Затворивъ за докторомъ дверь, Софья Николаевна вошла въ свою комнату и легла на постель. Она была такъ утомлена, что едва легла, какъ заснула. Ей казалось, что кровать ея переворачиваютъ и что она летитъ внизъ, а на нее кровать. И, силясь во снѣ не упасть, она сдѣлала неловкое движеніе и проснулась. Открывъ глаза, она увидѣла свѣчу, которую она забыла потушить, вспомнила, что она еще не посылала въ аптеку, встала и прошлась по комнатамъ, но потомъ раздумала и рѣшила не посылать. Ей такъ сдѣлалось хорошо и легко, какъ она себя давно не чувствовала. Сонъ точно освѣжилъ ее. Она снова легла на кровать и, заложивъ руки за голову, стала прислушиваться къ тѣмъ таинственнымъ процессамъ, которые, она чувствовала, происходили въ ней. Ей казалось, что у нея взяли тѣло, такъ ей было легко, и оставили одну способность думать. Мысли, легкія, назойливыя, скакали въ ея мозгу. И она незамѣтно, по невѣдомымъ психическимъ путямъ, перенеслась къ мыслямъ о событіяхъ прошлой жизни. Настоящія мысли составляли продолженіе приходившихъ къ ней раньше до прихода доктора, но теперь то, что тогда было трудно рѣшить, казалось ей такимъ простымъ и легкимъ. Она вспомнила свой вопросъ: "за что?", и теперь сейчасъ же на него явился ясный, простой отвѣтъ и она стала думать о немъ.
"Да, это потому случилось,-- сказала она себѣ, въ одинъ мигъ очень многое пробѣгая въ мысли и все отчетливо уясняя себѣ,-- потому, что меня оставили одну. Если бы около меня былъ хоть кто-нибудь, кто любилъ бы меня, хоть Лиля, никогда бы ничего не было, какъ этого никогда не было раньше. Но теперь, слава Богу,-- она вздохнула радостно, вспомнивъ, что завтра Лиля пріѣзжаетъ,-- теперь все кончено. Переѣду къ Лилѣ, буду помогать ей, няньчить Лелю и Костю (внуковъ), и опять начнется спокойная жизнь. Кончено ужасное время". Она вздохнула и, какъ путникъ, прошедшій трудную дорогу, стала смотрѣть со спокойнаго мѣста на пройденный путь. И теперь, когда все несчастіе прошло, она пробѣгала послѣдніе годы своей жизни, дивилась ужасу того, что она перенесла. Прошедшая жизнь была одна сплошная вереница безконечно-сѣрыхъ однообразныхъ дней.
"Да, какъ тяжелы были годы моей жизни! -- сказала она себѣ:-- съ тѣхъ поръ, когда я пріѣхала изъ Крыма... и даже раньше, когда Лиля вышла замужъ... и еще раньше, когда умеръ Николай Александровичъ, и еще"... И, погружаясь въ вереницу прошедшаго, она стала переходить отъ одного событія къ другому, все въ отдаленную даль, и вспоминая, когда начался этотъ рядъ ужасныхъ годовъ ея жизни.
LXI.
Все это началось съ замужествомъ Лили. Безъ нея сразу сдѣлалось вяло и скучно. И тогда потянулись одни за другами короткіе и все-же безконечные дни со своими безчисленными часами, изъ которыхъ ни въ одинъ нечего была дѣлать. Съ того времени началось это ужасающее одиночество, и она стала задыхаться въ этой жизни.
"Да, все это началось тогда,-- сказала она себѣ, встала и, поправивъ нагорѣвшую свѣчку, опять легла.-- А до замужества Лили, съ тѣхъ поръ, какъ умеръ Николай"... И она не докончила своей мысли, и опять поняла, что ея настоящее несчастье собственно началось раньше, со смертью Николая Александровича и даже еще раньше съ его болѣзни и умиранья, и еще"... И, идя все дальше и дальше отъ одного къ другому, она съ тѣхъ поръ, какъ стала терять красоту, не находила нигдѣ счастья. Безъ красоты не было настоящей жизни, веселія, любви.
