(Монастырь на Планѣ: своды, лѣстницы, переходы, открытая галлерея. Прошло около недѣли послѣ третьяго дѣйствія. Около полудня. Герзуинда, полулежа въ креслѣ, со слѣдами тяжелой болѣзни на лицѣ. Сестра управительница сидитъ подлѣ нея и одѣваетъ куклу; больную помѣстили такъ, что на все падаетъ теплый свѣтъ осенняго солнца изъ открытой галлереи)
СЕСТРА УПРАВ. Отъ кого твое кольцо?
ГЕРЗУИНДА. Сказала я: отъ матери.
СЕСТРА УПРАВ. Хорошо, что имъ ты дорожишь.
ГЕРЗУИНДА. Да, я имъ дорожу.
СЕСТРА УПРАВ. Вижу, вижу!
ГЕРЗУИНДА. Вотъ здѣсь его я прячу -- у сердца.
СЕСТРА УПРАВ. И все-жъ ты говоришь, что матери своей не знала?
ГЕРЗУИНДА. А ты повѣрила, что мать кольцо дала мнѣ?
СЕСТРА УПРАВ. Конечно. Ты сказала; какъ же мнѣ не вѣрить?
ГЕРЗУИНДА. Я и неправду порою говорю.
СЕСТРА УПРАВ. Такъ ты солгала?
ГЕРЗУИНДА. Да, сестра.
CECTPA УПРАВ. Отъ кого же у тебя кольцо?
ГЕРЗУИНДА. Его мнѣ онъ далъ.
CECTPA УПРАВ. Кто?
ГЕРЗУИНДА. Король Карлъ.
СЕСТРА УПРАВ. Которому такъ дурно за доброту ты отплатила?
ГЕРЗУИНДА. А ты опять повѣрила?.. Какая ты легковѣрная, сестра!
СЕСТРА УПРАВ. Стыдно, Герзуинда!
ГЕРЗУИНДА. Ну, развѣ былъ бы дорогъ мнѣ подарокъ короля? Не бросила бъ я развѣ его колечко?
СЕСТРА УПРАВ. Нѣтъ! Цѣнить подарокъ короля должна ты, и никогда не разлучаться съ нимъ.
ГЕРЗУИНДА. Ишь вѣдь, что выдумала! Какая же ты умница! Дай куклу мнѣ, сестра.
СЕСТРА УПРАВ. Нѣтъ, подожди. Скажи сначала, гдѣ и когда ознобъ и страхъ ты вдругъ почувствовала? И по какой причинѣ?
ГЕРЗУИНДА. Какое всѣмъ вамъ дѣло до меня?
СЕСТРА УПРАВ. Ну и строптивая ты, право! Сама подумай: зачѣмъ и настоятельница, и врачъ тебя распрашиваютъ, желая знать, когда впервые отъ страха сердце сжалось у тебя, когда почувствовала ужасъ, о которомъ ты говорила намъ? Для того, конечно, чтобы понять твою болѣзнь и тѣмъ скорѣе вылѣчить тебя.
ГЕРЗУИНДА. Я хочу... т. е. хотѣла...
СЕСТРА УПРАВ. Что хотѣла?
ГЕРЗУИНДА. Хотѣла зло вамъ причинить.
СЕСТРА УПРАВ. Приходится повѣрить -- ежечасно объ этомъ ты твердишь. Но кто тебѣ зло причинилъ? Вотъ что скажи мнѣ. Кто далъ въ ту пагубную ночь тебѣ питье зловредное?
ГЕРЗУИНДА. Былъ онъ съ длинными и бѣлыми кудрями -- совсѣмъ какъ король Карлъ. И выпила его питье я -- потому, что былъ онъ какъ король.
СЕСТРА УПРАВ. Что-жъ это было за питье?
ГЕРЗУИНДА. Кажется вино -- навѣрное не знаю. Противно было мнѣ оно!
СЕСТРА УПРАВ. Гдѣ же это было?
ГЕРЗУИНДА. Все ты спрашиваешь: гдѣ, когда и кто? Не знаю!
СЕСТРА УПРАВ. Я женщина какъ ты -- и можешь говорить со мной открыто. Скажи: ты согласилась выпить противное питье лишь потому, что далъ его тебѣ на короля похожій человѣкъ. Такъ почему жъ ты оттолкнула кубокъ, тебѣ протянутый рукою Карла самого, наполненный любовью и благословеніемъ?
ГЕРЗУИНДА. Дай куклу мнѣ, сестра! Не слышишь, что ли?
СЕСТРА УПРАВ. Ну, а когда ты проглотила, сжалившись надъ старикомъ, питье, которое тебѣ онъ далъ?
ГЕРЗУИНДА. То лучшимъ отъ этого не сдѣлалось оно. Такое же противное осталось.
СЕСТРА УПРАВ. Ознобъ почувствовала ты?
ГЕРЗУИНДА. Да, стало холодно.
СЕСТРА УПРАВ. А если встрѣтила бъ ты старика того, узнала ли бъ его ты, Герзуинда?
ГЕРЗУИНДА (рѣшительно). Нѣтъ!
СЕСТРА УПРАВ. Забыла ты его лицо?
ГЕРЗУИНДА. Я вижу его передъ собою неустанно.
