мать, которая внимательно разсматривала ея одежду, она, казалось, изучала Молли и мистера Гибсона, устремивъ на нихъ пристальный, серьёзный взоръ.

-- Васъ въ столовой ожидаетъ горячій завтракъ, сказалъ мистеръ Гибсонъ: -- онъ, я думаю, нелишній послѣ вашего ночного путешествія. Онъ взглянулъ на жену, на мать Цинціи, но та, повидимому, не намѣревалась снова покинуть теплую гостиную.

-- Молли тебя проводитъ въ твою комнату, моя милая, сказала она: -- ваши спальни находятся по сосѣдству, и ей самой надо снять шляпку и бурнусъ. Я прійду въ столовую и посижу тамъ, пока ты будешь завтракать, но теперь холодъ мнѣ кажется черезчуръ страшнымъ.

Цинція встала и послѣдовала за Молли наверхъ.

-- Мнѣ очень жаль, что у васъ нѣтъ огня, сказала Молли:-- но, вѣроятно, на счетъ этого не было сдѣлано распоряженія, а я не отдаю никакихъ приказаній. Но вотъ, по крайней-мѣрѣ, горячая вода.

-- Подождите минутку, сказала Цинція, взявъ Молли за обѣ руки и пристально смотря ей въ лицо, но такъ, однако, что той это не было непріятно.

-- Я думаю, что полюблю васъ, и очень рада этому. Я такъ боялась противнаго! Мы всѣ въ неловкомъ положеніи, не правда ли? Но вашъ отецъ мнѣ очень нравится.

Молли не могла не улыбнуться тону, съ какимъ это было сказано. Цинція отвѣчала на улыбку.

-- Вы можете смѣяться, но, право, со мной не такъ-то легко ладить. Мама и я, мы постоянно ссорились прежде; надѣюсь, что теперь мы обѣ поумнѣли. Прошу васъ, оставьте меня одну на четверть часика. Мнѣ болѣе ничего не нужно.

Молли ушла въ свою комнату дожидаться, пока Цинція захочетъ сойдти въ столовую, чтобъ тогда показать ей дорогу. Въ этомъ, собственно говоря, не было необходимости: въ такомъ маленькомъ домѣ, всякій легко могъ съ помощью самаго ничтожнаго соображенія найдти любую комнату. Но Цинція совсѣмъ очаровала Молли, которой поэтому и хотѣлось услужить ей. Съ той самой минуты, какъ она услышала о возможности пріобрѣсти сестру (хотя трудно было бы рѣшить, какимъ образомъ она ей приходилась сестрой), Молли безпрестанно думала о Цинціи, и теперь, когда та пріѣхала, немедленно поддалась обаятельной прелести ея обращенія. Есть личности, въ большой мѣрѣ надѣленныя этой способностью очаровывать всякаго, кто къ нимъ приближается. Въ каждомъ пансіонѣ бываетъ дѣвочка, привлекающая къ себѣ всѣхъ другихъ; но это не добротой своей, ни красотой, ни умомъ, ни кротостью, а чѣмъ-то, чего нельзя опредѣлить и чему нельзя дать имени. Это нѣчто въ родѣ того, на что намекается въ старой пѣснѣ:

Love me not for comely grace,

For my pleasing eye and face;

No, nor for my constant heart --

For these may change, and turn to ill,

And thus true love may sever.

But love me on, and know not why,

So hast thou the same reason still

To date upon me ever.

(Люби меня, но не за красоту лица и глазъ -- не за постоянство моего сердца; все это можетъ измѣниться, а вмѣстѣ съ тѣмъ, угаснетъ и любовь. Но люби меня, самъ не зная за что, и тогда ты будешь вѣчно мною восхищаться).