"И точно, съ тѣхъ поръ, какъ пропала моя красота,-- сказала она себѣ,-- точно, что съ тѣхъ поръ и началось это несчастіе. А до тѣхъ поръ все было прекрасно. Тогда я любила и ухаживали за мной -- какъ хорошо!.." И она стала перебирать всѣ эти лучшія, счастливыя минуты жизни, гдѣ была молодость и красота. "Съ столицы не было уже счастья, а вотъ раньше съ Поливинымъ"... Она задумалась и стала вспоминать это любовное время.-- Нѣтъ, это еще не то. Съ нимъ не было настоящаго счастья. Я его никогда не любила. Все кокетство одно, тщеславіе,-- сказала она.-- и, странное дѣло, вдругъ разрушилось, какъ домикъ изъ картъ, все это счастье съ адвокатомъ. И она не жалѣла объ этомъ. Впереди улыбалась настоящая радость, наслажденія первой таинственной любви, объятія, поцѣлуи... Анцевъ!..
И, вспомнивъ его лицо, ихъ свиданія по ночамъ, первые сладкіе порывы нарождавшейся любви, трепетъ волнующихся надеждъ и въ особенности блаженную ночь объясненія, вспомнивъ все это, она и теперь задрожала и поняла, что это и была настоящая жизнь. Она перенеслась къ этимъ воспоминаніямъ и стала перебирать всѣ мельчайшія подробности этой первой прелестной любви.
Вдругъ ей сдѣлалось гадко. Это было оттого, что, припомнная всю ихъ любовь, она вспомнила то, что свершилось тогда, въ ужасную, памятную грозовую ночь, когда она отдалась ему. Она живо представила себѣ все это,-- и чувство страшнаго разочарованія въ немъ и во всей ихъ любви, и то раскаяніе, которое ее охватило передъ грозой... Она вспомнила тотъ мигъ, когда онъ медленно приподнялся съ подушки и сѣлъ на кровати молча, мрачный. Дѣло любви было сдѣлано, и имъ обоимъ было противно, какъ будто чистое, хорошее, что было въ ея любви къ нему, было невозвратно погублено съ этого времени. Она плакала, а онъ цѣловалъ ея руки, хотя она видѣла, что ему это противно, и говорилъ безсмысленныя слова: "успокойся... ничего". Она вспомнила теперь всю эту картину. "Какъ онъ цѣловалъ меня,-- подумала она.-- И какъ онъ былъ жалокъ мнѣ и какъ это все пошло случилось! Неужели это счастье? Нѣтъ, нѣтъ... какая гадость".
А потомъ разочарованіе въ немъ, во всей ихъ любви, невозможность сойтись поближе и сознаніе, что въ этой любви что-то есть "не то", и ея радость отъѣзда, и какъ она его скоро забыла. А раньше, до этого, до этой любви еще хуже, сѣрѣе. Тутъ хотя было какое-то чувство, тамъ же ровно не было ничего -- все мелко и однообразно. Жизнь послѣ свадьбы, туалеты и выѣзды, скука и ссоры съ Николаемъ Александровичемъ, и непониманіе другъ друга, и потомъ отдѣленіе двухъ міровъ, и опять блескъ и наряды, не дававшіе въ сущности никакого веселья, а только старавшіеся прикрыть отсутствіе счастья. И внутри скука и пустота... И годъ, и два, и десять, и все одно -- одно и то же! Потомъ, до этого еще раньше -- замужество съ нелюбимымъ человѣкомъ, и жизнь дѣвическая до замужества, безъ свободы, съ тысячью стѣсненій. И всѣ эти выѣзды и jours fixes съ Иваномъ Федоровичемъ и Путиловыми и другими предполагаемыми женихами, и медленное убиваніе тянущагося дня, и пустота этой жизни, и желаніе выйти замужъ, и ничего свѣтлаго, непо средственнаго, никакой жизни. И такъ все, что называлось дѣвичествомъ, отъ самой гимназіи...