СЕСТРА УПРАВ. И все-жъ не хочешь его назвать, признать не хочешь, когда онъ явится -- хотя изъ-за него ты заболѣла и такъ слаба. Несчастья твоего вѣдь онъ причина.
ГЕРЗУИНДА. Я не несчастна! Будь я несчастна -- повторяю, неправда это! -- тогда, конечно, его назвала бъ я. Согрѣй мнѣ руки! Согрѣй меня!
(Тревожно глядя ей въ лицо, сестра закутываетъ ей руки толстымъ платкомъ. Тихо входитъ настоятельница, за нею Рорико, не снявшій верхнюю одежду, въ которой пришелъ съ улицы)
НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Нельзя, графъ Рорико. Самъ на нее взгляни. Вотъ видишь -- безпомощна она и, какъ младенецъ, нуждается въ уходѣ. Не выдержитъ она и день въ пути.
РОРИКО. И все же нужно увезти ее. Не терпитъ время, мать почтенная. Я слишкомъ смѣло и самовольно поступилъ. Въ то утро злополучное, когда свершилась ея судьба, когда великій Карлъ, прихотью пресытившись, хватившей на краткій день осенній, выбросилъ ее какъ мошку мертвую -- въ то утро, правда, иначе я поступить не могъ, какъ поступилъ.
НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. И ты былъ правъ, графъ Рорико, что вспомнилъ о королевскомъ словѣ, на бумагѣ закрѣпленномъ, что мы хранимъ въ монастырѣ. Ты поступилъ, какъ рыцарь благородный, когда привелъ обратно заблудшую овечку къ намъ. Простится властелину, когда забудетъ свое онъ слово -- слишкомъ много заботъ великихъ у него. Можетъ и ребенокъ забыть про обѣщанье, данное ему: забывчивы и пользы своей не знаютъ дѣти. Но если тотъ, кому опека надъ ребенкомъ ввѣрена, забудетъ -- достоинъ онъ Господней кары.
РОРИКО. Какъ гласитъ бумага, которую храните вы?
НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Въ ней обязуетъ насъ король кровъ и защиту ей предоставлять до самой смерти.
РОРИКО. Считалъ я тоже, что мѣсто ей въ монастырѣ. Но Карлъ изгналъ ее изъ Аахена.
НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Кого тутъ изгонять? Смотрите на нее: страданій горсточка, едва замѣтная; метлой неумолимой ее сегодня-завтра правительница наша смерть за двери вымететъ. Останется лишь золотая прядь волосъ, которую, быть можетъ, король снялъ съ головы у ней -- и больше ничего. (Плача) Ужель ея страданій мало, чтобъ искупить вину? Должна я тайну тебѣ ввѣрить, графъ Рорико. Ей дали выпить яду -- нѣтъ сомнѣнья. О, люди! О, мужчины! Вамъ мало похитить нѣжные плоды въ саду, что открываетъ въ невѣдѣньи своемъ дитя. Породы волчьей вы и задушить потомъ хотите жертву. Мы безразсудны, и не узнаемъ въ мужчинѣ волка, не видимъ въ улыбкѣ лицемѣрной врага злорадный смѣхъ.
РОРИКО. Мать любвеобильная! О, если бъ Герзуинда не отстраняла никогда руки, которую благоговѣйно я подношу къ устамъ. Но все же и Герзуинда не безъ вины, а главное, виновной считаетъ ее Карлъ. Сегодня утромъ онъ вернулся въ аахенскій дворецъ. Онъ сильно измѣнился. На лбу его морщины пролегли -- и безъ испуга на нихъ взглянуть нельзя. Онъ мрачно хмуритъ брови и только вдругъ ихъ подымаетъ, освобождая взоръ, чтобъ съ безпощадной угрозой поразить имъ. И если Карлъ узнаетъ, что Герзуинда скрыта здѣсь, въ монастырѣ, а не отправлена на родину далекую, то всѣмъ грозитъ опасность.
НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Я исполняю свой долгъ и не страшусь.
РОРИКО. Страшитесь Карла! Послушайтесь совѣта моего. Сегодня къ ночи я приготовлю лошадей и двухъ людей надежныхъ, чтобъ увезли они дитя къ ея роднымъ. Но, можетъ быть, уже мы пропустили время -- и сейчасъ, при насъ, ее больную схватятъ палачи, и тутъ же растерзаютъ. Въ народѣ слухъ уже распространился, что въ городѣ она, и рыщетъ чернь всюду, чтобы найти ее и забросать каменьями.
НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Ей предстоитъ одинъ лишь путь -- послѣдній, графъ Рорико. Однажды ее ужъ взяли у меня -- однажды отняли заложницу, которую Господь заботамъ нашимъ поручилъ. Какой ее вы увели? Какой она ко мнѣ вернулась? Сегодня воля высшая зоветъ ее -- и небу я сохраню ее. Колдуньей называетъ ее толпа -- а другъ дѣтей, Спаситель, ребенкомъ назоветъ ее. Но какъ, скажи, твой страхъ согласовать съ тѣмъ, что сказалъ мнѣ нашъ духовникъ: скорбитъ король, онъ говоритъ, и кротостью полна его душа. Повѣрить если словамъ духовника -- то обливается король слезами.
