(Опочивальня Карла Великаго въ аахенскомъ дворцѣ. Часъ передъ восходомъ солнца, въ октябрѣ. Карлъ сидитъ на кровати; слуги его одѣваютъ. Ему за шестьдесятъ лѣтъ, но онъ могучаго сложенія; держится прямо. Графъ Рорико, не старше тридцати лѣтъ, красивый человѣкъ съ благородной осанкой, стоитъ на нѣкоторомъ разстояніи, выжидая приказовъ короля)
КАРЛЪ. Новая сорочка! Какая бѣлизна! Какъ ткань прохладна и тонка! Въ ней новымъ человѣкомъ стану. Но очень холодна она... Нѣтъ, подождите! Пусть не сейчасъ послѣдняя -- холодная -- сорочка мнѣ бѣлымъ саваномъ покроетъ члены. Повремени, мой добрый другъ. Пусть повиситъ еще въ шкафу сорочка, милый другъ. Оставь мнѣ мое сердце съ копытомъ дьявола. Я не хочу твоей льдяной сорочки... пугала застывшаго, что встрѣтитъ червя могильнаго съ поклономъ деревяннымъ... Повремени -- твой новый человѣкъ пусть подождетъ... Повязи ножныя: одежда франковъ. Я франкъ -- кто станетъ спорить? Я свободенъ -- кто усумнится? Но все жъ я плѣнникъ долга -- иначе быть не можетъ. Я властенъ -- но власть мою безсиленъ доказать. Стяните мнѣ хромую ногу! Гдѣ цирульникъ? Скорѣй! Ну, а теперь, графъ Рорико,-- не медля за дѣла.
РОРИКО (со смѣхомъ). Не началась еще работа, государь, и слуги королевскіе въ волненьи. Твой канццеръ Эркамбальдъ сегодня поздно всталъ. Онъ рветъ и мечетъ.
КАРЛЪ. Ему минутой дорожить бы, старому ослу, а онъ спитъ долго. Онъ жить не хочетъ, что ли? Такъ пусть ложится въ гробъ. Камзолъ подайте мѣховой!
(На него надѣваютъ камзолъ изъ порокъ)
РОРИКО. Онъ вѣрно выпилъ лишнее вчера.
КАРЛЪ. Всегда такъ въ жизни: онъ прославлялъ вино и жизнь, прославлялъ любовь -- чтобъ все проспать. Нѣтъ, нужно бодрствовать -- зачѣмъ, я самъ не знаю. Не стойте, выпучивъ глаза. Ходите, двигайтесь! Пусть хоть кажется, что не напрасно вы живете. И мнѣ внушите -- хоть обманно -- что у меня есть нужныя дѣла.
РОРИКО (желая его чѣмъ нибудь занять). Саксонецъ Беннитъ, государь, ужъ давно съ прошеньемъ пристаетъ къ хранителю дверей. Онъ и сегодня тутъ -- никакъ его нельзя отвадить.
КАРЛЪ. Позвать сюда упрямца!
(Графъ Рорико приказываетъ одному изъ слугъ, шестнадцатилѣтнему мальчику, позвать Беннита. Мальчикъ послушно удаляется).
КАРЛЪ (продолжая про себя). Опять саксонцы! Все то же неизмѣнно. Что жъ дѣлать! Вѣдь тридцать лѣтъ и больше я тотъ же завтракъ каждый день съѣдаю -- все тотъ же отъ яйца до яблока. Такъ почему саксонцамъ не являться каждый день? Корову каждый день скребницей чистить нужно -- но скучный это трудъ. Клонитъ меня ко сну, какъ за такой работой батрака, иль скотницу, доящую корову. Нарушить слово -- вотъ что сверкнуло бы какъ молнія на лѣтнемъ небѣ. Нарушить слово!
(Онъ просовываетъ руку подъ подушку и вынимаетъ восковыя дощечки для писанія)
Вотъ мои дощечки. Вписать бы это слово въ воскъ, сіяньемъ окруживъ.
(Онъ пишетъ на восковой дощечкѣ, забывая всѣ вокругъ себя, видимо съ большимъ трудомъ. Входитъ канцлеръ Эркамбальдъ и подходитъ къ графу Рорико. Канцлеру около восьмидесяти лѣтъ; онъ съ длинными кудрями, какъ король; значительное, фанатическое лицо съ явными слѣдами старческой слабости)
ЭРКАМБАЛЬДЪ (шопотомъ графу Рорико). Какъ онъ сегодня чувствуетъ себя?
РОРИКО. "Хорошо" сказать -- было бъ неправдой. Но "плохо" -- тоже нѣтъ. Какой-то странный, тревожный духъ въ него вселился.
КАРЛЪ (громко, говоря самъ съ собой). Эй, гдѣ ты голова? Квадривіумъ: свободныхъ семь искусствъ... Тривіумъ: грамматика и діалектика... безъ музыки! Квадривіумъ и тривіумъ: запомни. (Эркамбальду, точно онъужъ давно здѣсь). Послушай, вотъ загадка: съ кѣмъ въ жизни самый трудный бой велъ король Карлъ? Съ кѣмъ? скажи...