"Такъ вотъ она, моя жизнь" -- сказала себѣ Софья Николаевна, пробѣжавъ мысленно всю эту вереницу однообразныхъ мѣсяцевъ и годовъ и опять находя одно и то же, одну и ту же бѣдность ощущеній и духа. "Нѣтъ, не надо вспоминать объ этомъ. Все пустяки, все вздоръ", сказала она, стараясь словами прогнать эти мысли и какъ-нибудь только забыть это. "Заснуть, не знать" -- повторила она и, упершись головой въ стѣнку постели, хотѣла этой болью подавить въ себѣ движеніе назойливыхъ мыслей... И опять, какъ раньше, падала съ постели, забываясь...
LXII.
Заснуть она не могла. И какъ она ни старалась забыться и гнала отъ себя всѣ мысли, онѣ все приходили, еще болѣе ясныя и отчетливыя, чѣмъ раньше. И странное дѣло, то, къ чему она пришла, не только не пугало ее теперь, но казалось, что она и не могла объ этомъ иначе думать. Отвернувшись отъ стѣны, она снова, какъ раньше, заложила руки за голову и стала думать обо всемъ этомъ, но теперь уже не такъ, какъ прежде, отъискивая вездѣ счастье, а наоборотъ подъ угломъ несчастья. И, какъ прежде все, что она считала счастьемъ, оказывалось инымъ, такъ теперь среди сѣраго фона ея жизни кое-гдѣ стали показываться побѣги того, что дѣйствительно было сильно и свѣтло въ ея жизни и что могло назваться счастьемъ. Всего этого было немного, незамѣтно, но все же было. Это было въ ея дѣтствѣ, въ дружбѣ съ Вѣрой и Катенькой и тогдашнихъ мечтаніяхъ и надеждахъ, въ первое время любви къ ребенку, было кое въ чемъ изъ любви къ Анцеву и въ чемъ-то похожемъ на Нину и ея жизнь. И вездѣ это было разбросано и иногда прорывалось, но сейчасъ же меркло и подавлялось ею самой съ другими, во всемъ, что нѣсколько отличалось отъ той жизни, которой жила она и все окружавшее ее. Свѣтло было во всемъ духовномъ, а изъ физическаго въ томъ, что было непосредственно и сильно... Все же остальное было сѣрость и скука. "Такъ вотъ въ чемъ было оно! Такъ вотъ она, моя жизнь" -- повторила она снова. И вдругъ она сразу поняла, что вѣдь это она сама у что это ея жизнь погибла, что у ней не было счастья и что старость и смерть впереди предстоитъ именно ей. И теперь только она поняла глубину той пропасти, надъ которой она стояла. Она почувствовала себя такой разбитой, несчастной, что слезы градомъ хлынули по ея лицу. Она никогда такъ не плакала раньше. Всю себя, все свое несчастье она изливала въ слезахъ. И тутъ на нее нашла такая усталость, разбитость, что она скоро такъ и заснула, въ слезахъ.
LXIII.
Когда она проснулась на слѣдующій день, Лиля была уже у нея. Увидавъ ее, Софья Николаевна почувствовала такую радость, какой давно не испытывала. Въ комнатѣ было живительно и свѣтло. "Какъ хорошо, какъ счастливо все" -- было первое ощущеніе Софьи Николаевны. "Какъ хорошо жить на свѣтѣ, когда свѣтитъ это яркое солнце и въ душѣ отрадно, и Лиля здѣсь" -- подумала она. И тутъ вдругъ вспомнила о вчерашнемъ, объ ужасномъ вечерѣ, о своемъ отчаяніи я о томъ, къ чему она пришла вчера. И, странное дѣло, какъ вчера все это казалось ей вѣрнымъ и пугало ее, такъ теперь, при этомъ ощущеніи счастья, все принимало иной и противуположный отгѣнокъ. Въ настоящее время было ясно, что то, о чемъ она думала вчера, былъ одинъ обманъ, грѣхъ мысли, отъ котораго нужно освободиться и скорѣе забыть. Прошлое было глупость, настоящее ощущенье счастья одно вѣрно. "Все это вздоръ, пустяки. Не думать объ этомъ. Вотъ до чего доводитъ уединенье. Какъ я рада теперь, какъ я рада!.. Все забыть и жить просто, счастливо, какъ всегда" -- думала она, лежа въ постели.
