§ 183.
Первое умозаключение есть умозаключение наличного бытия, или качественное умозаключение, как было указано в предшествующем параграфе. Его форма есть A) ?—О—В, т. е. некий субъект, как единичное, смыкается с неким всеобщим определением посредством некоего качества.
Примечание. Тот факт, что субъект (terminus minor) обладает кроме определения единичности, еще и другими определениями, и что точно так же и другой крайний термин (предикат заключительного предложения, terminus maior), кроме того определения, что он есть некое всеобщее, обладает еще дальнейшими определениями, — этот факт не имеет здесь значения; здесь имеют значение и принимаются во внимание только те формы, посредством которых эти члены создают умозаключение.
Прибавление. Умозаключение наличного бытия есть только умозаключение рассудка, а именно постольку, поскольку здесь единичность, особенность и всеобщность противостоят друг другу совершенно абстрактно. Таким образом это умозаключение есть наибольшее выхождение понятия за свои пределы. Перед нами здесь некое недосредственно единичное, как субъект; в этом субъекте выдвигается какая-нибудь особенная сторона, некоторое свойство, и посредством последнего единичное обнаруживает себя всеобщим. Так, например, мы говорим: эта роза красна, красное есть цвет; роза, следовательно, обладает цветом. Главным образом эта именно форма умозаключения рассматривается в обычной логике. Когда-то рассматривали умозаключение как абсолютное правило всякого познания, и научное утверждение считалось оправданным только в том случае, если было доказано как опосредствованное умозаключением. В наше время различные формы умозаключения встречаются еще почти исключительно только в учебных руководствах по логике, и знание этих форм считается пустой школьной мудростью, из которой нельзя сделать никакого дальнейшего употребления ни в практической жизни, ни в науке. Относительно этого убеждения мы должны раньше всего заметить, что, хотя и было бы излишне и педантично по всякому поводу выступать со всем аппаратом формального умозаключения, все же различные формы умозаключения никогда не теряют значения в нашем познании. Когда, например, человек, проснувшись утром в зимнюю пору, слышит скрип саней на улице и это его приводит к заключению, что ночью был сильный мороз, то он этим производит умозаключение, и подобную операцию мы повторяем ежедневно в самых разнообразных обстоятельствах. Следовательно, по крайней мере, немалый интерес должно было бы представлять для нас, как мыслящих людей, осознание этой своей повседневной деятельности, подобно тому, как представляет общепризнанный интерес знать не только функции нашей органической жизни, как, например, функции пищеварения, кровообращения, дыхания и т. д., но также и процессы и формы окружающей нас природы. При этом следует тут же согласиться с тем, что, подобно тому, как не требуется предшествующего изучения анатомии и физиологии для того, чтобы надлежащим образом переваривать пищу, дышать и т. д., так и не требуется предварительно изучать логику для того, чтобы делать правильные умозаключения. — Аристотель был первым, заметившим и описавшим различные формы и так называемые фигуры умозаключения в их субъективном значении, и он сделал это так точно и определенно, что в существенном нечего было больше прибавить.
Но, хотя это создание Аристотеля делает ему великую честь, мы должны, однако, знать, что он в своих собственно философских исследованиях отнюдь не пользовался ни формами умозаключения рассудка, ни вообще формами конечного мышления (см. § 189).
§ 184.
Это умозаключение (а) совершенно случайно по своим определениям, так как средний термин, как абстрактная особенность, есть лишь какая-либо определенность субъекта, и последний, как непосредственный и, следовательно, эмпирически-конкретный, обладает несколькими такими определенностями; субъект, следовательно, может быть смыкаем также с некоторыми другими всеобщностями, и точно так же единичная особенность может, в свою очередь, обладать внутри себя различными определенностями; и с этой стороны, следовательно, субъект может быть отнесен к различным всеобщим посредством одного и того же medius terminus.
Примечание. Формальное умозаключение перестали употреблять скорее потому, что оно вышло из моды, чем потому, что была усмотрена его неправильность, которая оправдала бы его неупотребление.
Этот и следующий параграф показывают, почему такое умозаключение не имеет никакого значения для истины.
Согласно указанной в этом параграфе стороне дела, такими умозаключениями можно, что называется, доказать самые различные положения. Нужно только брать тот medius terminus, от которого можно сделать переход к требуемому определению. Но с другим средним термином можно доказать другое и даже противоположное.— Чем конкретнее предмет, тем большим числом сторон, принадлежащих ему и могущих быть сделанными средними терминами, он обладает.