ЭРКАМБАЛЬДЪ. Конечно...
Карлъ. Съ кѣмъ?
ЭРКАМБАЛЬДЪ. Съ саксонцами.
КАРЛЪ. Не вѣрно. Съ самимъ собою -- вотъ съ кѣмъ! (Продолжая затверживать) Квадривіумъ: музыка. (Поднимается, слегка охая) Послушай, Рорико, не доживай до старости!
РОРИКО. Благословенна и желанна, государь, такая старость, какъ твоя.
КАРЛЪ. Тривіумъ -- квадривіумъ. О, мудрость Соломона! Мнѣ дано понять ее -- не вамъ. За трапезой сегодня пусть капелянъ мнѣ притчи Соломона почитаетъ -- о томъ, что суета все, суета суетъ; о томъ, что будетъ то, что было, что впредь все будетъ дѣлаться, что дѣлалось; что будутъ, какъ прежде, сѣять хлѣбъ, сажать растенья и жатвы собирать; что будутъ воздвигать дворцы и разрушать; что будутъ земли населять и вновь въ пустыни обращать; что будутъ ранить и раны исцѣлять; найдя сокровища, ихъ снова утеряютъ и вновь искать начнутъ, потомъ найдутъ -- и снова то, что будетъ найдено, утратятъ. И впредь, какъ прежде, будутъ душить, карать -- и награждать и цѣловать!.. Цѣловать! ты слышишь, Рорико? Музыка -- квадривіумъ: небесный звукъ среди земного гула -- не такъ ли? Ну, довольно. Принеси мою печать съ изображеніемъ Сераписа. (Смѣясь) Міръ точно воскъ въ моихъ рукахъ: лѣпить я изъ него могу, что пожелаю.
(Двое слугъ вводятъ Беннита, саксонца геройскаго вида; у него угрюмое, выжидательное выраженіе лица. Карлъ, который ходитъ по комнатѣ, сначала немного прихрамывая, круто остававливается передъ нимъ и окликаетъ его властнымъ голосомъ)
КАРЛЪ. Чего ты просишь?
БЕННИТЪ. Того, на что имѣю право.
КАРЛЪ. Ты вышелъ изъ народа, который съ самаго начала міра въ оковахъ дьявольскихъ лежитъ. Такъ говоритъ аббатъ изъ Фульды, Штурмъ.
БЕННИТЪ. Когда аббаты говорятъ, то сильный мужъ молчитъ въ отвѣтъ.
КАРЛЪ. Ты говоришь о правдѣ? Я для васъ суровый властелинъ,-- и только. А право -- право вы утратили, по собственной винѣ.
БЕННИТЪ. Проведите къ королю меня!
КАРЛЪ (смотритъ на него съ изумленіемъ, потомъ иронически улыбается). Давай прошеніе! Удовольствуйся пока хоть мною.
ПЕРВЫЙ КАПЕЛЯНЪ (выступая впередъ). Этотъ человѣкъ -- саксонецъ Беннитъ, сынъ Гидди; родичъ его Ассигъ, сынъ Амалунга, недавно здѣсь, въ Аквисграпумѣ, умеръ, безъ исповѣди и причастья. Онъ нарушилъ клятву, нарушилъ миръ совмѣстно съ Беннитомъ и всѣхъ земель за то лишился, которыми владѣлъ отъ Верры и до Фульды: лѣсъ Бохонія, доставшійся въ наслѣдство ему и Бенниту, обратно отошелъ въ казну.
КАРЛЪ. У нихъ забрали наслѣдственныя земли?
ПЕРВЫЙ КАПЕЛЯНЪ. Да, и по праву.
БЕННИТЪ. Лжетъ попъ! Вѣрны мы были королю. Мы отступились лишь отъ кропилъ-поповъ.
КАРЛЪ (успокаивая окружающихъ движеніемъ руки). Не мѣшайте. Пусть говорить!
БЕННИТЪ. Кто бъ ни былъ ты, спаси меня отъ клятвопреступленья! Помоги исполнить мой обѣтъ. Дай мнѣ предстать предъ королемъ. Къ нему мнѣ укажи дорогу.
(Нѣсколько служителей смѣются)
КАРЛЪ (опять дѣлаетъ жестъ изумленія; съ возрастающимъ нетерпѣніемъ). Тебѣ нѣтъ далѣе пути. У цѣли ты.
БЕННИТЪ. О, Ассигъ, братъ любимый, теперь я понялъ всю правду словъ твоихъ!.. Ты говорилъ, что легче чрезъ девять миль густого дѣвственнаго лѣса безъ топора и безъ меча пробраться, чѣмъ предстать предъ очи короля, отбившись отъ поповъ и королевскихъ слугъ при аахенскомъ дворѣ.
КАРЛЪ. Вотъ какъ! Вы слышите? Король, какъ видно, старъ становится. Говори свободно, сынъ мой. Вотъ за клятву клятва: когда тебя я слушаю, то слушаетъ король; а не услышу я -- и онъ не будетъ знать, о чемъ ты просишь.