Пришла Лиля, онѣ поздоровались, поцѣловались, и начался разговоръ о прошедшихъ событіяхъ жизни, о томъ настоящемъ, что было интересно для нихъ, о цѣнахъ на квартиры, нарядахъ. Лиля разсказала, какъ она проводила время, о прежнихъ знакомыхъ, что одни умерли, другіе живы, и о томъ, какіе на будущее у нея планы. Софья Николаевна слушала ее и входила снова въ міръ знакомыхъ ей интересовъ и желаній той жизни, какой она всегда жила. Она совѣтовала Лилѣ, спорила, соглашалась, и онѣ вмѣстѣ смѣялись, и все было хорошо. Послѣ завтрака онѣ поѣхали въ лавки. Лиля покупала себѣ на платье. Въ магазинахъ онѣ выбирали матеріи, игрушки для дѣтей, и такъ прошло до обѣда. И все болѣе и болѣе Софья Николаевна входила въ эту привычную и понятную ей жизнь, съ этими заботами и дѣлами. Чувство радости и обновленія не уменьшалось, но все росло и опять она вспомнила о вчерашнемъ и удивилась ему, и почувствовала, что теперь не то.
Въ пять часовъ пріѣхалъ докторъ и подивился, какъ она хорошо выглядѣла. Онъ сказалъ, что, если такъ будетъ дальше, то дня черезъ три она будетъ здорова совсѣмъ. Онъ былъ сегодня очень милъ, ухаживалъ за Лилей, забавлялъ дамъ, и всѣ смѣялись. Софья Николаевна давно не проводила такъ хорошо вечера, какъ сегодня. И, ложась спать и вспоминая опять о прошедшемъ, она чувствовала себя еще болѣе удаленной отъ него, чѣмъ утромъ. Она не понимала ни себя, ни своихъ мыслей. Она стыдилась этого и хотѣла забыть. Все прошлое было далеко и чуждо. Въ настоящемъ нужно было одно: жить, какъ всегда, и дальше...
LXIV.
Съ тѣхъ поръ прошло два года.
У Кронскихъ собрались гости. Были двѣ пожилыя дамы, военный генералъ съ дочерью, членъ суда, полный съ окладистой бородой и добрыми глазами, и молодой человѣкъ въ pince-nez, готовящійся къ профессурѣ, похожій на нѣмца. Елена Павловна, хозяйка, молодая дама не вступала въ разговоръ, который вели всѣ, сидя на креслахъ въ гостинной, освѣщенной мягкимъ красноватымъ свѣтомъ. Разговоръ шелъ о послѣднихъ политическихъ событіяхъ, и всѣ удивлялись, почему державы не поступили такъ, какъ они думали, а иначе. Елена Павловна ходила то въ столовую, посмотрѣть, скоро ли будетъ чай и поданы ли лимоны, то возвращалась и садилась, поддерживая разговоръ тамъ, гдѣ онъ изсякалъ. И потому въ ея гостиной стоялъ все время легкій разговорный шумъ, показывавшій, что гостямъ весело и все хорошо. И она была этимъ довольна.
-- Нѣтъ, позвольте, ваше превосходительство. Вы стоите на совсѣмъ неправильной точкѣ зрѣнія,-- сказалъ, повышая голосъ, ученый молодой человѣкъ, подсаживаясь ближе къ генералу и почему-то дѣлая удареніе на словѣ: ваше превосходительство. Разговоръ шелъ о вѣчномъ мирѣ. Молодой человѣкъ былъ сторонникъ прогресса и доказывалъ, что вѣчный миръ не утопія, но дѣло не далекаго будущаго. Генералъ, съ видомъ человѣка, котораго не проведешь, по военному смѣялся надъ этимъ. Молодой человѣкъ разгорячился.