РОРИКО. Господь помилуй франковъ, когда въ слезахъ король! Когда льетъ слезы Карлъ, то дѣла его быстрѣе словъ и раньше исполненъ приговоръ, чѣмъ онъ произнесенъ. Безъ грома, нѣмая молнія все пожираетъ жадно. Однажды, при Верденѣ, заплакалъ Карлъ, и вздулись отъ крови человѣческой ручьи. И снова плачетъ Карлъ теперь. Рыдаетъ ночью Карлъ -- а на площадкѣ за церковью святой Маріи, что строится -- плоды видны горючихъ слезъ его. Замедлилась постройка храма въ честь Господа, и много рабочихъ наилучшихъ, справляя праздникъ въ будни, свернувши шею и черный высунувъ языкъ, на воздухѣ качаются.
ГЕРЗУИНДА (просыпаясь). Сестра!
СЕСТРА УПРАВИТЕЛЬНИЦА. Что, дитя?
ГЕРЗУИНДА. Тутъ говорятъ, я слышу.
СЕСТРА УПРАВИТЕЛЬНИЦА. Да, графъ Рорико и настоятельница тутъ.
ГЕРЗУИНДА. А защититъ меня король отъ старика?
НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Какого старика?
ГЕРЗУИНДА. Вотъ отъ того, который тамъ стоить, меня колдуньей называетъ и дьяволицей злой.
СЕСТРА УПРАВИТЕЛЬНИЦА. Это она про канцлера почтеннаго, про Эркамбальда говоритъ. Терзаетъ ее воспоминанье объ утрѣ злополучномъ, когда насъ обвинилъ язычникъ Беннитъ, ея дядя -- и мы явились съ нею къ королю.
ГЕРЗУИНДА. А тотъ, кто говорилъ,-- вѣдь это Рико, сестра, любимецъ короля?
СЕСТРА УПРАВИТЕЛЬНИЦА. Да, здѣсь графъ Рорико. Открой глаза -- и ты его увидишь.
ГЕРЗУИНДА (съ закрытыми глазами). Его я вижу ясно предъ собой. Красивъ онъ -- но не такъ, какъ Карлъ -- далеко не такъ. Карлъ -- богъ, а мы всѣ -- люди.
НАСТОЯТЕЛЬНИЦА (обращаясь къ Рорико). Повѣрите-ль: короля такъ тяжко оскорбивъ, все жъ почитаетъ какъ святого она его.
РОРИКО. Творецъ одинъ лишь можетъ понять ее.
ГЕРЗУИНДА. Не хочу глотать противное питье! Брр!.. Гадко! Пусть онъ уйдетъ...
НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Ей дали ядъ, повѣрьте. Въ ту ночь, въ трущобѣ, куда влекла ее власть сатаны, какой-то невѣдомый старикъ ей далъ въ винѣ отраву выпить.
РОРИКО. Повѣрить трудно, что она, столь нѣжная и хрупкая, такое страшное проклятье съ собою принесла на свѣтъ! Вотъ она лежитъ -- такая слабая. О, слабость! Нѣтъ щита противъ нея. Все время была она одна и опиралась на собственную слабость; больше ни на что -- какъ опирается на мощь свою король. И вотъ теперь она -- какъ онъ -- окружена врагами. Ненависть и злоба грозятъ ей отовсюду. (Быстро входитъ Эркамбальдъ)
ЭРКАМБАЛЬДЪ. Ты здѣсь, графъ Рорико?
ГЕРЗУИНДА (вздрагиваетъ при звукѣ голоса Эркамбальда, открываетъ глаза и смотритъ на него широко раскрытыми глазами). Опять!.. Вѣдь онъ... Чего еще ты хочешь?
ЭРКАМБАЛЬДЪ (не обращая вниканія на Герзуинду). Почему вернулся въ Аахенъ такъ неожиданно король?
РОРИКО. Сегодня утромъ только велѣлъ онъ въ путь собраться. Небо вѣдаетъ, что онъ затѣялъ.
ЭРКАМБАЛЬДЪ. Спрячьте дѣвушку, мать настоятельница. Король ужъ на пути сюда.
РОРИКО. Я такъ и зналъ, что донесутъ ему!
ЭРКАМБАЛЬДЪ. Уведите ее, вамъ говорю я! Народъ волнуется, и Карлъ въ настроеньи дьявольскомъ! Хотя и противъ короля теперь народъ настроенъ, съ тѣхъ поръ какъ слишкомъ горячіе молодчики на воздухѣ болтаются, все жъ въ ненависти къ этой потаскушкѣ заодно они.
СЕСТРА УПРАВИТЕЛЬНИЦА (поднимая съ кресла Герзуинду, которая продолжаетъ глядѣть съ ужасомъ на Эркамбальда). Обойми мнѣ шею, Герзуинда, и держись покрѣпче. Грѣшатъ въ своей заносчивости сильные -- но есть у насъ оплотъ въ Спасителѣ! (Она выноситъ Герзуинду на рукахъ. Рорико ей помогаетъ)
ЭРКАМВАЛЬДЪ (оставшись наединѣ съ настоятельницей). И смерть сама, какъ видно, не хочетъ ее взять! Какъ твердо въ милости у короля стоите вы, что ваша жалость такимъ путемъ идти дерзаетъ. Я бы иначе съ него поступилъ, хоть и больна она -- какъ кошку утопилъ бы я ее!