БЕННИТЪ. Тремъ писцамъ, о господинъ, была бъ работа, когда бъ записывать такія обѣщанія: столько разъ я слышалъ ихъ!
КАРЛЪ (съ возрастающимъ гнѣвомъ, говорить властно и грозно). Клятва за клятву! Клятва за клятву, говорю тебѣ! Используй-же свой часъ.
ЭРКАМБАЛЬДЪ (вполголоса Бенниту). Да что съ тобой? Который изъ сотни вашихъ идоловъ затмилъ тебѣ глаза, что короля не хочешь ты признать?
БЕННИТЪ (узнавъ короля, глядитъ на него блѣдный и растерянный).
ПЕРВЫЙ КАПЕЛЯНЪ (тономъ доклада). Итакъ, онъ проситъ, чтобы...
КАРЛЪ (капеляну). Молчи! (Бенниту) Скажи мнѣ самъ въ чемъ дѣло?
БЕННИТЪ (оправившись, твердо). Герзуинда, дочь брата, Ассига, который умеръ здѣсь -- въ Аахенѣ, всего лишившись, въ бѣдности -- была взята заложницей, какъ взяли у Ассига и у меня наслѣдіе отцовъ -- по произволу, государь,-- а не по праву. О дочери своей отецъ печалился -- ты самъ отецъ, и это понимаешь -- гораздо больше, чѣмъ о наслѣдьи отнятомъ и чѣмъ о тяжкомъ нарушевьи права -- гораздо больше! Дочь его въ рукахъ мучителей.
КАРЛЪ (внимательно). Герзуинда? Кто это Герзуинда? Я какъ будто слышалъ это имя. Продолжай. Разсказывай все по порядку. Не падай духомъ! Ты говоришь -- вѣрно тебя ль я понялъ? -- что Ассигъ домогался здѣсь, въ Аахенѣ, возстановленія правъ, а также, чтобы дочь ему вернули. Ни правъ, ни дочери возврата онъ не добился. Но право правомъ остается -- все равно, терзаютъ ли его иль нѣтъ. Такъ будемъ говорить о дочери, томящейся въ мученьяхъ -- а то вѣдь помощь можетъ опоздать. Гдѣ она живетъ и кто мученьямъ подвергаетъ дочь Ассигии?
ЭРКАМБАЛЬДЪ (вмѣшиваясь). Два слова, господинъ, предъ тѣмъ, какъ будешь продолжать разспросы: Герзуинда, дочь Ассиги, живетъ въ монастырѣ на Планѣ. И если была бы правда, а не ложь, что мучаютъ ее -- то значитъ, мучители ея -- помилуй Господи! -- благочестивыя монахини. Кто знаетъ сестеръ почтенныхъ, пойметъ, какъ безразсуденъ, какъ безсмысленъ такой навѣтъ. Нѣтъ! Герзуинда -- ее я знаю самъ -- какъ бы сказать?.. дурного нрава, какъ я слышалъ отъ монахинь. Она... Ну то, что называютъ... Ну да, испорченный червивый плодъ... гнилой, червивый.
БЕННИТЪ. Старикъ этотъ сѣдобородый, государь, надъ родомъ моимъ и брата Ассига глумится. Онъ можетъ безнаказанно злословить: онъ твой канцлеръ -- а мы саксонцы!
(Карлъ стоитъ не двигаясь; всѣ остальные въ ужасѣ отъ дерзости Беннита и выражаютъ это знаками)
ЭРКАМБАЛЬДЪ. Не я глумлюсь. Глумятся тутъ, но не изъ устъ моихъ идетъ глумленье. Я жъ не только не злословлю, а многое еще прикрасилъ... Довольно намъ ты уши Герзуиндой прожужжалъ и такъ; а къ королю пробравшись, ты вновь теперь скрежещешь то же имя. Намъ некогда возиться съ Герзуиндой! У насъ достаточно другихъ заботъ! Она въ рукахъ надежныхъ, и воспитанье должное дается ей. Оставь же насъ въ покоѣ!
БЕННИТЪ. Вы это воспитаніемъ зовете!
ЭРКАМБАЛЬДЪ, Да, въ благонравіи ее воспитываютъ -- какъ христіанскій велитъ законъ.
БЕННИТЪ. Я не изъ робости стараюсь сдержать свой гнѣвъ. Но знай: во мнѣ вся кровь вскипѣла. Довольно! О рубцахъ на тѣлѣ говорю я, а не о воспитаньи. О мучительствѣ, а не о благонравьи! Ты видишь, государь, я сдерживаю ярость; ты видишь, бѣшенству я волю не даю. Я кротокъ -- есть на то причина. Я молчу, хоть прибѣжала ко мнѣ племянница съ кровоподтеками на обнаженномъ тѣлѣ. По христіанскому закону истерзали, замучили несчастнаго ребенка!
ЭРКАМБАЛЬДЪ. Долгъ христіанъ -- покорствовать.
БЕННИТЪ. Кому дитя покорствовать должно?
ЭРКАМБАЛЬДЪ. Богу.