Женщины нерѣдко производятъ такое впечатлѣніе нетолько на мужчинъ, но и на особъ одного съ ними пола. Это что-то неуловимое состоитъ изъ смѣшенія различныхъ качествъ и дарованій, изъ которыхъ ни одно не выдается особенно такъ, чтобъ его можно было назвать преимущественно передъ другими. Такое очарованіе, однако, несовмѣстимо съ строгими понятіями о чести и справедливости, потому что въ немъ подразумѣвается умѣнье приноравливаться къ людямъ и до нѣкоторой степени льстить ихъ привычкамъ и наклонностямъ. Во всякомъ случаѣ, Молли могла бы скоро убѣдиться въ томъ, что Цинція не отличается черезчуръ строгой нравственностью. Но въ настоящую минуту она была ослѣплена блестящей красотой своей подруги, и ничуть не намѣревалась открывать въ ней недостатки.

Цинція до такой степени была проникнута сознаніемъ своей красоты, что перестала о ней заботиться. Молли любила смотрѣть на нее, когда она ходила по комнатѣ граціозной, свободной поступью, двигаясь какъ-бы подъ звуки музыки. Ея одежда, которая въ настоящее время показалась бы странной, какъ нельзя больше шла къ ея фигурѣ и лицу, и мода въ ней всегда была подчинена самому строгому и изящному вкусу. Платья ея были недороги, а число ихъ весьма ограничено. Мистрисъ Гибсонъ пришла въ ужасъ, узнавъ, что у Цинціи ихъ всего только четыре перемѣны, тогда какъ, оставшись во Франціи до назначеннаго срока, она могла бы запастись тамъ многими, весьма полезными выкройками. Молли при подобныхъ рѣчахъ обыкновенно оскорблялась за Цинцію; ей казалось, будто изъ нихъ можно вывести то заключеніе, что мать, послѣ двухгодичной разлуки увидѣвшая дочь свою двумя недѣлями ранѣе, чѣмъ предполагала, ощущала при этомъ радость, гораздо меньшую той, какую ей могла бы доставить пачка серебристой бумаги выкроекъ. Но самоё Цинцію, повидимому, весьма мало трогали часто повторяемые упреки и сожалѣнія мистрисъ Гибсонъ. Она вообще большую часть рѣчей матери выслушивала съ невозмутимымъ хладнокровіемъ, которое ту какъ-бы запугивало, и мистрисъ Гибсонъ на этомъ основаніи была гораздо сообщительнѣе съ Молли, нежели съ собственной дочерью. Но что касается до туалета, то Циннія вскорѣ доказала, что она истая дочь своей матери по умѣнью извлекать пользу изъ своихъ длинныхъ, гибкихъ пальцевъ. Она была отличная рукодѣльница и, въ противоположность Молли, которая прекрасно шила бѣлье, но не имѣла ни малѣйшаго понятія о приготовленьи платьевъ и шляпъ, она могла съ удивительной точностью воспроизводить фасоны, мимоходомъ попадавшіеся ей на глаза, когда она проходила по улицамъ Булони. Двумя-тремя быстрыми движеніями рукъ, она свертывала въ самые граціозные и разнообразные банты газъ и ленты, которыми ее снабжала мать. Такимъ образомъ, она въ короткое время обновила весь гардеробъ мистрисъ Гибсонъ, но работала на нее всегда съ какой-то презрительной миной, источникъ которой оставался для Молли неразрѣшимой загадкой.

Между тѣмъ, мистеръ Гибсонъ ежедневно приносилъ извѣстія о быстро приближающейся кончинѣ мистрисъ Гамлей. Молли, часто сидя возлѣ Цинціи, окруженной лентами, кружевами и проволокой, выслушивала эти бюллетени съ тоской въ сердцѣ; они раздавались въ ея ушахъ, какъ похоронный звонъ, посреди брачнаго пира. Отецъ сочувствовалъ ей: онъ тоже терялъ дорогого друга, но на него, привыкшаго къ подобнаго рода зрѣлищамъ, смерть не производила такого ужаснаго впечатлѣнія. Онъ видѣлъ въ ней естественный конецъ всего живущаго въ мірѣ, и ничего болѣе. Но для Молли смерть близкаго и любимаго существа казалась въ высшей степени мрачнымъ и безотраднымъ явленіемъ. Окружающіе ее суетные предметы и занятія возбуждали въ ней отвращеніе; она убѣгала въ садъ на морозный воздухъ и тамъ долго ходила взадъ и впередъ по аллейкѣ, укрытой отъ глазъ и защищенной отъ холода стѣной хвойныхъ растеній.