НАСТОЯТЕЛЬНИЦА (глядя на Эркамбальда въ упоръ). Я знаю: ты бы это сдѣлалъ. Но то, что сдѣлалъ ты дѣйствительно -- извѣстно лишь тебѣ: я этого не знаю.
ЭРКАМБАЛЬДЪ. Ну, такъ и говори о томъ, что знаешь!
(Эркамбальдъ быстро удаляется, съ другой стороны входитъ обычнымъ медлительнымъ шагомъ Алькуинъ)
АЛЬКУИНЪ. Кто это поспѣшно вышелъ? -- канцлеръ Эркамбальдъ?
НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Благословенъ Господь, тебя пославшій къ намъ! Скажи, отецъ, скорѣе дочери твоей, которую со всѣхъ сторонъ пугаютъ... Скажи, ужели Карлъ такъ бѣдную заложницу возненавидѣлъ, что смерть грозитъ тому, кто сжалится надъ ней?
АЛЬКУИНЪ. Такъ значитъ это правда? Вы пріютили ее? Такъ знайте: Карлъ, смутному предчувствію послушный, ее здѣсь ищетъ. Не въ гнѣвѣ -- нѣтъ -- терзаетъ его мука. Страшенъ Карлъ -- не только врагамъ своимъ, но и себѣ. И страшенъ, дважды страшенъ, когда онъ любитъ!
НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Мнѣ драгоцѣнно слово каждое изъ устъ твоихъ, отецъ. Но поспѣши, прошу тебя, и многое еще скажи, чтобъ знала я, какъ поступить, какъ встрѣтить короля.
АЛЬКУИНЪ. Предположи, что хочетъ ее онъ снова повидать. Предположи, что къ ней онъ рвется дикою душой -- наперекоръ всему, что говоритъ притворно. Вотъ чѣмъ ужасно его страданье... Будь эта дѣвочка невивна, чиста и преданна -- по опыту мы знаемъ, дочь моя,-- случилось то же бы, что часто ужъ случалось: еще одинъ сынокъ у короля -- и больше ничего. А тутъ иное вышло. Чужой она ему осталась; не подчинилъ ее себѣ король. Въ то время, какъ страсть влекла его, какъ онъ томился отъ желаній -- его удерживала гордость и непреклоннымъ дѣлала. Потомъ онъ оттолкнулъ ее -- ее, которая съ тѣхъ поръ тѣмъ пагубнѣе воцарилась въ его душѣ и вспыхнуло такъ долго сдержанное пламя, отъ гнѣва власти оскорбленной еще сильнѣе разгораясь, и все кругомъ зажгло... Хочу сказать я, что весь въ огнѣ король.
НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Такъ, значитъ, правда, что онъ боленъ?
АЛЬКУИНЪ. И тяжело.
НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. А гдѣ же врачъ? Кто исцѣлить его?
АЛЬКУИНЪ. Она -- которую онъ ищетъ. Она -- никто другой. Вотъ онъ идетъ сюда. Гремитъ ужъ въ домѣ его голосъ.
(Быстро появляется первая сестра, за ней вторая)
ПЕРВАЯ СЕСТРА. Пойди къ ней, помоги!..
ВТОРАЯ СЕСТРА. Король ступилъ въ нашъ домъ, мать настоятельница.
ПЕРВАЯ СЕСТРА. Герзуинда зоветъ тебя!
ВТОРАЯ СЕСТРА. Мать, спрашиваетъ о тебѣ король.
ПЕРВАЯ СЕСТРА. Мать, Герзуиндѣ тяжко... Умираетъ она!
ВТОРАЯ СЕСТРА. Что мнѣ сказать, когда король о настоятельницѣ спроситъ?
ПЕРВАЯ СЕСТРА. Она должна сказать предъ смертью тебѣ тайну, мать. Не можетъ безъ исповѣди умереть она.
НАСТОЯТЕЛЬЯИЦА. Что жъ дѣлать мнѣ?
АЛЬКУИНЪ. Твой путь начертавъ твердо. Иди, не озираясь, мать.
(Hастоятельница идетъ на первой сестрой; нѣсколько монахинь быстро вбѣгаютъ и приводятъ все въ порядокъ въ комнатѣ. Алькуинъ становится въ выжидательной позѣ. Слышенъ громкій голосъ короля, который приближается со своей свитой, извнѣ доходитъ гулъ толпы, которая собралась у дверей монастыря. Наконецъ входитъ Карлъ, съ нимъ Рорико, Эркамбальдъ, нѣсколько придворныхъ и много мовахннь)
КАРЛЪ (монахинямъ). Дарую вамъ поле за прачешной. Будетъ оно вашимъ, съ однимъ условіемъ, чтобъ кромѣ овощей, салата и капусты, вы мальвы тамъ и розмаринъ растили. (Монахини выражаютъ свою радость, нѣкоторыя цѣлуютъ его руки) А гдѣ же мать настоятельница?
ТРЕТЬЯ МОНАХИНЯ. Гдѣ же мать?
ЧЕТВЕРТАЯ МОНАХИНЯ. Развѣ не здѣсь она?