БЕННИТЪ. Богу! Не можетъ Богъ, вашъ Богъ хотѣть... Не такой онъ Богъ, чтобъ заставлять ребенка съ собачьей благодарностью въ глаза глядѣть, когда при немъ глумятся надъ отцомъ и матерью! Нѣтъ, этого не можетъ требовать ни франкскій Богъ, ни Богъ саксонцевъ!
КАРЛЪ (очень спокойно). Боюсь, что сестры монастыря на Планѣ -- при всемъ почтеніи къ нимъ; напрасно ты головой качаешь, Эркамбальдъ -- боюсь, я повторяю, что онѣ, конечно, желая лишь добра, все жъ иногда невѣрный избираютъ путь. Особенно...
ЭРКАМБАЛЬДЪ (невольно прерывая). Но, государь.
КАРЛЪ (продолжая внушительнымъ тономъ). Особенно, я говорю, съ заложницами поступаютъ онѣ не такъ какъ должно. Онѣ неосторожно касаются того, чего не слѣдуетъ, хотя не разъ и я, и люди мудрые со мною вмѣстѣ удерживали ихъ. Глубоко ранена душа у тѣхъ, кого насильно оторвали отъ близкихъ и родныхъ, отъ алтарей ихъ, скажемъ -- идоловъ, хотя бъ и для того, чтобъ пріобщить ихъ къ лучшей жизни въ Богѣ. Такія раны не скоро заживаютъ -- а монахини жестокосердно бередятъ ихъ. Увѣщанья должны быть мягкими! Терпѣливымъ и нѣжнымъ воспитанье... Безполезны насилье и приказы. Нужно звать, манить сердца на путь спасенья, и потому...
ЭРКАМБАЛЬДЪ (не будучи въ силахъ сдержаться). Какъ собака, что возвращается къ блевотинѣ своей, такъ и отродье языческое ползетъ назадъ къ своимъ бѣсовскимъ идоламъ; палкой, кулакомъ и розгой путь преграждать имъ должно. И потому...
КАРЛЪ (продолжая говорить съ спокойнымъ упорствомъ). И потому призвать сюда мнѣ настоятельницу и ту, изъ-за которой онъ съ жалобой пришелъ -- заложницу!
(Въ эту минуту являются, какъ бы по зову Карла, старая почтенная настоятельница монастыря; она ведетъ за руку Герзуинду; ее сопровождаютъ еще нѣсколько монахинь. Герзуиндѣ около шестнадцати лѣтъ. Ея распущенные свѣтлые волосы доходятъ почти до земли)
НАСТОЯТЕЛЬНИЦА (нѣсколько запыхавшись отъ быстрой ходьбы; она спѣшила къ королю, чтобы предупредить жалобы Беннита). Государь, мы здѣсь!
КАРЛЪ (пораженный видомъ Герзуинды). Какъ?..
НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Сестра Варвара прибѣжала, едва дыша, ее позвали въ Палатинатъ... Она ночь провела у камерарія... то есть, сказать хотѣла я, у дочери его, которая -- Господь ей помоги! -- лежитъ въ горячкѣ. Такъ вотъ, Варвара прибѣжала, чтобы сказать, что Беннитъ, упорно насъ притѣсняющій ужъ много мѣсяцевъ -- насъ бѣдныхъ, беззащитныхъ женщинъ!-- теперь пробрался къ трону твоему. Я тотчасъ же позвала Герзуинду. Она еще спала; да и теперь глаза у ней слипаются. "Бодрствуйте!" сказалъ Спаситель,-- "ибо нѣсть кознямъ сатаны числа". Вотъ мы пришли къ тебѣ, о, государь! Пришли, чтобъ защититься отъ навѣтовъ.
(Герзуинда, замѣтивъ Беннита, спѣшитъ къ нему, бросается въ его объятья и цѣлуетъ его, видимо радуясь свиданію)
БЕННИТЪ (королю). Взгляни туда!
КАРЛЪ (долго глядя съ изумленіемъ на Герзуинду). Какъ, ты... Такъ это Герзуинда?
БЕННИТЪ. Да, государь.
КАРЛЪ (тѣмъ же тономъ). Вѣрно. Герзуиндой ты звалась. (Обращаясь къ настоятельницѣ) Что всѣ это значитъ? Герзуинда!
ГЕРЗУИНДА. Что, государь?
КАРЛЪ. Меня вѣдь знаешь ты. (Герзуинда утвердительно качаетъ головой и Карлъ продолжаетъ) Я разскажу тебѣ, что было, Рорико. Недавно, я разрѣшилъ себѣ короткій отдыхъ, уставъ грамматику твердить. И для того, чтобы провѣрить усвоенныя званья, я въ монастырской школѣ вздумалъ на время стать учителемъ. Пришелъ всезнающимъ я въ школу къ ученицамъ. И вдругъ... Печально изъ огня да въ полымя попасть! Моя гордыня была посрамлена, Герзуинда знала многимъ больше, чѣмъ тогда я зналъ, чѣмъ знаю теперь и буду знать во вѣки. Не ослѣпи меня сіянье ярче, чѣмъ блескъ серповъ въ день жатвы, чѣмъ блескъ мечей въ сраженьи, мной легко бы гнѣвъ и зависть овладѣли. Ну а теперь скажите: что произошло?
НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Она бѣжала! Свершила неслыханную дерзость, государь, и убѣжала -- въ награду за любовь, за терпѣливыя заботы наши, за мольбы о ней, что горячо мы возносили къ небу ежечасно. За это все въ отплату она бѣжала. Ты видишь, государь, стою я предъ тобой, ломая руки. Горе, которое она намъ причинила, разбило сердце мнѣ. Чѣмъ я это заслужила? Не слушала она, когда Спаситель звалъ ее -- а первому призыву дьявола сейчасъ взяла.
КАРЛЪ. Успокойтесь! Разскажите, какъ и почему она бѣжала?
(Настоятельница не можетъ удержать рыданій которыя мѣшаютъ ей говорить; тогда первая сестра, монастырская ключница, выступаетъ и говоритъ за нее)
СЕСТРА КЛЮЧНИЦА. Позвольте мнѣ вамъ разсказать. Она спустилась ночью по стѣнѣ, заросшей виноградомъ, на грядку мальвъ въ саду -- ужъ лучше умолчу, въ какой одеждѣ; дворъ пробѣжала, перелѣзла черезъ заборъ, по стволу дерева внизъ соскользнула. Ее увидѣлъ и окликнулъ сторожъ. Но она, оскаливъ зубы, какъ онъ говоритъ, такъ крикнула, какъ мышь летучая изъ преисподней. Отъ страха онъ ее не задержалъ. Прости его Господь!
ЭРКАМБАЛЬДЪ. Передайте безъ лишнихъ словъ то, что я вамъ сказалъ. Тутъ случай именно такой... Вѣдь сказано: обвѣстесь зеркалами, и василискъ умретъ, свое увидѣвъ отраженье. Вѣрьте тому, что я сейчасъ скажу: жила на свѣтѣ женщина одна и зачала въ пятнадцать лѣтъ отъ Асмодея -- а зачавъ ребенка, обрекла его отцу. Та женщина -- мать Герзуинды. Взгляните на нее. Иль лучше, не глядите. Въ ея глазахъ есть что-то, отъ чего тускнѣетъ зеркало. Подумайте, за что нашъ государь, великій Карлъ, ее хвалилъ: за мудрость, за то, что не по-дѣтски умна она. Испугала она его, властителя народовъ! Теперь вы образумились, мать настоятельница, но прежде были во власти ея бѣсовскихъ чаръ. Отъ васъ я знаю многое про дикій нравъ ея, въ которомъ видна власть дьявола. Вѣдь мы ужъ тридцать лѣтъ съ саксонцами воюемъ -- такъ неужель предположить возможно, что праздны ихъ злые боги, что денно и нощно не думаютъ они о томъ, какъ сокрушить Господне царство и Его святую церковь?
БЕННИТЪ. Смотрите -- похожа развѣ она на дьяволицу? О, государь, верни свободу ей! Коль соловья илъ зяблика лишить свободы, конечно крыльями начнутъ они неистово о прутья клѣтки биться -- чему тутъ удивляться? Такъ и она душой къ своимъ, ко мнѣ и къ братьямъ рвется -- ко всей роднѣ далекой. Дудочки ей хочется по-прежнему срѣзать съ бузиннаго куста, вдвоемъ съ гусятникомъ, иль мчаться, волосы по вѣтру распустивъ, на быстрой лошади чрезъ рытвины и камни, вдыхая вольный воздухъ. Вотъ, что ей любо! Приручайте, монахини, звѣрей, въ плѣну рожденныхъ. Они привыкли къ рабству. А кто рожденъ свободнымъ -- тотъ не покорится!
КAРЛЪ (поглядѣвъ твердо и пристально на Беннита и на Герзуинду, говоритъ Бенниту съ полнымъ спокойствіемъ). Откажись отъ Герзуинды!
БЕННИТЪ (пораженный). Что ты сказалъ?
КАРЛЪ (спокойно, но съ властной твердостью, не допускающей возраженія). Герзуинда останется на вашемъ попеченіи, монахини почтенныя. Но вы должны мнѣ поручиться, что строже, чѣмъ до сихъ поръ, за нею будете слѣдить. Беннитъ оставитъ городъ. Ты, жалобщикъ, иль будешь за чертою Аахена до завтрашней зари, иль голову тебѣ отрубитъ мечъ палача. Что жъ касается владѣній, о которыхъ ты споришь тутъ съ моими судьями, то обѣщаю строгій и правый судъ тебѣ. Иди домой и мирно жди рѣшенья!
БЕННИТЪ. Прощай, племянница! Иди! Иди по доброй водѣ. Еще видны на нѣжной кожѣ слѣды жестокихъ кулаковъ, недавно силой вырвавшихъ тебя изъ рукъ моихъ. Ступай!.. Безсиленъ я и всякую надежду потерялъ. Оставь меня! Сама неси, какъ можешь, свою судьбу. Помочь тебѣ не въ силахъ я!
