С некоторых пор широковещательные афиши, намалеванные пальцем, обмокнутым в чернила, обещавшие показать пермской "почтенной" публике "представление по совершенно новой программе, с участием египетского факира и прорицателя Али -- Селяма, фокусника Лонжерона, а также прочего людского и животного состава" потеряли всякую привлекательность для базарной публики. И если не считать десятка -- другого завсегдатаев мальчишек, из которых добрая половина пробиралась без билетов, то последние две недели сарайчик на Сенной площади, именуемый громко театральным помещением, был совершенно пустым.
Тщетно арендатор сарайчика Соломон Шнеерман -- он же Франсуа Джонсон -- ломал голову, придумывал какой-нибудь новый номер, чтобы привлечь внимание публики и повысить сборы театра. Ничего не получалось, тем более что с тех пор, как во время одного из представлений у египетского прорицателя Али -- Селяма неизвестно кто украл в темноте единственный восточный халат, впал Али -- Селям в мрачное настроение и, ежедневно бессовестно напиваясь, заявлял уже несколько раз, что надоело ему быть факиром и что собирается возвратиться он опять в лоно церкви путем поступления в иноки какого-либо богоугодного монастыря. И если до последнего времени мистер Джонсон возлагал надежды на французского фокусника Лонжерона, то теперь окончательно пал духом, ибо еще только на днях Лонжерон нагло потребовал от него, чтобы ему заплатили жалованье за три месяца, угрожая в противном случае бросить театр и уехать к себе на родину в Тамбовскую губернию.
И перед мистером Джонсоном во весь рост встал вопрос о необходимости срочно сменить местопребывание своего театра, искать более доходного места и менее требовательного зрителя. А посему, поразмыслив, мистер Джонсон решил отправиться с одним из ближайших пароходов вверх по Каме, в глухой уездный городишко Соликамск.
Узнав об этом бесповоротном решении, факир Али Селям и фокусник Лонжерон решительно направились в ближайшую базарную пивную и там, осушив полдюжины пива, заказали вторую и, вероятно, распили бы и ее таким же порядком и разошлись без всяких приключений, если бы внимание фокусника не было привлечено сидящим в углу рыжебородым странником, который в продолжение цело -- го часа тянул все одну и ту же бутылку пива, то и дело посматривая на дверь и, по -- видимому, поджидал кого -- то.
Но не это обстоятельство привлекло внимание Лонжерона. Странным ему показалось то, что, нагибаясь за тем, чтобы поднять нечаянно упавшую коробку спичек, странник уронил шапку и инстинктивно, сразу же схватился за ' голову, как бы поправляя волосы, то есть невольно сделал тот самый жест, который делает всякий цирковой клоун, боящийся потерять плохо прилаженный парик.
"Эге, -- подумал Лонжерон, -- вот оно что!" -- И толкнул локтем мрачно насупившегося факира Али -- Селяма, усиленно и без всякой очереди накачивающегося пивом.
-- Ну? -- коротко спросил тот, опрокидывая в глотку стакан.
-- Заметил?
-- Ничего не заметил! -- хмуро ответил тот и добавил тихо:
-- О, господи! Прости прогрешения наши, как бы не влипнуть еще в какую историю! Пойдем лучше отсюда, брат, дабы не согрешить!
Но Лонжерон был совершенно особого на этот счет мнения и, не послушавшись благого совета старшего товарища, начал исподтишка наблюдать за подозрительным странником.
Тот, по -- видимому, отчаявшись дождаться того, кто ему был нужен, потянулся уже рукой к сумке, собираясь уходить, как вдруг внезапно переменил свое намерение. И от Лонжерона не ускользнуло то, что странник подчеркнуто спокойно засунул правую руку в огромный карман потрепанной рясы, ибо в окошке показались силуэты двух прохаживающихся возле дверей полицейских.
Пивная имела только один выход. Впрочем, была другая верь, но та через коротенькие сени вела только в уборную.
Еще раз заглянув в окошко, незнакомец быстро встал, глаза его сощурились, заблестели, и лицо, сразу сбросив маску благочестивого смирения, приняло настороженный и хищный вид. Он встал и быстро вышел в уборную.
Терзаемый любопытством фокусник пошел за ним...
Прошло минут пять, и оттуда же мимо захмелевшего Али -- Селяма, слегка покачиваясь, прошел какой -- то бритый подвыпивший мастеровой в засаленной куртке, обутый в грубые нечищеные сапоги.
"Пресвятая богородица, -- подумал, широко открывая глаза, ничего не понимающий Али -- Селям, -- а это еще кто? Как будто бы туда больше никто не проходил! Неужто он там все два часа сидел!"
Еще минуты через три после того, как мастеровой вышел из пивной, Али -- Селям окончательно забеспокоился и решил было проведать, почему так долго задержался в уборной его товарищ. Но едва только он встал, как распахнулась дверь пивной, вошло несколько человек полицейских с обнаженными револьверами. Двое заняли выход, а остальные, проходя мимо столиков, начали внимательно всматриваться в лица посетителей. Потом двое подошли к хозяину. Тот мотнул им головой, показывая на вторую дверь.
Оба полицейские взвели курки, осторожно распахнули дверь и почти тотчас же до слуха Али -- Селяма долетели отчаянные ругательства, крики. А еще минутой позже стражники вывели оттуда связанного фокусника, мычащего что -- то несуразное, ибо рот его был крепко заткнут потрепанной скуфейкой неизвестно куда исчезнувшего странника.
-- Пресвятая заступница! -- еще раз пробормотал окончательно перепившийся и перепуганный факир Али -- Селям, -- Да разве я не говорил, что лучше уйти от всякой мирской греховности и постричься в иноки!