ПЯТАЯ МОНАХИНЯ. О, Боже, гдѣ она? Пойти ее искать! (Большинство монахинь быстро убѣгаютъ)
КАРЛЪ. Тутъ, кажется, магистръ Алькуинъ, мы съ школьницами занимались? (Обращаясь къ одной монахинѣ) Сколько теперь воспитанницъ у васъ въ монастырѣ? Когда въ послѣдній разъ я самъ ихъ сосчиталъ, ихъ было тридцать.
ШЕСТАЯ МОНАХИНЯ. Да и теперь ихъ ровно тридцать, государь.
КАРЛЪ. И все жъ одной недостаетъ, дитя мое.
(Слышна въ коридорахъ тревожная бѣготня. Монахини, стоящія на сценѣ, тихо шепчутся. Многія блѣднѣютъ и выходятъ. Вбѣгаютъ двѣ ученицы монастырской школы, съ зажженными восковыми свѣчами и хотятъ пройти мимо. Карлъ ихъ останавливаетъ)
КАРЛЪ. Куда спѣшите вы съ свѣчами? (Онѣ съ испугомъ отступаютъ, идутъ дальше и исчезаютъ за дверью) Вотъ какъ! Мы, кажется, здѣсь лишніе. Тутъ холодно и сыро. Дуетъ. Закройте двери. Почему вы такъ блѣдны? Что происходитъ здѣсь?
АЛЬКУИНЪ. 3а минуту предъ тѣмъ, какъ ты вошелъ, мать настоятельницу отозвали къ постели умирающей.
КАРЛЪ. Не добрый знакъ, когда дорогу мнѣ смерть переступаетъ и входитъ первой! (Прислушиваясь къ шуму толпы; Что привело въ смятенье рой пчелиный?
ЭРКАМБАЛЬДЪ (поспѣшно). Узнать ты долженъ все равно -- такъ знай сейчасъ же: мостъ, который построилъ ты на Майнѣ, созданье дивное рабочихъ чужеземныхъ -- погибъ. Унесло его теченье. Объ этомъ здѣсь съ утра узнали.
КАРЛЪ. Довольно. Знаю. Споткнулся также мой конь и сбросилъ меня на землю сегодня у городскихъ воротъ. Что жъ дѣлать? Клонится къ вечеру и самый длинный день.
АЛЬКУИНЪ. И точно также за каждой ночью утро слѣдуетъ.
КАРЛЪ. Такъ будемъ терпѣливо ждать (озираясь). Ждать терпѣливо, приходится, какъ видно, также здѣсь. Пойдите и посмотрите, что происходитъ. (Эркамбальдъ, Рорико и остальные выходятъ исполнить приказъ короля. Остается только Алькуинъ. Карлъ смотритъ на него значительнымъ взглядомъ и продолжаетъ) Вотъ мы въ монастырѣ. Теперь могу сказать тебѣ, что привлекло меня сюда. Я самъ не зналъ еще, когда объ этомъ ты спрашивалъ меня: я видѣлъ сонъ. Здѣсь, на скамейкѣ, сидѣла Герзуинда, смѣясь и говоря... Но что -- забылъ. Нѣтъ, вспомнилъ: дословно я не помню, но все же вотъ что было: я первый съ ней заговорилъ.-- Что сталось съ моимъ кольцомъ? спросилъ ее. Кольцо меня терзаетъ ночь каждую -- съ тѣхъ поръ, какъ охватило безуміе меня. -- ты знаешь вѣдь. Зачѣмъ взяла кольцо ты? я спросилъ. Она отвѣтила:-- Приди и посмотри.
АЛЬКУИНЪ. Мнѣ жъ представляется, о, государь, что среди тучи мы стоимъ, таящей сокрытую еще судьбу. Пошли, Господи, намъ силы съ достоинствомъ не нести! (Входитъ настоятельница, плача)
КАРЛЪ (идя ей навстрѣчу). Странно мнѣ сегодня, о, мать почтенная, въ стѣнахъ монастыря: такъ чуждо необычно и даже жутко -- хотя при мнѣ мой мечъ. Мнѣ кажется, какъ будто я -- лишь духъ мой, сюда явившійся, въ то время, какъ другой король здѣсь правитъ. Но живъ я; ты узнаешь меня?
НАСТОЯТЕЛЬНИЦА (цѣлуетъ край его одежды и плачетъ). Храни, Господь, главу помазанника Твоего!
КАРЛЪ. Опять въ слезахъ? Сегодня, какъ тогда, когда въ послѣдній разъ мы видѣлись въ дворцѣ. Оставь меня наединѣ съ почтенной матерью.
(Алькуинъ выходитъ. Отъ двери отскакиваютъ блѣдныя монахини, подслушивавшія у дверей)
КАРЛЪ. Отъ ложа смерти ты пришла. Что жъ! Кто умеръ,-- счеты тотъ покончилъ съ жизнью. А надъ живыми тяготѣетъ проклятье Божье за прародительницу нашу Еву. Все еще она порой насъ навѣщаетъ. Дабы не прекратилась мука нашей жизни -- она приноситъ снова яблоко и снова грѣхъ вноситъ въ міръ. Какъ давно не видѣлись мы?
НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Слишкомъ долго и для слуги твоей и для твоихъ питомцевъ въ стѣнахъ монастыря. Они сиротами становятся безъ своего отца.