(Онъ отталкиваетъ Герзуинду, которая съ тихимъ плачемъ прижалась къ нему, и быстро выбѣгаетъ. Монахини окружаютъ Герзуинду. По знаку Карла, Рориво быстро выводитъ женщинъ; вмѣстѣ съ ними уходитъ капелянъ и остальные слуги)
ЭРКАМБАЛЬДЪ (взявъ восковую дощечку, висящую у пояса). Теперь, когда поконченъ ничтожный споръ рѣшеньемъ твердымъ мудрости испытанной твоей, о многомъ иномъ мнѣ долгъ велитъ тебѣ напомнить. Много не свершеннаго еще рѣшенья ждетъ и дѣлъ. Во-первыхъ, ты хотѣлъ на римлянъ ополчиться, чтобъ прекратить позорный торгъ, чтобъ больше христіанъ не продавали въ рабство сарацинамъ. Хотѣлъ ты также въ Брюлѣ побывать. И вотъ еще: изъ королевскихъ фермъ привезенъ сборъ яблокъ. Ты хотѣлъ самъ посмотрѣть и съ фермерами потолковать. Изъ Штейгервальда...
КАРЛЪ. Довольно! Удержи все это въ памяти. Потомъ напомнишь мнѣ.
ЭРКАМБАЛЬДЪ. Пипинъ, твой сынъ...
КАРЛЪ. Потомъ! Оставь меня теперь. (Эркамбальдъ, изумленный, тихо отступаетъ, едва замѣтно покачавъ головой и удаляется; Карлъ, погруженный въ раздумье, стоятъ нѣсколько времени неподвижно у окна, затѣмъ говоритъ, повысивъ голосъ) Рорико!
РОРИКО (подходя къ нему). Что, государь?
КАРЛЪ. Что я хотѣлъ сказать?.. Ахъ да, призвать хотѣлъ я дочерей... Иль нѣтъ, хочу вдвоемъ съ тобой охотиться; потомъ пойдемъ въ источникѣ горячемъ искупаться. День сегодня, какъ видно, будетъ пасмурный.
РОРИКО. Нѣтъ, государь. День солнечный и ясный.
КАРЛЪ (задумчиво). Свѣтла какъ мѣсяцъ, и лицо святой! Ты раньше не видалъ ее?
РОРИКО. Я, государь?.. Нѣтъ...
КАРЛЪ. Гдѣ видѣлъ ты ее?
РОРИКО. Я?.. Право, мнѣ трудно въ точности сказать... И наконецъ, я ошибаюсь; можетъ быть, я никогда ее не видѣлъ.
КАРЛЪ. Послушай, Рорико: когда мой взоръ, уже уставшій -- я слишкомъ много глядѣлъ вотъ этими двумя глазами, что съ юности и до сихъ поръ безъ отдыха служили мнѣ, и ночью, когда другіе спали, а я свѣтъ снова зажигалъ... Что я хотѣлъ сказать? Ахъ да: когда мой взоръ встрѣчаетъ такую, какъ у этой дѣвочки, головку, ему отрадно: онъ таетъ, молодѣетъ, блуждая по свѣтлой нивѣ, и сердце старое въ груди мнѣ молодитъ. Ты понимаешь это?
РОРИКО. Почти что понимаю, государь.
КАРЛЪ. Почти? Ну хорошо, съ меня довольно,-- пускай почти!.. Нѣтъ, Рорико, пойми меня вполнѣ. Вѣдь для того тебя приблизилъ я къ себѣ. Золото волосъ на головѣ ребенка... Сѣть невинности изъ нитей золотыхъ, тончайшихъ... Не чудо ль это?
РОРИКО. Она прекрасна,-- я не отрицаю. Но...
КАРЛЪ. Тотъ колпака дурацкаго достоинъ, кто равнодушенъ, какъ вотъ канцлеръ Эркамбальдъ, при видѣ красоты и юности и, ротъ раскрывъ, слюною брызжетъ, ругаясь и ворча! Вѣдь это, я думаю, хотѣлъ сказать ты? Отъ подобной разслабленности старческой храни меня Господь! Что новаго?
РОРИКО. Приходили ко мнѣ старѣйшины евреевъ: они хотятъ построить синагогу, и Эркамбальдъ все медлитъ дать отвѣтъ о мѣстѣ для постройки.
КАРЛЪ. Какъ поживаетъ твоя красотка?
РОРИКО (испуганно). Кто? Господи помилуй! Ни о какой красоткѣ я не знаю.
КАРЛЪ. Ни о какой? Ты ничего не знаешь объ Эсѳири, вѣтрогонъ?
РОРИКО. Ахъ, вы о ней...
КАРЛЪ. Конечно,
РОРИКО. Когда она узнаетъ, что милостиво вспомнилъ о ней великій государь -- она отъ радости вся загорится.
КАРЛЪ. И тебѣ пожаръ тушить придется. Ахъ, Рорико! Когда бъ я могъ стать снова молодымъ, я бы за это отдалъ -- мои сѣдины. Послушай! Я замыслилъ... попробуй угадать! Не о Гримуальдѣ и не о Видукиндѣ я думаю теперь, который, говорятъ, отраву сыплетъ въ мои колодцы. Нѣтъ! Рѣшилъ я...
