Бесконечное в своем простом понятии может прежде всего считаться новым определением абсолютного; оно положено, как неопределенное отношение к себе, как бытию и становлению. Формы существования выпадают из ряда определений, которые могут считаться определениями абсолютного, так как формы этой сферы положены для себя, непосредственно, лишь как определенности, вообще как конечные. Бесконечное же считается просто за абсолютное, так как оно решительно определяется, как отрицание конечного, и тем самым в бесконечном решительно признается отношение к ограниченности, которое может быть свойственно бытию и становлению, хотя бы в себе они были чужды этой ограниченности и не обнаруживали ее, и эта ограниченность в нем отрицается.
Но тем самым и бесконечное не изъемлется уже в действительности от ограниченности и конечности. Главное состоит в том, чтобы отличить истинное понятие бесконечности от ложной (schlecht) бесконечности, бесконечное разума — от бесконечного рассудка; последнее есть сделанное {73} конечным бесконечное, и мы увидим, что, именно резко и отдаленно отделяя бесконечное от конечного, мы делаем первое конечным.
Бесконечное есть
a) в простом определении утвердительное, как отрицание конечного;
b) но тем самым оно, во взаимодействии с конечным, есть отвлеченное, одностороннее бесконечное;
c) самоснятие как этого бесконечного, так и конечного, как один процесс, — есть истинное бесконечное.
а. Бесконечное вообще
Бесконечное есть отрицание отрицания, утвердительное, бытие, вновь восстановленное из ограниченности. Бесконечное есть, и притом в более напряженном смысле, чем первое непосредственное бытие; оно есть истинное бытие, возвышение над пределом. При слове «бесконечность» для чувства и духа восходит свет, ибо он уже не остается отвлеченно при себе, но возвышается до самого себя, к свету своего мышления, к своей всеобщности, своей свободе.
Прежде всего по отношению к понятию бесконечного выяснилось, что существование в своем бытии в себе определяется, как конечное, и переходит за предел. Природа конечного, как такового, состоит в том, чтобы превосходить себя, отрицать свое отрицание и становиться бесконечным. Таким образом бесконечное не стоит над конечным, как нечто готовое, так чтобы конечное имело и сохраняло место вне его или под ним. Равным образом, мы сами восходим над конечным в бесконечное лишь в качестве субъективного разума. Когда говорят, что бесконечное есть понятие разума, и что мы посредством разума возвышаемся над временным, то предполагается, что это происходит, нисколько не касаясь конечного, которое не участвует в таком внешнем для него возвышении. Но поскольку конечное само возвышается до бесконечности, то, что движет его в этом смысле, не есть внешняя сила, а собственная его природа состоит в том, чтобы относиться к себе, как к пределу, и притом как к пределу, как таковому, так и к долженствованию, и восходить над ними, или, правильнее, отрицать их, как отношение к себе, и быть выше их. Не снятие конечности вообще есть бесконечность вообще, но конечное только таково, что само собственною природою направляется к этому результату. Бесконечность есть его утвердительное определение, то, что оно есть поистине в себе. Таким образом конечное исчезло в бесконечном, и то, что остается, есть только бесконечное.
b. Взаимодействие конечного и бесконечного
Бесконечное есть; в этой непосредственности оно есть вместе отрицание другого, конечного. Таким образом, как сущее и вместе как {74} небытие другого, оно есть категория нечто, как определенного вообще; затем, так как оно есть рефлектированное в себя, вообще чрез посредство снятия определенности происходящее существование, и потому положено, как существование, отличенное от своей определенности, — оно возвращается в категорию нечто с некоторою границею. По этой определенности конечное противостоит бесконечному, как реальное существование; таким образом они в качественном отношении остаются одно вне другого; непосредственное бытие бесконечного восстановляет бытие его отрицания, конечного, которое уже казалось исчезнувшим в бесконечном.