КАРЛЪ. Отецъ? Питомцы? Ужъ если, женщины, отецъ вамъ нуженъ -- ищите его на небѣ. Къ отцу земному не обращайтесь. Не отрицай -- твоя печаль тебя въ неправдѣ обличитъ: язычникъ Беннитъ, тогда лишенный всѣхъ земель, теперь опять владѣетъ своимъ помѣстіемъ въ Саксоніи и снова пріобрѣтенной властью онъ гордится. Но если въ спорѣ онъ побѣду одержалъ, то все же, мать, тебя вторая Беннита побѣда болѣе печалитъ. Горько, что отнялъ душу дѣтскую онъ у тебя и у Христа.
НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Бичемъ Господнимъ стала заложница для всѣхъ насъ...
КАРЛЪ. Хорошо!.. Пусть станетъ она бичемъ для всѣхъ. Будь я дѣйствительно отецъ, я бъ день и ночь, какъ ты, скорбѣлъ о томъ, что Герзуинда мы здѣсь, на попеченіи твоемъ благочестивомъ, а далеко, у очага язычника живетъ вонючаго. Я исповѣдаться хочу тебѣ, мать настоятельница. Мать... я... сюда пришелъ... воспитанницей она была твоей. Ну, словомъ: Герзуинда... О томъ, что было съ ней, конечно, знаешь ты; все проникаетъ чрезъ стѣны моего палатината. Такъ вотъ весь міръ клянетъ ее. Съ глазъ моихъ я грѣшницу прогналъ. И вотъ теперь раскаяньемъ терзаюсь горькимъ. Не думай, мать, что разума лишился я. Христофоръ, младенца Іисуса на берегъ пронося чрезъ потокъ бурливый, когда бъ на волю теченья бурнаго отдалъ святую ношу -- какъ горько раскаялся бы онъ! Повѣрь мнѣ, мать, страсть дикая и буря сладострастья -- не похоть въ ней распутницы, а иго сатаны и мрачное служенье тьмѣ. Я часто видѣлъ, какъ ея касался духъ, покорившій тѣло нѣжное себѣ, какъ къ изступленью страсти страшному ее онъ принуждалъ въ служеніи ему. Когда же я рукой дотрагивался до нея -- то мукой искажались черты лица, застывшаго въ безчувствьи, въ то время, какъ извивалось безпомощное тѣло. Ну, словомъ: невинна ли она иль нѣтъ -- но соблазнила маской святости она меня -- сіяніемъ невинности. Если это обманъ, то помоги мнѣ, мать, сіяніе разрушить, не то я божествомъ ее признаю франковъ. Разбей святыню, изъ которой кротко улыбается она!
НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. О, государь, рѣшенье мудрое Господяе, которому вдвойнѣ я покоряюсь, отъ вины тебя уберегло.
КАРЛЪ. Мать, она влечетъ меня къ себѣ! Я плѣнникъ, я свободу потерялъ. Чѣмъ привязала она меня къ себѣ, когда ее я выгналъ -- чарами какими? Кольцомъ ли, что, быть можетъ, она украла у меня? Я не могу постигнуть, отгадать. Помоги рѣшить загадку! Пойди, найди ее; хочу узнать, кто душу въ ней убилъ -- когда ты скажешь, что она мертва; хочу не дать ей умереть -- когда ты скажешь, что она жива! И если мнѣ скажешь: ты погубилъ ее, не зная, что она живая,-- то сыновей я соберу и королевскихъ слугъ моихъ, имъ волю объявлю послѣднюю и въ монастырь уйду.
НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Къ дядѣ своему въ Саксонію не возвращалась Герзуинда. Здѣсь она была и здѣсь пріютъ нашла -- какъ ей ты обѣщалъ черезъ меня. Но вторично теперь она ушла, ушла -- и больше не вернется. Когда черезъ порогъ ступилъ ты къ намъ въ обитель -- она незримо пролетѣла, тебя минуя; въ ту самую минуту умерла она. Стремительно съ подушки голову поднявъ и голосомъ, отъ звуковъ котораго застыли всѣ, она назвала короля и умерла.
(Карлъ стоитъ безъ словъ, точно окаменѣвъ въ то время какъ гулъ народа у воротъ усиливается. Въ глубинѣ сцены собираются дѣти съ зажженными свѣчами въ рукахъ, очевидно чего-то ожидая)
КАРЛЪ (беззвучнымъ шопотомъ). Магистръ Алькуинъ!
АЛЬКУИНЪ. Что, король Карлъ?
КАРЛЪ (какъ прежде). Магистръ Алькуинъ!
АЛЬКУИНЪ. Что прикажешь?
КАРЛЪ. Что это, искры предъ глазами? Нѣтъ, свѣчи... свѣчи близятся ко мнѣ.
(Карлъ остановившимся взглядомъ смотритъ на свѣчи въ глубинѣ сцены. Теперь видно, что дѣти образуютъ начало шествія, которое медленно приближается къ аванъ-сценѣ)
НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Король и милостивый паладинъ -- шаги и взоры отврати отъ этого дѣянья сѣрой смерти!