РОРИКЕ. Устроить школу для дѣтей еврейскихъ?
КАРЛЪ. Не угадалъ. Вотъ въ чемъ мое рѣшенье... Не думай, что мнѣ непремѣнно нуженъ молчаливый канцлеръ -- я и съ болтливымъ справлюсь. Но сегодня его мнѣ видѣть не охота. Тебѣ я порученье тайное даю -- и вотъ какое: рѣшенье принялъ я вмѣшаться въ жизнь Герзуинды. Мнѣ жаль ее; она широкими глазами, съ такимъ отчаяньемъ и такъ безпомощно на горькую глядитъ судьбу свою. Пусть это прихоть -- все равно: хочу я дать свободу ей. Хочу открыть ей клѣтку. Но я боюсь, чтобъ коршунъ не налетѣлъ, когда голубка выпорхнетъ изъ клѣтки -- и потому рѣшилъ не открывать пока. Хочу поговорить я съ глазу на глазъ съ нею. Теперь ты понялъ?
РОРИКО (изумленно). Да, государь.
КАРЛЪ. Такъ поспѣши, пока я не раздумалъ.
РОРИКО. Прости -- въ чемъ порученье?
КАРЛЪ. Вотъ въ чемъ: или и приведи сюда мнѣ Герзуинду -- одну. Будь только ты при ней -- никто другой пусть не приходитъ. Сдѣлай это безъ шума. какъ ты умѣешь... Затѣмъ, ѣдою подкрѣпившись и душу освѣживъ, пойду я на охоту.
(Слуги приносятъ на серебряномъ столикѣ завтракъ Карлу; другіе вносятъ воду для омовенія рукъ въ серебряномъ кувшинѣ и серебряный тазъ. Капелянъ, не прежній, а другой, вноситъ фоліантъ, который ставитъ на пюпитръ и открываетъ. Рорико уходитъ съ поклономъ. Ученикъ придворной школы, мальчикъ лѣтъ шестнадцати, становится возлѣ Карла, державъ рукахъ дощечки для писанія. Карлъ садится на кресло; ему пододвигаютъ столикъ, льютъ воду на руки и капелянъ откашливается, намѣреваясь начать чтеніе)
КАРЛЪ (дѣлая знакъ рукою капеляну). Нѣтъ, сегодня читать не будемъ Августина.
(Капелянъ удаляется, поклонившись. Король Карлъ садится за ѣду)
КАРЛЪ (во время ѣды). Ну что, скажи мнѣ, мальчикъ: не трещалъ сегодня потолокъ, какъ прошлой ночью, по твоимъ словамъ? Что это значитъ? Ужели стѣны рушатся въ дворцѣ, не дожидаясь, чтобы сокрушилъ ихъ датчанинъ Готфридъ? Что шепчутъ прорицатели? Что сочтены дни короля? Конечно, сочтены -- какъ ваши, какъ сочтенъ и волосъ каждый на глупой головѣ твоей. Запиши: король нашъ Карлъ, въ теченьи долгой жизни своей, разъ десять становился старымъ и снова молодымъ. А умретъ онъ, когда на то Господня воля будетъ -- а не тогда, когда въ дворцѣ трескъ потолка услышатъ.
(Рорико вводитъ снова Герзуинду, разговаривая съ ней. Въ противоположность своему первому появленію, она теперь по-дѣтски оживленна и весела. Услышавъ голосъ Карла, она внимательно прислушивается)
КАРЛЪ (слегка смущенный). Вотъ это хорошо! Хвалю! Я вижу, ты пришла открыть мнѣ одному -- и даже Рорико, я думаю, тутъ лишній -- твои желанья и тревоги, чтобъ мы вдвоемъ рѣшили, какъ къ лучшему все измѣнить. (По его знаку всѣ, кромѣ Герзуинды, удаляются. Оставшись съ нею наединѣ, онъ продолжаетъ) Говори безъ всякаго стѣсненья, Герзуинда.
ГЕРЗУИНДА (съ серьезнымъ, нѣсколько выжидательнымъ, лукавымъ выраженіемъ лица). Хочу свободной быть!
КАРЛЪ. Ну да, ты хочешь... Тянетъ тебя на родину, въ лѣса, гдѣ на стволахъ старинныхъ буковъ висятъ еще изображенья языческой богини Фреи, а не Маріи, матери Господней. Вернуться къ дядѣ дикарю ты хочешь...
ГЕРЗУИНДА. О, нѣтъ! Хочу я быть свободной и отъ дяди.
КАРЛЪ. Что? Вѣдь ты рыдала тутъ въ его объятьяхъ.
ГЕРЗУИНДА (пожимая плечами). Я плакала, чтобъ онъ не огорчался. Къ тому же...
КАРЛЪ. Что: къ тому же? Продолжай...
ГЕРЗУИНДА. Къ тому же, когда плачутъ старики, готова я рыдать... чтобъ не расхохотаться.
КАРЛЪ (отталкивая отъ себя столикъ). Что ты сказала?
ГЕРЗУИНДА. Только правду. Больше ничего.