Но бесконечное и конечное находятся не только в этих категориях отношения; обе стороны определяются далее просто, как другое, одно против другого. Именно, конечное есть предел; положенный, как предел, оно есть существование, положенное с определением — переходить в свое бытие в себе, становиться бесконечным. Бесконечное есть ничто конечного, его бытие в себе и долженствование, но последнее, как рефлектированное в себя, как исполненное долженствование, как относящееся только к себе вполне утвердительное бытие. Бесконечности присуща удовлетворенность, состоящая в том, что исчезают всякая определенность, изменение, предел и с ними вместе самое долженствование, которое снимается, полагается, как ничто конечного. Как это отрицание конечного, определяется бытие в себе, которое таким образом, как отрицание отрицания, утвердительно в себе. Но это утверждение, как качественно непосредственное отношение к себе, есть бытие; тем самым бесконечное приводится обратно к той категории, что ему противостоит конечное, как некоторое другое; его отрицательная природа положена, как сущее, следовательно, как первое и непосредственное отрицание. Таким образом бесконечному присуща противоположность с конечным, которое, как другое, остается вместе с тем определенным, реальным существованием, хотя оно в своем бытии в себе, в бесконечном, вместе с тем положено, как снятое; бесконечное есть не-конечное бытие с определением отрицания. В противоположность конечному, кругу сущих определенностей, реальностей, бесконечное есть неопределенно пустое, потустороннее конечного, имеющее свое бытие в себе не в своем существовании, которое есть нечто определенное.
Поскольку бесконечное в противоположность конечному полагается в качественном отношении, как другое относительно другого, оно должно быть названо ложным бесконечным, бесконечным рассудка, которым оно признается за высшее, за абсолютную истину; для того, чтобы привести рассудок к сознанию того, что, думая найти себе удовлетворение в примиренности истины, он погружается в непримиренные, неразрешенные, абсолютные противоречия, и служат те противоречия, в которые он впадает со всех сторон, приступая к употреблению и разъяснению этой своей категории.
Это противоречие тотчас же обнаруживается в том, что против бесконечного остается конечное, как существование; тем самым даны две определенности; даны два мира, бесконечный и конечный; в их взаимном {75} отношении бесконечное есть лишь граница конечного, и тем самым само есть лишь определенное, конечное бесконечное.
Это противоречие развивает свое содержание до более выразительных форм. Конечное есть реальное существование, которое остается таковым, даже переходя в свое небытие, в бесконечное; последнему присуще, как указано, лишь первое, непосредственное отрицание его определенности в отношении к конечному, точно также как конечное по отношению к этому отрицанию, как отрицаемое, имеет значение лишь другого, и потому еще есть нечто. Восходя тем самым из этого конечного мира к его высшему, бесконечному, рассудок оставляет этот конечный мир, как нечто находящееся по сю сторону, так что бесконечное поставляется только над конечным, отделяется от него, вследствие чего и конечное отделяется от бесконечного; оба помещаются в разных местах, — конечное, как посюстороннее существование, бесконечное же, хотя оно есть бытие в себе конечного, как потустороннее, в смутной, недостижимой дали, вне которой находится и остается конечное.
Разделенные таким образом они однако столь же существенно относятся одно к другому, и именно чрез разделяющее их отрицание. Это приводящее их во взаимное отношение, каждое, как рефлектированное в себя нечто, отрицание есть обоюдная их граница одного относительно другого; и притом так, что каждое из них имеет эту границу не только против другого, в нем, но отрицание есть его бытие в себе, каждое имеет границу в себе самом, в своем отделении от другого. Но граница есть первое отрицание, следовательно оба они ограничены, конечны в себе самих. Однако, каждое, как относящееся к себе утвердительно, есть также отрицание своей границы; таким образом оно непосредственно отстраняет ее от себя, как свое небытие, и будучи качественно отделено от нее, полагает ее как другое бытие вне себя, конечное — свое небытие, как это бесконечное, бесконечное — как конечное. Что переход от конечного к бесконечному совершается необходимо, т. е. чрез определение конечного, и что последнее тем самым возвышается к бытию в себе, — с этим легко соглашаются, так как конечное определяется, как хотя и устойчивое существование, но вместе также, как небытие в себе, т. е. по самому своему определению разлагающееся; бесконечное же определяется, как хотя и причастное отрицанию и границе, но вместе с тем также, как сущее в себе, так что эта отвлеченность относящегося к себе самому утверждения составляет его определение, по которому следовательно конечное существование не заключается в нем. Но было указано, что утвердительное бытие бесконечного является в результате лишь чрез посредство отрицания, именно отрицания отрицания, и что эта его утвердительность, взятая, как простое, качественное бытие, понижает содержащееся в нем отрицание до простого непосредственного отрицания, и следовательно до определенности и границы, вследствие чего это бытие, как противоречащее его бытию в себе, исключается из него, полагается, не как его бытие, а как противоположное его {76} бытию в себе, как конечное. Поскольку таким образом каждое в себе и по своей определенности есть положение своего другого, они нераздельны. Но это их единство скрыто в их качественном инобытии, оно есть внутреннее, лежащее лишь в основании.