Наконецъ, всего двѣ недѣли спустя послѣ отъѣзда Молли изъ замка, мистрисъ Гамлей умерла. Жизнь медленно, спокойно покинула ее, подобно тому, какъ уже прежде ее оставилъ разсудокъ, и она заснула навѣки мирнымъ, непробуднымъ сномъ.

-- Они всѣ посылаютъ тебѣ поклонъ, Молли, сказалъ ей отецъ.-- А Роджеръ говоритъ, что знаетъ, какъ это тебя опечалитъ.

Мистеръ Гибсонъ возвратился домой очень поздно и сидѣлъ въ столовой за своимъ одинокимъ обѣдомъ. Молли была съ нимъ, а Цинція съ матерью находилась наверху. Мистрисъ Гибсонъ примѣряла наколку, только что оконченную для нея Цинціей.

Когда ея отецъ, пообѣдавъ, отправился доканчивать свой кругъ визитовъ, Молли осталась внизу. Огонь въ каминѣ едва тлѣлся, а свѣчи горѣли тускло. Цинція тихо вошла въ комнату, сѣла у ногъ Молли близь камина и, взявъ ея холодную руку, стала нѣжно гладить и отогрѣвать ее. Отъ этой ласки мгновенно растаяли слезы, накопившіяся у Молли на сердцѣ, и быстро потекли по щекамъ.

-- Вы очень любили ее, Молли?

-- Да, съ рыданіемъ произнесла она, и снова все замолкло.

-- Вы давно знали ее?

-- Нѣтъ, только годъ. Но я съ ней часто видѣлась, и она говорила, что любитъ меня, какъ дочь. А я даже съ ней и не простилась! Подъ конецъ она совсѣмъ потеряла сознаніе.

-- У нея только сыновья?

-- Да, мистеръ Осборнъ и мистеръ Роджеръ Гамлей. У нея когда-то была и дочь, Фанни. Она иногда во время своей болѣзни звала меня "Фанни".

Молодыя дѣвушки опять замолчали, устремивъ глаза въ огонь. Цинція первая заговорила:

-- Хотѣлось бы мнѣ любить людей такъ, какъ вы ихъ любите, Молли!

-- А развѣ вы не любите? съ изумленіемъ спросила та.

-- Нѣтъ. Меня многіе любятъ или, по крайней-мѣрѣ, воображаютъ, что любятъ -- мнѣ же ни до кого особенно нѣтъ дѣла. Мнѣ кажется, малютка Молли, что я васъ люблю больше всѣхъ на свѣтѣ, несмотря на то, что прошло всего десять дней съ тѣхъ поръ, какъ я узнала васъ.

-- Не больше вашей матери, однако? сказала Молли съ удивленіемъ.