-- Да, если вы, генералъ, будете примѣнять къ будущему мѣрило прошлаго,-- сказалъ онъ, оправляя пенсне и строго глядя на собесѣдника,-- если вы будете это дѣлать, то конечно вы будете правы. Но -- онъ ядовито усмѣхнулся, очевидно подставляя генералу какую-то западню, въ которой тотъ долженъ былъ запутаться,-- но не будете ли вы, ваше превосходительство, похожи на одного изъ судей, оспаривавшихъ Галилея?..-- Онъ улыбнулся своей остротѣ.-- Все, движется, измѣняется, все прогрессируетъ -- докончилъ онъ съ побѣдоноснымъ видомъ, глядя на генерала.
-- Прогрессируютъ средства убивать, а человѣческая натура все та же. Прогрессируетъ умъ, а не нравственность,-- сказалъ генералъ, строго взглянувъ на увлекающагося молодаго человѣка. Генералъ кое-что читалъ и кое-что слыхалъ отъ тѣхъ, что читали, и любилъ показатъ, что, если на то пошло, то и онъ можетъ пустить въ глаза философскую пыль.
-- Да, это мнѣніе Бокля,-- сказалъ молодой человѣкъ съ такимъ видомъ, что онъ знаетъ всевозможныя мнѣнія и готовъ каждое уложить въ особый ящикъ съ именемъ какого-нибудь философа.-- Но не нужно быть одностороннимъ. Возьмите Летурно, Лекки, и вы освѣтите предметъ съ другой точки зрѣнія. Однако оставимъ нравственность. Самый прогрессъ знанія, изобрѣтеніе орудій убійства сдѣлаютъ невозможной войну. Война побиваетъ здѣсь самое себя...-- сказалъ онъ, употребляя противъ генерала очевидно одну изъ самыхъ тяжелыхъ баттарей.
Елена Павловна подошла къ нимъ и сѣла на минутку, смотря, не нужно ли и здѣсь поддержать разговоръ.
-- Тамъ, гдѣ два человѣка сошлись, люди не перестанутъ пороть другъ другу животы. Такъ есть, было и будетъ -- сказалъ упрямо генералъ, очевидно не давая никакимъ иллюзіямъ мѣста въ своихъ мнѣніяхъ и держась военныхъ взглядовъ:-- "Homo homini lupus".-- И онъ засмѣялся довольнымъ тяжелымъ смѣхомъ.
Елена Павловна пришла въ ужасъ.
-- Что вы говорите, генералъ? -- сказала она.-- Убивать, лишать жизни отцовъ, дѣлать сиротами дѣтей -- вы будете защищать это? Нѣтъ, что ни говорите вы, мужчины, но я никогда не перестану говорить, что война это гадость и что она исчезнетъ. Не правда ли, Зина? -- обратилась она къ молодой дѣвушкѣ и приглашая ее этимъ принять участіе въ разговорѣ.
Въ другомъ концѣ говорили совсѣмъ объ иномъ. Одна изъ дамъ жаловалась на то, какъ дороги становятся квартиры.
-- Я плачу четыреста пятьдесять за пять комнатъ. Пять лѣтъ тому назадъ я за эти же комнаты платила триста -- сказала она.-- Если такъ пойдетъ далѣе,-- не хватитъ никакого жалованья.
-- Все становится дороже,-- сказалъ членъ суда.
-- Остается одно: строитъ самимъ дома! -- сказалъ, улыбаясь, самъ хозяинъ, полный, небольшаго роста мужчина, съ бородкой a la Napoléon III.
-- Нѣтъ, вы шутите. Вамъ хорошо шутитъ, когда у васъ есть имѣніе!..-- жаловалась пожилая дама.-- А попробуйте прожить на три тысячи въ годъ съ дѣтьми... Тогда вы увидите.
-- Боже мой, да если бы я былъ министръ, я бы вашему супругу не три тысячи, ни одной-бы не далъ! -- сказалъ шутя хозяинъ. -- Помилуйте: ничего не дѣлаетъ, ѣсть, спитъ. Не служба, а удовольствіе.
-- Нѣтъ, вы несносный человѣкъ! -- сказала дама и начала разсказывать о томъ, какъ хорошо нынче быть инженеромъ и какъ дурно судейскимъ.