(Шествіе направляется въ глубинѣ сцены справа налѣво и показываются носилки, которыя несутъ монахини. Герзуинда лежитъ на нихъ мертвая, лицо ея закрыто)
КАРЛЪ. Молчи! Тутъ мертвая? Ты знаешь, кто она?
СЕСТРА УПРАВИТЕЛЬНИЦА. Она скончалась, съ Богомъ примиренная -- я приняла ея послѣдній вздохъ.
КАРЛЪ. Ты приняла ея послѣдній вздохъ? Чей? Кто та, которая скончалась? Открой лицо? Умерла по чьей винѣ она? Чего бѣснуется толпа передъ воротами? Пусти меня. (Онъ твердо подходитъ къ носилкамъ и самъ поднимаетъ покрывало съ лица Гернуинды) Ты это? Герзуинда? Откуда ты? (Король выпрямляется, но его охватываетъ дрожь. Кажется, точно качается башня во время землетрясенія. Онъ опускается, потомъ снова сейчасъ же выпрямляется, ищетъ опоры. Его поддерживаютъ Рорико и Алькуинъ. Потомъ онъ снова слабѣетъ, затѣмъ поднимается, отстраняетъ отъ себя Рорико и Алькуина и глядитъ на мертвую) Я опоздалъ!... Какъ странно!.. Вы всѣ поражены, что я спокоенъ. А странно то, что скорбь мнѣ душу успокоила и вмѣстѣ съ тѣмъ мнѣ показала цѣлый міръ утратъ. Рука тепла... Не правда ль, соскользнулъ платочекъ розовый вотъ... вотъ отсюда и упалъ, какъ будто опустился къ ея ногамъ. Когда жъ вы стали искать -- его не стало. Такъ убѣгаетъ жизнь. Я часто это видѣлъ и потому... (Онъ устремляетъ страшный пронизывающій взглядъ на Эркамбальда) Я знаю: ты доволенъ, Эркамбальдъ. Да, вы довольны -- но не я. То, что здѣсь свершено -- убійство. Приблизься, Эркамбальдъ: убійство это. Тише! Она какъ будто сейчасъ заговоритъ. Грудь поднялась слегка. Ближе, подойдите ближе, говорю я! Убійство! Подойдите, чтобъ видѣть васъ она могла и обличить убійцъ. Рико! У всѣхъ дверей разставить стражу. Двери всѣ закрыть. Въ монастырѣ здѣсь убиваютъ.
НАСТОЯТЕЛЬНИЦА (бросаясь къ его ногамъ). Быть можетъ, государь, свершилось здѣсь убійство. Но если -- свидѣтель всевѣдущій Господь! -- преступленье свершено и бѣдное дитя руки -- не знаю чьей -- злодѣйской жертва, то подымаю для клятвы обѣ руки: настигни насъ проклятье вѣчное! Да будутъ души всѣхъ насъ лишены спасенья, если хоть зернышко вины здѣсь нашей: не потревожили ей волоска въ стѣнахъ монастыря.
КАРЛЪ. Не я виновенъ въ этомъ. То, что здѣсь видишь, Рико,-- убійство гнусное. Поставьте стражу ко всѣмъ дверямъ. Кровь за кровь! Убійство это. Вотъ эта мертвая укажетъ путь намъ. Веди насъ, Герзуинда, и за тобою мы пойдемъ -- хотя пришлось бы вступить въ семью моихъ родныхъ. Въ нее войдемъ, и на кого укажешь мертвымъ пальцемъ, того возьмемъ. Хотя бы это былъ мой сынъ, потребую я кровь за кровь!
ЭРКАМБАЛЬДЪ. Вотъ, государь, возьми мою -- пустите меня! -- возьми спокойно. Немного, правда, во мнѣ осталось крови, но капля каждая была твоей -- пролитая и непролитая -- съ тѣхъ поръ какъ я живу. Но прежде чѣмъ склоню я шею -- склоню охотно подъ топоромъ на плахѣ -- позволь еще одинъ разъ поднять ее высоко. Не просвѣтленъ теперь, какъ было прежде, ты разумомъ Господнимъ. Тебя окуталъ сонъ. Закрыты уши и глаза; ты ничего не видишь и не слышишь. Не слышишь, какъ толпа бушуетъ? Отчаянье и ужасъ въ ихъ крикахъ бѣшеныхъ звучитъ! Слышишь -- удары кулаками. Крикъ раздается: -- Волосы распутница обрѣзала ему! Всѣ думаютъ, что дьяволица кровь твою сосетъ въ монастырѣ -- въ то время какъ распадается тобою созданное царство. Вотъ что волнуетъ ихъ. Идетъ молва къ тому же, что высадился датчанинъ Годофридъ въ Фрисландіи на двухъ стахъ суднахъ, что онъ напалъ на наши поселенья, снесъ замки укрѣпленные, а гарнизонъ съ собой увезъ иль перерѣзалъ. Такой ударъ неслыханъ. Непонятенъ привыкшему къ побѣдамъ народу франковъ. Бѣснуются они и ножницами потрясаютъ -- не сомнѣваясь, что жрецы саксонскіе тебя заколдовали -- какъ обезсилили Самсона филистимляне -- пославъ къ нему Далилу; силу его похитила она, обрѣзавъ волосы ему (Во время всей рѣчи Эркамбальда, Карлъ не сводитъ взора съ Герзуинды. Все болѣе и болѣе привлекаемый ею, онъ приближается къ мертвой, забываетъ все вокругъ себя и только когда Эрканбальдъ кончаетъ, онъ приходитъ въ себя отъ наступающей тишины; тихимъ глубокикъ голосомъ:) Рико! Рико!