-- Да, больше! отвѣчала Цинція съ легкой улыбкой.-- Это очень дурно, не правда ли? но тѣмъ не менѣе справедливо. Не осуждайте меня. Я не думаю, чтобъ дочерняя любовь была чисто дѣломъ природы, и, вспомните, сколько времени я была разлучена съ моей матерью! Я, пожалуй, любила отца, продолжала она съ убѣжденіемъ въ голосѣ и на минуту пріостановилась:-- но онъ умеръ, когда я была крошечной дѣвочкой, и никто не вѣритъ, чтобъ я могла его помнить. Я слышала, какъ двѣ недѣли спустя послѣ его похоронъ, мама кому-то говорила: "О, нѣтъ, Цинція слишкомъ мала; она совсѣмъ забыла его!" Я закусила губы, чтобъ не закричать: "Папа, папа, развѣ это правда?" Затѣмъ мама пошла въ гувернантки; еи, бѣдной, ничего болѣе не оставалось дѣлать; впрочемъ, она не печалилась, разставаясь со мной. Я ей мѣшала, и меня четырехъ лѣтъ отроду отдали въ пансіонъ. Мама проводила каникулы въ знатныхъ домахъ, а я всегда оставалась на попеченіи содержательницы то одного, то другого пансіона. Однажды меня взяли въ Тоуэрсъ; мама то и дѣло бранила и учила меня, какъ держать себя, что не мѣшало мнѣ шалить. Я болѣе не возвращалась туда, о чемъ не сожалѣла, такъ-какъ это было прескучное мѣсто.

-- Ваша правда, подтвердила Молли, вспомнивъ о своихъ собственныхъ страданіяхъ въ Тоуэрсѣ.

-- А разъ я гостила въ Лондонѣ у моего дяди, Киркпатрика. Онъ -- законовѣдъ, и теперь дѣла его идутъ хорошо. Но тогда онъ былъ очень бѣдный человѣкъ, обремененный шестью или семью дѣтьми. Это было зимой, и насъ всѣхъ заперли въ небольшомъ домикѣ въ улицѣ Доути. И все-таки тамъ было недурно!

-- Но вы жили съ вашей матерью, когда она открыла пансіонъ въ Ашкомбѣ. Мистеръ Престонъ объ этомъ упоминалъ, когда я была въ Манор-гаузѣ.

-- Что онъ вамъ еще говорилъ? спросила Цинція рѣзко.

-- Ничего болѣе. Ахъ, да! Онъ восхищался вашей красотой и просилъ меня вамъ передать нашъ разговоръ.

-- Я бы возненавидѣла васъ, еслибъ вы это сдѣлали, сказала Цинція.

-- Мнѣ и въ голову не пришло исполнить его порученіе, отвѣчала Молли.-- Онъ мнѣ не понравился, и леди Гарріета нехорошо о немъ отзывается.

Цинція помолчала, потомъ сказала:

-- Какъ бы я желала быть доброй!

-- И я тоже, отвѣчала Молли простодушно.

Она думала о мистрисъ Гамлей и о томъ, что

Only the actions of the just

Smell sweet and blossom in the dust.

(только дѣла праведныхъ цвѣтутъ и благоухаютъ въ прахѣ)

"Доброта" казалась ей въ настоящую минуту единственнымъ качествомъ, заслуживающимъ любви.

-- Вздоръ, Молли! Вы и теперь добры, а если нѣтъ, то что же послѣ этого а? Вотъ вамъ загадка -- разрѣшите-ка ее. Да что объ этомъ толковать! Я недобра и никогда не буду доброй. Героиней я еще, пожалуй, могла бы сдѣлаться, но доброй, хорошей женщиной никогда.

-- Вы думаете, что быть героиней легче?

-- Да, по крайней-мѣрѣ, такой героиней, о какихъ мы читаемъ въ исторіи. Я способна совершить подвигъ, сдѣлать большое усиліе, а потомъ наступаетъ реакція. Постоянная ежедневная доброта мнѣ не подъ силу. Я, должно быть, нѣчто въ родѣ нравственнаго кангуру!

Молли разсѣянно слушала Цинцію. Мысли ея упорно обращались къ опечаленной Гамлейской семьѣ.

-- Какъ бы я желала ихъ видѣть! Но что можешь сдѣлать въ подобномъ случаѣ для утѣшенія людей? Папа говоритъ, что похороны назначены во вторникъ, а затѣмъ Роджеръ Гамлей уѣдетъ въ Кембриджъ, и все приметъ обычный видъ, какъ будто бы ничего и не случилось. Какъ-то сквайръ и мистеръ Осборнъ Гамлей будутъ жить вдвоемъ?