Тем самым определяется способ проявления этого единства; положенное в существовании, оно есть преобразование или переход конечного в бесконечное, и наоборот; так что бесконечное в конечном и конечное в бесконечном, другое в другом, лишь выступает, т. е. каждому свойственно непосредственное возникновение в другом, и отношение их есть лишь внешнее.
Процесс этого перехода имеет следующий подробный вид. Чрез конечное совершается выход в бесконечное. Этот выход является внешним действием. Что происходит в этой потусторонней для конечного пустоте? В чем положительная сторона этого процесса? Вследствие нераздельности бесконечного и конечного (или потому что это одностороннее бесконечное само ограничено) возникает граница; бесконечное исчезло, его другое, конечное, произошло. Но это происхождение конечного является внешним для бесконечного событием, и новая граница — такою, которая возникает не из самого бесконечного, а также заранее установлена. Тем самым дано возвращение к прежнему, напрасно снятому определению. Но эта новая граница сама такова, что должна быть снята или превзойдена. Тем самым вновь возникает пустота, ничто, в коем опять находится та же определенность, новая граница, — и т. д. в бесконечность.
Дано взаимное определение конечного и бесконечного; конечное конечно лишь в отношении к долженствованию или к бесконечному, а бесконечное бесконечно лишь в отношении к конечному. Они нераздельны и вместе просто противоположны одно другому; каждое из них имеет в нем свое другое; таким образом каждое есть единство себя и своего другого и есть в своей определенности такое существование, которое не есть то, что оно есть само, а то, что есть его другое.
Это отрицающее себя само и свое отрицание взаимное определение есть то, что является прогрессом в бесконечность, который в столь многих образах и применениях признается за последнее, далее чего уже нет движения, но достигнув чего и заявив « и т. д. в бесконечность», мысль как бы достигла своего конца. Этот прогресс возникает повсюду, где относительные определения доводятся до своего противоположения так, что они являются в нераздельном единстве, и между тем каждому в противоположность другому приписывается самостоятельное существование. Потому этот прогресс есть противоречие, которое не разрешено; но лишь указано, как данное.
Дано отвлеченное восхождение, которое остается не завершенным, так как нет восхождения над самым этим восхождением. Дано бесконечное; над ним, правда, восходят, ибо полагается новая граница, но тем самым совершается лишь возвращение к конечному. Эта ложная бес {77} конечность есть сама в себе то же, что постоянное долженствование, она есть, правда, отрицание конечного, но в действительности не может от него освободиться; конечное вновь проявляется в самом бесконечном, как его другое, потому что это бесконечное дано лишь в отношении к другому для него конечному. Прогресс в бесконечность есть поэтому лишь повторяющееся однообразие, одна и та же наскучающая смена этого конечного и бесконечного.