РОРИКО. Что, государь?
КАРЛЪ. Идите. А ты останься.-- И ты -- и ты. (Онъ указалъ на Настоятельннцу и на Алькуина. Эркамбальдъ и остальные, также и дѣти, поспѣшно уходятъ. Король медленно подходитъ къ носилкамъ) Мать, сатана былъ прежде ангеломъ Господнимъ, неправда ли? Хотѣлъ одъ стать какъ Богъ, но палъ онъ и Господь его отринулъ. О, страшное паденье въ бездну сіяющихъ небесныхъ сонмищъ -- дѣтей небесныхъ, которыхъ создали изъ чистаго сіянья, но не насытили!.. Ихъ крикъ -- крикъ о любви -- пронесся по небу: На помощь, сатана! Хотимъ мы быть какъ Богъ. Видите упрямство на чертахъ лица ея? Разбилась власть Господня объ ангела, Имъ созданнаго -- не только человѣческая и моя. Теперь она нѣма. Во снѣ я видѣлъ въ сіяньи тѣло ея нѣжное. То, что я строго отъ нея скрывалъ, я вамъ открою. Любилъ я Герзуинду! Господь пространство наполняетъ именемъ Своимъ: она молчитъ, безмолвна, и на звуки отклика тутъ нѣтъ. Скажите то, чего не знаю: почему міръ раскололся и трещина прошла чрезъ сердце мнѣ? Она теперь передъ судьей своимъ стоитъ. Что скажетъ онъ? что можетъ молчанью гордому противоставить? Спроситъ ли ее: гдѣ, гдѣ мое кольцо? А если будетъ молчать она въ отвѣтъ, то снова умертвитъ ее? Чтобъ десять разъ упрямо воскресала она для новаго горѣнья и мученій старыхъ. Мученье -- вотъ для чего она жила! Гордость и страданье. Такая жизнь и моя. Прощай! Быть можетъ, ты лишь искра пламени изъ ада -- такъ каково же море пламени, откуда ты явилась? Не мудрено, что духи праведные на пагубу себѣ туда стремятся -- обжигая грудь. Теперь я вашъ. Спитъ Герзуинда -- но пробудить ее нельзя, и потому есть время у меня для васъ и датчанъ и Годофрида.
КРИКИ ТОЛПЫ. Волосы ему обрѣзала она! Волосы распутница ему обрѣзала!
РОРИКО. Если прикажешь, государь, я съ конницей толпу отброшу.
(Эркамбальдъ поспѣшно вбѣгаетъ)
ЭРКАМБАЛЬДЪ. Ворвалась чернь въ домъ! Съ ней справиться нельзя. Если не выйдешь къ нимъ и не покажешь имъ себя -- быть можетъ, скоро ужъ поздно будетъ.
КАРЛЪ. Ну, хорошо, пока не слишкомъ поздно. Ремесленникъ, вернись къ работѣ! Не взыщите, что пренебрегъ своимъ я долгомъ -- его я знаю. Я знаю, что слуга я моихъ вассаловъ. Не осудите. Пожалѣйте -- никому не говорите -- теперь вдвойнѣ я буду потъ проливать. Надѣньте мнѣ желѣзное ярмо -- и вотъ увидите: безсиленъ будетъ быкъ передо мной. Вотъ такъ: возьмите, унесите ее. Я еще учиться долженъ тому, чему она меня учила. Не говорите, что учусь я у дѣтей еще. и слышите? Скажите имъ: не знаетъ король нашъ Карлъ, что значитъ ошибаться. Скажите, что твердъ онъ какъ алмазъ и никогда не плачетъ. Вы видите того, кто взоромъ провожаетъ мертвую. Толпа его не видитъ и не знаетъ. Не выдайте его -- пусть онъ исчезнетъ. Чего народъ не знаетъ -- того не будетъ недоставать ему. Останется ему старикъ, и тотъ... старикъ стремится скорѣй попасть на поле брани -- туда, гдѣ тучъ смятенье надъ головой, смятенье и воинство вокругъ него наполнитъ міръ. На боевого сѣсть коня не терпится ему -- и ночью спать подъ свистъ въ палаткѣ. Старый воинъ остался имъ -- остался король Карлъ. Онъ жаждетъ бури, какъ воды олень. Всю жизнь дышалось ему легко лишь въ битвахъ, подъ звонъ оружья. Войну провозглашаетъ онъ и сильныхъ бой мужей.
(Онъ вошелъ въ открытую галлерею и показываетъ кричащей толпѣ свой мечъ. На минуту наступаетъ мертвая тишина, потомъ толпа разражается кликами безконечнаго восторга).
КРИКИ ТОЛПЫ. Слава Карлу! Проклятье врагамъ его! Война! Онъ поднялъ мечъ. Слава ему! Онъ поднялъ мечъ!
Занавѣсъ.
Сборникъ товарищества "Знаніе" за 1908 годъ. Книга двадцатая. Переводъ Зин. Венгеровой.