-- Онъ старшій сынъ, не правда ли? Отчего бы имъ не жить хорошо?

-- Я не знаю. То-есть я знаю, но полагаю, что не должна объ этомъ говорить.

-- Не будьте такъ педантически правдивы, Молли. Къ тому же, по вашему лицу всегда видно, когда вы произносите правду, и когда ложь; слова тутъ совершенно излишни. Я очень хорошо поняла ваше "я не знаю". Сама я не считаю себя обязанной быть правдивой, и прошу васъ стать со мной на равную ногу.

Цинція была права, утверждая, что не считаетъ себя обязанной быть правдивой. Она говорила все то, что ей приходило въ голову, весьма мало заботясь о точности своихъ рѣчей. Но въ ней не было ничего преднамѣренно дурнаго или злаго, и она никогда не старалась извлекать пользу изъ своихъ отступленій отъ истины. Въ ея словахъ иногда было столько остроумія и веселости, что они невольно забавляли Молли, которая въ теоріи, однако, ихъ порицала. Живость Цинціи и ея грація самымъ проступкамъ ея придавали какую-то особенную прелесть. А повременамъ ея нѣжность и мягкость совершенно очаровывали Молли. Мистеру Гибсону, съ другой стороны, очень нравилось то, что она такъ мало заботилась о своей красотѣ, а ея почтительное съ нимъ обращеніе окончательно подкупало его.

Покончивъ съ гардеробомъ матери, Цинція не успокоилась, пока не принялась за преобразованіе туалета Молли.

-- Теперь за вами очередь, моя милочка, сказала она.-- До сихъ поръ я работала только съ знаніемъ дѣла, а теперь я займусь съ любовью.

Она вынула изъ-подъ своей собственной шляпки хорошенькій искуственный цвѣтокъ и, прикрѣпляя его къ шляпкѣ Молли, говорила, что онъ будетъ идти къ цвѣту ея лица, а сама она прекрасно обойдется съ бантомъ изъ лентъ. Работая, она безъ умолку пѣла. У нея былъ пріятный голосокъ, и она премило выдѣлывала рулады своихъ французскихъ пѣсенокъ. Однако, она въ сущности была довольно равнодушна къ музыкѣ, и рѣдко играла на фортепьяно, за которымъ Молли ежедневно проводила нѣсколько времени. Цинція охотно отвѣчала на вопросы о ея прежней жизни, хотя сама никогда о ней не упоминала первая. За то она съ большимъ сочувствіемъ выслушивала невинные разсказы Молли о ея радостяхъ и печаляхъ, и не разъ изъявляла удивленіе, какъ она могла такъ терпѣливо выносить фактъ вторичнаго замужества мистера Гибсона, и почему она открыто не возмутилась?

Но, несмотря на пріятное общество, какое Молли теперь имѣла дома, ее влекло въ Гамлей. Еслибъ въ семействѣ сквайра была особа одного съ ней пола, она непремѣнно получала бы оттуда множество записочекъ съ разными подробностями, которыя теперь для нея исчезали или доходили до нея только по частямъ изъ сжатыхъ разсказовъ отца. Впрочемъ, и мистеръ Гибсонъ со смерти своей паціентки посѣщалъ замокъ гораздо рѣже.

-- Да, говорилъ онъ Молли:-- сквайръ очень измѣнился, однако, ему теперь лучше. Между нимъ и Осборномъ все что-то неладно; это видно изъ молчанія и натянутаго обращенія. Впрочемъ, съ виду отношенія ихъ довольно дружелюбны -- во всякомъ случаѣ, учтивы. Сквайръ неизмѣнно уважаетъ въ Осборнѣ своего наслѣдника, будущаго представителя гамлейской фамиліи. Осборнъ имѣетъ болѣзненный видъ, и говоритъ, что ощущаетъ необходимость въ перемѣнѣ мѣста и воздуха. Я полагаю, его утомляютъ и раздражаютъ домашнія несогласія, и онъ глубоко чувствуетъ потерю матери. Странно, что взаимное горе нисколько не сблизило его съ отцомъ. Роджеръ въ Кембриджѣ собирается держать экзаменъ изъ математики. Да, и мѣсто и люди, все тамъ измѣнилось! Впрочемъ, это въ порядкѣ вещей!