Бесконечность бесконечного прогресса поражена конечностью, как таковою, поэтому ограничена, и сама конечна. Тем самым она, правда, полагается, как единство конечного и бесконечного. Но это единство не рефлектированное. Оно служит только к тому, чтобы вызывать в конечном бесконечное и в бесконечном конечное, оно есть, так сказать, двигатель бесконечного прогресса. Этот прогресс есть внешнее сказанного единства, на котором (внешнем) останавливается представление при постоянном повторении одной и той же смены, при ненаполненном беспокойстве дальнейшего движения за границу до бесконечности, которое (движение) находит в этом бесконечном новую границу, но так же мало может остановиться на ней, как и на бесконечном. Это бесконечное имеет постоянное определение потустороннего, которое не может быть достигнуто, потому что оно должно не быть достигнуто, так как определенность потусторонности, сущего отрицания, не может быть откинута. По этой своей определенности оно противоположно конечному, как посюстороннему, которое также не может возвыситься до бесконечного, так как оно (конечное) имеет определение другого, т. е. постоянно повторяющегося, постоянно производящего себя вновь в своем потустороннем, притом отличном от него существовании.
с. Утвердительная бесконечность
В вышеуказанном переходящем туда и сюда взаимном определении конечного и бесконечного истина их в себе уже дана, и требуется лишь признание того, что дано. Это колебание туда и сюда образует собою внешнюю реализацию понятия; в нем — но только внешним образом, одно вне другого, — положено то, что содержится в понятии; требуется лишь сравнение этих различных моментов, в котором выражается единство, создающее самое понятие. Однако единство бесконечного и конечного есть, как уже нередко было замечено, и как здесь следует особенно припомнить, лишь неудачное выражение для истинного единства; и удаление сказанного неудачного определения должно иметь место в этом предлежащем нам раскрытии понятия.
По ближайшему лишь непосредственному определению бесконечное есть только выход за конечное; оно есть по своему определению лишь отрицание конечного; таким образом и конечное есть лишь то, что должно быть превзойдено, отрицание своего бытия в себе, которое (бытие) есть бесконечное. В каждом заключается тем самым определенность другого, причем по смыслу бесконечного прогресса они оба взаимно исключаются и сле {78} дуют одно за другим лишь попеременно; ни одно не может быть положено и понято без другого, бесконечное — без конечного и конечное — без бесконечного. Когда говорится, чтó такое бесконечное, именно что оно есть отрицание конечного, то высказывается вместе с тем и конечное, без последнего нельзя обойтись при определении бесконечного. Требуется только знать, чтó говоришь, чтобы найти определение конечного в бесконечном. С другой стороны, относительно конечного немедленно допускается, что оно есть уничтожающееся, но именно эта его уничтожаемость и есть бесконечность, от которой оно также не отделимо. Правда, при таком понимании они по-видимому берутся лишь в их отношении к их другому. Если же взять их безотносительно, так, чтобы они были соединены лишь союзом и, то они окажутся противостоящими одно другому самостоятельными, каждое само в нем. Посмотрим же, что они в этом случае представят собою. Бесконечное, так поставленное, есть одно из двух; но, как только одно из двух, оно само конечно, оно не есть целое, но лишь одна из его сторон; оно есть таким образом конечное бесконечное. Таким образом получаются два конечных. Именно в том, что бесконечное отделяется от конечного и тем самым поставляется, как одностороннее, и заключается его конечность, т. е. его единство с конечным. С своей стороны, конечное, поставленное, как удаленное от бесконечного, есть то отношение к себе, в котором удалена его относительность, зависимость, преходимость; оно есть те же самые самостоятельность и самоутверждение, какими должно быть бесконечное.
Оба способа рассмотрения, которые по-видимому исходили от различных определений, поскольку первый полагал лишь взаимное отношение бесконечного к конечному, каждого к своему другому, а второй — полную их раздельность, приводят к одному и тому же результату; бесконечное и конечное, по своему взаимному отношению, которое хотя внешне, но существенно для них, без которого ни одно из них не есть то, что оно есть, также содержат каждое свое другое в своем собственном определении, равно как каждое взятое для себя, рассматриваемое в нем самом, заключает в себе свое другое, как свой собственный момент.