Решение вопроса о том,какая из этих сторон более существенна, должно, в свою очередь, основываться на таком умозаключении, которое держится отдельной единичной определенности, и также легко можно найти для последней такую сторону и такое соображение, которым можно оправдать ее притязание на то, чтобы ее признали важной и необходимой.
Прибавление. Как ни мало думают в повседневной жизни об умозаключении рассудка, все же оно постоянно играет в ней определенную роль. Так, например, в гражданской тяжбе задача адвокатов состоит в том, чтобы выдвигать для своих клиентов правовые основания. Но такое правовое основание в логическом отношении представляет собою не что иное, как средний термин. То же самое имеет место в дипломатических переговорах, когда, например, различные державы заявляют притязание на одну и ту же область. При этом можно выдвигать право наследования, географическое положение области, происхождение и язык его обитателей или какое-нибудь другое основание в качестве среднего термина.
§ 185.
(?). Это умозаключение случайно также в силу имеющейся в нем формы соотношения. Согласно понятию умозаключения, истинное есть соотношение различенных предметов посредством некоторой средины, которая есть их единство. Но соотношения крайних терминов со средним (так называемых посылок, большей и меньшей посылки) представляют собою скорее непосредственные соотношения.
Эта противоречивость умозаключения получает, в свою очередь, выражение в бесконечном прогрессе, как требовании, чтобы каждая из посылок тоже была доказана посредством умозаключения; но так как последнее имеет две именно таких непосредственных посылки, то это все удвояющееся и удвояющееся требование повторяется до бесконечности.
§ 186.
Этот отмеченный здесь (вследствие его эмпирической важности) недостаток умозаключения, которому, взятому в этой форме, приписывается абсолютная правильность, должен снять самого себя в ходе дальнейшего определения умозаключения. Здесь, внутри сферы понятия, как и в суждении, противоположная определенность не только имеется в себе, но также и положена, и, таким образом, также и для дальнейшего определения умозаключения мы должны принимать только то, что каждый раз полагается им самим.
Непосредственным умозаключением, формой которого является ?—О—В, единичное опосредствуется со всеобщим и положено в этом заключении как всеобщее. Таким образом единичный субъект, сам становясь всеобщим, служит единством двух крайних терминов и образует основание их опосредствования; это дает вторую фигуру умозаключения B) В—?—О. Последняя выражает истину первой фигуры, состоящую в том, что опосредствование произошло в единичном и, таким образом, представляет собою нечто случайное.
§ 187.
Вторая фигура смыкает всеобщее (последнее, определенное в предшествующем заключении через единичность, переходит во вторую фигуру и теперь занимает здесь место непосредственного субъекта) с особенным. Всеобщее, таким образом, положено этим заключением как особенное, следовательно как то, что опосредствует крайние термины, место которых теперь занимают другие; это—третья фигура умозаключения: C) О—В—Е.
Примечание. В обычных изложениях так называемые фигуры умозаключения (Аристотель справедливо знает только три такие фигуры; четвертая фигура есть излишнее и даже, можно сказать, нелепое добавление позднейших авторов) ставятся лишь рядом друг с другом, и излагающие их нисколько не помышляют о том, чтобы показать их необходимость, а еще меньше думают о том, чтобы показать их значение и ценность. Не приходится поэтому удивляться, что позднее фигуры стали рассматривать как продукты пустого формализма. Но на самом деле они имеют очень важное значение, основываются на необходимости того, чтобы каждый момент, как определение понятия, сам становился целым и опосредствующим основанием. — Вопрос же о том, какими определениями должны обладать, помимо этого, посылки, чтобы в результате получилось правильное умозаключение в различных фигурах,— должны ли они быть универсальными и т. д. или отрицательными,—этот вопрос составляет предмет механического исследования, которое—вследствие своей механической природы, в которой отсутствуют понятие и внутреннее значение — справедливо предано забвению.— Меньше всего можно ссылаться на Аристотеля,чтобы доказать важность такого исследования и вообще рассудочного умозаключения. Аристотель, правда, открыл и описал эти, как и многочисленные другие, формы духа и природы. Но в своих метафизических понятиях, равно как и в своих понятиях о природном и духе, он был столь далек от желания положить в их основание и сделать критерием форму рассудочного умозаключения, что можно даже сказать обратно, что ни одно из этих понятий не могло бы возникнуть или быть сохранено, если бы оно должно было подчиняться законам рассудка. Несмотря на манеру Аристотеля давать большое количество описательного и рассудочного материала, господствующим у него всегда остается спекулятивное понятие, и он не допускает, чтобы в эту форму перешел тот рассудочный процесс умозаключения, который сначала так определенно излагается им.