Таковы были свѣдѣнія, получаемыя Молли о гамлейскомъ семействѣ, которое при каждомъ удобномъ случаѣ посылало ей поклоны.

Слыша разсказы мужа о печальномъ настроеніи духа Осборна, мистрисъ Гибсонъ всегда приговаривала:

-- Мой милый! Отчего ты не позовешь его къ намъ обѣдать? Мы бы приготовили маленькій изящный обѣдъ, кухарка у насъ теперь хорошая, а сами одѣлись бы въ черное съ лиловымъ, такъ что все было бы прилично и не имѣло особенно праздничнаго вида.

Мистеръ Гибсонъ въ отвѣтъ только качалъ головой. Онъ за это время успѣлъ привыкнуть къ женѣ и смотрѣлъ на молчаніе, какъ на лучшее средство для избѣжанія безполезныхъ и не всегда пріятныхъ преній.

Но всякій разъ, какъ мистрисъ Гибсонъ взглядывала на Цинцію, ее съ новой силой поражала мысль, что маленькій, спокойный обѣдъ въ обществѣ молодой дѣвушки былъ бы весьма полезенъ мистеру Осборну Гамлею. До сихъ поръ Цинцію видѣли только однѣ голлингфордскія дамы, да мистеръ Аштонъ, викарій, этотъ неисправимый, закоренѣлый холостякъ. Что пользы въ красавицѣ дочери, когда кромѣ женщинъ нѣтъ никого, чтобы восхищаться ею?

Сама Цинція, повидимому, оставалась къ этому вполнѣ равнодушной и едва замѣчала толки матери объ удовольствіяхъ, какими можно было пользоваться въ Голлингфордѣ и о тѣхъ, которыя были недоступны маленькому городку. Она точно столько же старалась очаровать обѣихъ мисъ Броунингъ, какъ еслибъ онѣ были Осборнъ Гамлей или всякій другой молодой наслѣдникъ. Впрочемъ, она не старалась, а только слѣдовала врожденной наклонности, возбуждавшей въ ней желаніе нравиться всякому, кто къ ней приближался. Ей, напротивъ, пришлось бы стараться, еслибъ она вздумала на кого либо произвести неблагопріятное для себя впечатлѣніе. За то она рѣзкими рѣчами и выразительными взглядами часто протестовала противъ словъ и желаній матери -- противъ ея глупостей столько же, сколько противъ ласкъ. Молли нерѣдко становилось жалко мистрисъ Гибсонъ, видя ея тщетныя усилія пріобрѣсти вліяніе надъ дочерью. Однажды Цинція, угадавъ невысказанную мысль Молли, сказала ей:

-- Я недобра и говорила вамъ это. Я никакъ не могу простить ей того, что она такъ мало заботилась обо мнѣ въ дѣтствѣ, когда я непремѣнно привязалась бы къ ней. Въ пансіонѣ я очень рѣдко получала о ней извѣстія и знаю, что она не допустила меня присутствовать на своей свадьбѣ. Я видѣла письмо, которое она писала къ мадамъ Лефебръ. Родители должны воспитывать своихъ дѣтей на глазахъ, если хотятъ, чтобъ они, прійдя въ возрастъ, считали ихъ непогрѣшимыми.

-- Но дѣти, сознавая недостатки родителей, обязаны покрывать ихъ и, по возможности, стараться забывать ихъ, отвѣчала Молли.

-- Обязаны, я съ этимъ согласна. Но развѣ вы не видите, что я выросла внѣ всякихъ обязанносіей. Любите меня, моя голубушка, такою, какъ я есть: лучшею -- я никогда не буду.

Конецъ первой части.