Здесь мы получаем — приобревшее такую дурную славу — единство конечного и бесконечного, — единство, которое само есть бесконечное, заключающее в себе само себя и конечность, следовательно, бесконечное в ином смысле, чем в том, по коему конечное отделено от него и поставлено по другую сторону от него. Но поскольку они должны быть также различены, каждое из них, как указано ранее, есть само единство их обоих; так получаются два таких единства. Общее им, единство обоих определений, как единство, полагает их прежде всего, как отрицаемые, так как каждое должно быть тем, что оно есть в своей отличительности; в своем единстве они теряют поэтому свою качественную природу; — это важное соображение против того представления, которое не хочет отрешиться от того, чтобы в единстве бесконечного и конечного сохранять качество, присущее им, взятым {79} одно вне другого, и потому видит в их единстве только противоречие, а не разрешение его через отрицание их качественной определенности; и таким образом простое, общее единство бесконечного и конечного прежде всего искажается.
Но далее, поскольку они должны быть взяты также, как различные, то единство бесконечного, составляющее само каждый из этих моментов, в каждом из них определяется различным образом. То, что по своему определению есть бесконечное, имеет отличную от себя конечность в нем, так как первое в этом единстве есть в себе, и это последнее есть определенность, граница его; но это граница, которая есть просто его другое, противоположное относительно его; его определенность, будучи бытием в себе, как таковым, искажается прибавкою этого рода качества; таким образом оно есть пораженное конечностью бесконечное. Равным образом, поскольку конечное, как таковое, есть лишь небытие в себе, но согласно сказанному единству также имеет в нем свою противоположность, то оно повышается в своем достоинстве и притом, так сказать, до бесконечности; оно становится пораженным бесконечностью конечным.
Как ранее простое, так и это удвоенное единство бесконечного и конечного искажается рассудком. Это происходит здесь также потому, что в каждом из обоих единств бесконечное берется, не как отрицаемое, а напротив, как бытие в себе, в котором, следовательно, не положены определенность и предел; тем самым бытие в себе понижается и искажается. Наоборот, конечное также удерживается, как не отрицаемое, хотя уничтоженное (nichtig) в себе, так что оно в своем соединении с бесконечным повышается до того, что оно не есть, и тем самым становится бесконечным в противоположность своему не исчезающему, а напротив, остающемуся постоянным определению.
Искажение, которое допускается рассудком относительно конечного и бесконечного, и которое состоит в том, чтобы сохранять их взаимоотношение, как качественное различие, удерживать их в их определении, как разделенные и притом абсолютно разделенные, возникает от забвения того, что такое есть понятие этих моментов для него самого. Согласно этому понятию единство конечного и бесконечного не есть их внешнее сопоставление, ниже несоответственное, противоположное их определению соединение, в котором связаны разделенные и противоположные, самостоятельные одно относительно другого и, стало быть, несогласующиеся сущие, но каждое есть само в нем это единство, и каждое есть лишь снятие себя самого, причем ни одно не имеет перед другим преимущества бытия в себе и утвердительного существования. Как было показано ранее, конечность есть лишь выход за себя; поэтому в ней содержится бесконечность, другое ее самой. Равным образом бесконечность есть лишь выход за конечное; поэтому она по существу содержит свое другое и есть, стало быть, в ней самой другое себя самой. Конечное не снимается бесконечным, как бы вне первого находящеюся силою, но его собственная бесконечность состоит в этом снятии себя. {80}
Это снятие, таким образом, не есть изменение или вообще инобытие, не есть снятие нечто. То, в чем снимается конечное, есть бесконечное, как отрицание конечности; но последняя уже сама есть лишь существование, определяемое, как небытие. Она есть, стало быть, лишь отрицание, снимающееся в отрицании. Также с своей стороны бесконечность определяется, как отрицание конечности и следовательно определенности вообще, как пустая потусторонность; ее снятие себя в конечном есть возвращение из пустого бегства, отрицание потусторонности, которая есть отрицательное в нем самом.
То, что имеется налицо, есть, стало быть, в обеих то же самое отрицание отрицания. Но последнее есть в себе отношение к себе самому, утверждение же есть возврат к себе через опосредование, которое есть отрицание отрицания. Эти определения следует имеет в виду, как существенные; второе же состоит в том, что они в бесконечном прогрессе также положены и притом положены в нем еще не в их окончательной истине.