Прибавление. Объективный смысл фигур умозаключения состоит вообще в том, что все разумное оказывается трояким умозаключением, а именно так,что каждый из его членов занимает место как крайностей,так и опосредствующей середины. Так именно обстоит дело с тремя членами философской науки, т. е. с логической идеей, природой и духом. Здесь сначала природа есть средний, смыкающий член. Природа, эта непосредственная целостность, раскрывается, развиваясь, в эти два крайних члена — в логическую идею и в дух. Но дух есть дух, лишь будучи опосредствован природой. Затем, во-вторых, дух, который мы знаем как индивидуальное, деятельное, есть также средина, а природа и логическая идея суть крайние члены. Дух-то именно и познает в природе логическую идею и возводит природу, таким образом, в ее сущность.
Точно так же, в-третьих, сама логическая идея есть средина; она есть абсолютная субстанция как духа, так и природы, всеобщее, все проникающее собою. Таковы члены абсолютного умозаключения.
§ 188.
Так как каждый момент занимал место середины и крайностей, то их определенное отличие друг от друга снимается, и умозаключение имеет сначала своим соотносящим, связующим звеном внешнее, лишенное различия своих моментов тожество рассудка, равенство; это — количественное или математическое умозаключение. Если две, вещи равны третьей, они равны между собою.
Прибавление. Известно, что упомянутое здесь количественное умозаключение встречается в математике как аксиома, о которой, как и о других аксиомах, обыкновенно говорят, что ее содержание не может быть доказано, но оно и не нуждается в этом доказательстве, потому что оно непосредственно очевидно. Однако на самом деле эти математические аксиомы суть не что иное, как логические положения, которые, поскольку в них высказываются особенные и определенные мысли, должны быть выведены из всеобщего и самого себя определяющего мышления, а это их выведение и следует именно рассматривать как их доказательство. Это верно и здесь по отношению к признаваемому в математике аксиомой количественному умозаключению, которое оказывается ближайшим результатом качественного или непосредственного умозаключения. — Количественное умозаключение представляет собою, впрочем, совершенно бесформенное умозаключение, так как в нем упраздняется определенное понятием различие членов. Какие положения здесь должны быть посылками, — это зависит от внешних обстоятельств, и поэтому при применении этого умозаключения делают предпосылкой то положение, которое уже твердо установлено и доказано в другом месте.
§ 189.
Благодаря этому по отношению к форме получилось два результата: во-первых, каждый момент исполнял функцию и занимал место средины, следовательно, целого, потерял, следовательно, в себе односторонность своего абстрактного характера (§§ 182 и 184); во-вторых, завершилось опосредствование (§ 185), хотя и оно также завершилось только в себе, а именно лишь как круг взаимно предполагающих друг друга опосредствований. В первой фигуре ?—О—В обе посылки: ?—О и О—В еще не опосредствованы; первая посылка опосредствуется в третьей фигуре, а вторая посылка — во второй фигуре.
Но каждая из этих двух фигур предполагает для опосредствования своих посылок также и наличие двух других фигур.
Вследствие этого опосредствующее единство понятия не должно уже больше быть положено лишь как абстрактная особенность, а должно быть положено как развитое единство единичности и всеобщности и, в первую очередь, как рефлектированное единство этих определений; единичность вместе с тем определена как всеобщность. Такая средина дает умозаключение рефлексии.
b) Умозаключение рефлексии.
§ 190.
Если средина есть уже не только абстрактная особенная определенность субъекта, но вместе с тем и все единичные конкретные субъекты, которые обладают этой определенностью, хотя и обладают ею наряду с другим определенностями, то A) мы получаем умозаключение всякости (der Allheit),умозаключение обо всех. Большая посылка,имеющая субъектом особенную определенность, средний термин, как охватывающая всех, предполагает, однако, заключение, которое якобы имеет своей предпосылкой эту большую посылку. Она опирается поэтому B) на индукцию, средину которой составляют полное перечисление единичных, как таковых: а,b,с, и т.д. Но так как непосредственная эмпирическая единичность отлична от всеобщности и поэтому не может дать полноты, то индукция опирается C) на аналогию, средина которой находится в единичном, но в смысле его существенной всеобщности, его рода или существенной определенности.