КАРЛЪ (опять спокойнымъ тономъ). Дитя... Но если вникнуть въ то, что ты сказала -- и какъ сказала... Отвернувъ лицо, чтобы не видѣть, кто предо мной стоитъ, я слышу голосъ -- совсѣмъ не дѣтскій. Повтори, чтобъ понялъ я, чего ты хочешь.
ГЕРЗУИНДА (взглянувъ на него значительно). Я и молчать могу.
КАРЛЪ (сначала изумленно, потомъ быстро) Нѣтъ, говори. Открой мнѣ душу, не робѣя.
ГЕРЗУИНДА (очень непринужденно). Я робости не знаю. Что сталось бы со мной, будь я пуглива? Что унесла бы изъ краткой жизни, во всемъ враждебной мнѣ, которой завтра, можетъ быть, конецъ наступитъ, когда бъ я знала страхъ?
КАРЛЪ. Ты знаешь, кто съ тобою говоритъ?
ГЕРЗУИНДА. Конечно. Ты старикъ, я знаю -- и жизнь твоя ужъ позади. А я -- что въ прошломъ у меня? Почти что ничего. Что впереди? Быть можетъ, тоже пустота. Ты сытъ и потому меня понять не можешь.
КАРЛЪ. Откуда знаешь ты, что старикамъ невѣдомъ голодъ?
ГЕРЗУИНДА. О да, ты голоденъ, я вижу ясно. Вижу по твоимъ глазамъ. Больно отъ взглядовъ старика. Въ нихъ свѣтится мольба, какъ у собаки, которую прибили. Взглядъ старика -- взглядъ утопающаго.
КАРЛЪ (съ напускной веселостью). Довольно! Лучшаго пловца чѣмъ Карлъ нѣтъ на свѣтѣ. И не родился тотъ, кто волны болѣе широкимъ взмахомъ разсѣкаетъ, чѣмъ Карлъ. И шеи тоже ни предъ кѣмъ еще король не гнулъ. Больно -- я знаю -- отъ взгляда короля, когда онъ гнѣвно смотритъ; но только потому, что взглядъ его сверкаетъ, какъ молнія на потемнѣвшемъ небѣ. Послушай. Скажи мнѣ ясно и коротко: что сдѣлать для тебя?
ГЕРЗУИНДА. Позволь мнѣ жить, какъ я хочу.
КАРЛЪ. А какъ ты хочешь жить?
ГЕРЗУИНДА. Идти моимъ путемъ, чтобы никто не спрашивалъ меня, куда иду, чтобъ никому я не была обязана сказать, откуда я пришла.
КАРЛЪ. Странное желанье для лѣтъ твоихъ, дитя. Ты сама не понимаешь, вижу я, чего ты просишь. Ты не знаешь, какъ много бѣдъ таится вокругъ тебя. Не знаешь, что стоитъ бабочкѣ, такой какъ ты, разъ или два надъ лужей пролетѣть -- особенно здѣсь, въ Аахенѣ,-- и горихвостка, или синица сейчасъ ее поймаетъ и проглотитъ. Я не хочу твоей погибели. Я добра тебѣ желаю, Герзуинда. Проси того, что будетъ благомъ для тебя.
ГЕРЗУИНДА. Я ничего другого не прошу.
КАРЛЪ. Хорошо. Исполню твою просьбу я. Но скажи -- мнѣ одному и никому другому -- что ты съ свободой сдѣлаешь?
ГЕРЗУИНДА. Ничего. Я буду дѣлать то, что мнѣ пріятно.
(Карлъ поднимается и ударяетъ кулакомъ о металлическую доску, висящую между колоннами. На этотъ звукъ является Рорико)
КАРЛЪ. Послушай, Рорико. Вотъ эта свѣтловолосая упрямица свободна. Она пойдетъ куда захочетъ. Не заложница она, никто ее не опекаетъ и не воспитываетъ въ монастырѣ. Никто ее не держитъ. Куда бы ни пошла она, никто ей путь не преграждаетъ -- хотя бъ она стояла въ двухъ шагахъ отъ пропасти слѣпая, никѣмъ не защищенная. Не первая она съ небесной силой юности свершитъ глубокое паденье въ адъ.
(Онъ уходитъ, не оборачиваясь. Герзуинда глядитъ ему вслѣдъ подобострастнымъ взглядомъ, пока онъ ие всчезаетъ. Оставшись съ нею наединѣ, Рорико подходитъ къ ней и говоритъ твердо, почти сурово)
РОРИКО. Куда пойдешь?
ГЕРЗУИНДА (страстнымъ шопотомъ). Возьми меня съ собой, красавецъ!
РОРИКО (сначала испуганно отступаетъ, потомъ громкимъ голосомъ). Да, я возьму тебя какъ змѣйку желтую и защемлю раздвоеннымъ сучкомъ, чтобъ не могла ни языкомъ вертѣть, ни жалить. Идемъ плутовка, демонъ! Уходи изъ дома короля.
(Онъ держитъ ее двумя пальцами за воротъ платья и, отталкивая ее отъ себя, уходитъ)
Занавѣсъ.