Тем самым, во-первых, оба, как бесконечное, так и конечное, отрицаются, над обоими одинаково совершается восхождение; во-вторых, они полагаются также, как различные, каждое относительно другого, как положительные для себя. Мы понимаем эти два определения сравнительно так, как мы разделили через сравнение, внешнее сравнивание, два способа воззрения, конечный и бесконечный в их взаимоотношении и каждый взятый для себя. Но в бесконечном прогрессе высказывается более, в нем положена также связь различаемого, однако ближайшим образом только еще, как переход и смена; нами усматривается лишь в простой рефлексии то, чтó ему в действительности присуще.
Ближайшим образом отрицание конечного и бесконечного, положенное в бесконечном прогрессе, может быть понимаемо, лишь как простое и тем самым как внешнее, как следование одного за другим. Если исходить от конечного, то совершается переход за границу, конечное отрицается. За сим имеется также налицо и другая сторона, бесконечное, но в нем вновь возникает граница; таким образом имеется налицо выход за бесконечное. Это двоякое снятие положено, однако, отчасти вообще, лишь как внешнее возникновение и чередование моментов, отчасти еще не как одно единство; каждый из этих выходов еще прибавочное положение (Ansatz), новый акт, так что они происходят один вне другого. Но оно далее находится в бесконечном прогрессе их отношения. Оно есть, во-первых, конечное; за сим совершается выход из него, и это отрицательное или потустороннее конечного есть бесконечное; в третьих, снова совершается выход из этого отрицания, возникает новая граница, новое конечное. Таково полное, самозаключающее движение, приходящее к тому, чтó составляло его начало; возникает то же самое, от чего изошли, т. е. конечное восстановляется вновь; таким образом последнее совпало с самим собою, нашло вновь в своем потустороннем лишь себя само.
То же самое имеет место в рассуждении бесконечного. В бесконеч {81} ном, в находящемся по ту сторону границы, возникает новая граница, которую постигает та же участь — подвергнуться отрицанию своей конечности. То, что вновь имеется налицо, есть то же самое бесконечное, которое ранее того исчезло в новой границе; поэтому бесконечное через свое снятие, через новую границу не отодвигается далее, не удаляется от конечного, ибо последнее состоит лишь в переходе в бесконечное, ниже от себя самого, ибо оно пришло к себе самому.
Таким образом оба они, конечное и бесконечное, суть это движение, возвращающее их к самим себе через их отрицание; они суть лишь опосредование в себе, утверждение обоих содержит в себе отрицание обоих и есть отрицание отрицания. Таким образом они суть результат, а поэтому не то, что они суть в определении своего начала; конечное не есть существование с одной стороны, а бесконечное — существование или бытие в себе вне существования, определяемого, как конечное. Против единства конечного и бесконечного рассудок восстает так лишь потому, что он предполагает предел и конечное также, как и бытие в себе, постоянно сохраняющимися; поэтому он теряет из виду как их отрицание, которое в бесконечном прогрессе фактически имеется налицо, так и то, что они в нем присутствуют, лишь как моменты некоторого целого, и что они выступают на вид лишь через свое противоположение, а также существенно через снятие этого противоположения.
Если сообразить ближайшим образом о возвращении к себе, возвращении к себе как конечного, так и бесконечного, то в самом этом результате обнаруживается некоторая неправильность, связанная с подвергшимся уже порицанию искажением их: за исходный пункт берется то одно конечное, то одно бесконечное, и лишь поэтому получаются два результата. Но совершенно безразлично, что из них принять за начало; поэтому устраняется то их различие, которое привело к двойственности результата. Это начало одинаково положено по обеим сторонам бесконечной линии бесконечного прогресса, каждому моменту которой присуще одинаковое чередование, так что совершенно безразлично, какое место принято за начало. Они различаются в этом чередовании, но равным образом одно есть момент другого. Поскольку оба, конечное и бесконечное, сами суть моменты процесса, они вместе суть конечное, а поскольку они также вместе и в последнем и в результате отрицаются, то этот результат, как отрицание конечности каждого из них, правильно именуется бесконечным. Их различие есть свойственный им обоим двоякий смысл. Двоякий смысл конечного состоит в том, что оно во-первых, есть только конечное в противоположность бесконечному, противопоставляемому ему, а, во-вторых, вместе и конечное и противопоставляемое ему бесконечное. И бесконечное имеет двоякий смысл, будучи одним из этих двух моментов, и в этом смысле и ложным бесконечным, и тем бесконечным, в котором они оба, оно само и его другое, суть лишь моменты. Следовательно, чтобы иметь налицо подлинное бесконечное, тот процесс, в котором оно отлагается, должен быть лишь {82} одним из его определений, противоположным конечному и потому сам конечным, и это различие себя от самого себя должно быть снято в самоутверждении, дабы через это опосредование получилось истинно бесконечное.