Первое умозаключение для своего опосредствования отсылает нас ко второму умозаключению, а второе — к третьему. Но последнее не менее первых двух требует определенной внутри себя всеобщности или единичности как рода, после того как формы внешнего соотношения единичности и всеобщности были пройдены в фигурах умозаключения рефлексии.
Примечание. Посредством умозаключения всякости исправляется вскрытый в § 184 недостаток основной формы умозаключения рассудка, но он исправляется лишь так, что возникает новый недостаток, а именно тот, что то, что должно было быть заключением, предполагается большой посылкой как непосредственное положение. — Все люди смертны, следовательно Кай смертен; все металлы электропроводки, следовательно также, например, и медь. Чтобы иметь возможность высказать эти большие посылки, в которых слово «все» должно означать непосредственные единичные вещи и которые должны быть по существу эмпирическими положениями, нужно, чтобы еще до того были сами по себе констатированы, как правильные, положения о единичном Кае, о единичной меди. — Каждому справедливо бросается в глаза не только педантизм, но и пустой, ничего не означающий формализм таких умозаключений, как: «все люди смертны, но Кай и т. д.».
Прибавление. Умозаключение всякости отсылает к умозаключению индукции, в котором единичные субъекты образуют смыкающую средину. Когда мы говорим: все металлы электропроводны, это — эмпирическое положение, которое вытекает из исследования всех единичных металлов. Мы получаем, таким образом, индуктивное умозаключение, которое имеет следующую форму: О—Е—В-?-? Золото есть металл, серебро есть металл, свинец есть металл и т. д.
Это — большая посылка. К этому присоединяется меньшая посылка: все эти тела суть проводники электричества, и из этого вытекает заключение, что все металлы суть проводники электричества. Здесь, следовательно, связующим является единичность как совокупность всех.
Это умозаключение, в свою очередь, отсылает к другому умозаключению. Оно имеет своей срединой полное перечисление единичных. Это предполагает, что в известной области наблюдение и опыт достигли своего завершения. Но так как здесь дело идет о единичностях, то здесь снова получается бесконечный прогресс (Е, Е, Е,..). В индукции единичности никогда не могут быть исчерпаны. Когда говорят: все металлы, все растения и т. д., то это означает лишь: все металлы, все растения, с которыми мы до сих пор познакомились. Всякая индукция поэтому неполна. Мы, скажем, сделали то или другое наблюдение, мы, пожалуй, сделали очень много наблюдений, но мы все же не наблюдали всех случаев, всех отдельных экземпляров. Этот присущий индукции недостаток приводит к аналогии. В умозаключении аналогии мы из того, что вещи известного рода обладают известным свойством, умозаключаем, что и другие вещи этого рода также обладают этим свойством.
Когда, например, мы говорим: до сих пор мы у всех планет находили данный закон движения; следовательно, и вновь открытая планета также, вероятно, движется по тому же закону, то это —умозаключение по аналогии. Аналогия справедливо пользуется большим почетом в эмпирических науках, и посредством нее были достигнуты значительные успехи. Инстинкт разума дает почувствовать, что то или другое эмпирически найденное определение имеет свое основание вовнутренней природе или в роде данного предмета, и опирается на это определение в своем дальнейшем движении. Аналогия, впрочем, может быть поверхностной или основательной. Если, например, говорят: человек Кай — ученый; Тит также человек, следовательно он, вероятно, тоже ученый, то это, несомненно, весьма плохая аналогия, и именно потому, что ученость вовсе не есть принадлежность человеческого рода. Однако мы очень часто встречаем подобные поверхностные аналогии. Так, например, обыкновенно говорят: земля есть небесное тело и населена живыми существами; луна есть также небесное тело, следовательно и на луне, вероятно, есть живые существа. Эта аналогия ничем не лучше вышеуказанной. То обстоятельство, что земля имеет обитателей, имеет свое основание не только в том, что она представляет собою небесное тело, а для этого требуются еще другие условия; так, например, для этого требуется, чтобы небесное тело было окружено атмосферой, чтобы в связи с этим на нем была вода и т. д.; а эти именно условия как раз, насколько мы знаем, отсутствуют на луне. То, что в новейшее время получило название натурфилософии, состоит в большей своей части в праздной игре пустыми, внешними аналогиями, относительно которых, однако, от нас требуют, чтобы мы почитали их глубокими достижениями; благодаря им философское рассмотрение природы заслуженно потеряло кредит.