Это определение истинно бесконечного не может быть схвачено в отвергнутой уже формуле единства конечного и бесконечного; единство есть отвлеченное неподвижное саморавенство, и его моменты суть также неподвижное сущее. Бесконечное же, как и оба его момента, есть, напротив, по существу становление, но становление определенное далее в своих моментах. Становление есть прежде всего отвлеченные бытие и ничто в своих определениях; за сим, как изменение, существующее, нечто и другое; теперь же оно, как бесконечное, конечное и (снова) бесконечное, само находится в процессе становления. Это бесконечное, как возвращение обратно в себя, отношение к себе самому, есть бытие, но не неопределенное, отвлеченное бытие, ибо оно положено, как отрицание отрицания; тем самым оно есть также существование, так как оно содержит вообще отрицание, а стало быть и определенность. Оно есть, и есть там, как предстоящее, настоящее. Лишь ложно бесконечное есть потусторонность, так как оно есть только отрицание конечного, положенного, как реальное, и потому есть отвлеченное, первое отрицание; определяемое, только как отрицательное, оно не имеет в себе утверждения существования; установляемое, только как отрицательное, оно даже не должно быть там, оно должно быть недостижимо. Но эта недостижимость есть не возвышенность его, а его недостаток, имеющий свое окончательное основание в том, что конечное, как таковое, сохранено, как сущее. Ложно то, что недостижимо; и явно, что такое бесконечное ложно. Образ прогресса в бесконечность есть прямая линия, на обеих границах которой бесконечное есть и всегда есть лишь там, где оно — которое есть существование — не существует, и выходит за себя к этому своему несуществованию, т. е. в неопределенность; образ же истинной бесконечности, загибающейся к себе, есть круг, линия, достигшая сама себя, замкнутая и целая в своей наличности, без начала и конца.
Истинная бесконечность есть вообще существование, положенное, как утвердительное, в противоположность отвлеченному отрицанию, реальность в высшем смысле слова, чем та, которая была ранее определена просто; здесь последняя получила конкретное содержание. Реальное есть не конечное, а бесконечное. Так и далее реальность определяется, как сущность, понятие, идея и т. д. Но бесполезно при более конкретном повторять такие прежние, более отвлеченные категории, какова категория реальности, и употреблять последние взамен более конкретных определений, каковые суть сами в них. Такие повторения, напр., что сущность или идея суть реальное, находит себе повод лишь в том, что неразвитому мышлению сроднее более отвлеченные категории, как бытие, существование, реальность, конечность.
Здесь припоминание категории реальности имеет свое более определенное основание, так как отрицание, в противоположность которому она есть утверждение, есть здесь отрицание отрицания и потому само противоположно {83} той реальности, которая есть конечное существование. Отрицание определяется таким образом, как тожество; идеализованное (das Ideelle)[17] есть конечное, каково оно в истинном бесконечном, т. е. как определение, содержание, отличимое, но сущее не самостоятельно, а в качестве момента. Идеальность имеет это конкретное значение, которое не вполне выражается через отрицание конечного существования. В отношении к идеальности и реальности противоположность конечного и бесконечного понимается так, что конечное считается реальным, а бесконечное — идеализованным; подобно тому как далее понятие считается идеализованным и притом только идеализованным, а напротив, существование вообще реальным. Таким образом, конечно, ничему не помогает пользование для данного конкретного определения отрицания собственным названием «идеализованного»; в этой противоположности мы снова возвращаемся к односторонности отвлеченного отрицания, которая свойственна ложному бесконечному и упорствует даже при утвердительном существовании конечного.