-- Что это онъ не идетъ? Я не понимаю! -- сказала Елена Павловна. Она ждала доктора, который долженъ былъ быть пятымъ въ винтѣ.-- Пойдемте, Зина, въ столовую, посмотримъ, который часъ. Если девять, то не будемъ его уже ждать...
-- Онъ вамъ обѣщалъ притти? -- сказала Зина, которая была влюблена въ доктора и ждала его съ радостью и боязнью,-- съ тѣми чувствами, которыя бываютъ у всякой въ первый разъ влюбленной дѣвочки. Елена Павловна знала про эту любовь и покровительствовала ей.
-- Придетъ. Онъ не посмѣетъ не придти, вѣтреный молодой человѣкъ! -- сказала Елена Павловна улыбаясь и проходя съ Зиной въ столовую.
-- Это я вѣтреный? -- сказалъ красивый молодой докторъ, входя неслышно въ столовую.
-- Ахъ, какъ вы меня испутали,-- сказала Елена Павловна вздрогнувъ и оборачиваясь къ нему.-- Вы подкрались, какъ чародѣй.
-- Простите, я запоздалъ,-- сказалъ докторъ, здороваясь съ ней.
-- Да, вы виноваты и не только у меня должны проситъ прощенія,-- сказала Елена Павловна, взглянувъ съ улыбкой на Зину. Зина покраснѣла.
-- Готовъ извиниться тысячу разъ. Но, право, я не очень виноватъ. Меня задержали при переходѣ на тотъ свѣтъ,-- сказалъ онъ, улыбаясь, точно это было очень весело.-- Вы знаете, какая новость?
-- Что? -- сказала Елена Павловна -- говорите скорѣй, я всегда боюсь всякихъ новостей!..
-- Пушкареву знаете, Софью Николаевну? Она сегодня умерла.
Елена Павловна слегка поблѣднѣла.
-- Что вы говорите? Не можетъ быть! -- сказала она.
-- Я только что съ Елагинымъ констатировалъ смерть -- сказалъ докторъ, отбросивши теперь всякую веселость и сдѣлавшись серьезнымъ.-- Я потому и опоздалъ, что заѣзжалъ переодѣваться.
-- Боже мой!.. Какъ это неожиданно, какъ это странно!.. Пушкарева!.. Я видалъ ее три дня тому. Я тогда еще съ ней раскланялась. Кто могъ подумать? Господи, Господи...-- Елена Павловна перекрертилась.
-- Миша,-- сказала она, входя въ гостинную и обращаясь къ мужу:-- Ты знаешь, какое извѣстіе принесъ сейчасъ Александръ Иванычъ: Софья Николаевна Пушкарева умерла.
Въ гостинной на мигъ водворилось молчаніе.
-- Не можетъ быть! -- сказалъ генералъ -- я ее видѣлъ вчера совсѣмъ здоровой.
-- Какъ не можетъ быть, когда я самъ констатировалъ смерть. Я сейчасъ только оттуда! -- сказалъ докторъ, входя и здороваясь со всѣми.
-- Да, какъ же это?..-- сказала пожилая дама.
-- Разрывъ сердца, моментальная смерть...-- объявилъ докторъ, садясь въ кресло.
Всѣ вздохнули. На мигъ водворилось молчаніе -- то молчаніе, которое всегда бываетъ при извѣстіи о смерти знакомаго. Кромѣ того, что было жаль Софью Николаевну,-- самая неожиданность поразила всѣхъ. Человѣкъ, котораго знали, который жилъ, разговаривалъ,-- вдругъ ушелъ навсегда. И на мигъ каждому пришла мысль, что вѣдь и онъ сейчасъ можетъ умереть такъ же неожиданно, безсмысленно, отъ этого разрыва сердца. И всякій, подумавъ это, испугался и поспѣшилъ замѣнить эту мысль другими, здоровыми.
-- Н-да, очень жаль!..-- сказалъ членъ, выражая этими словами общую мысль.-- Но скажите поподробнѣе, какъ же это произошло? -- обратился онъ къ доктору. Докторъ сталъ разсказывать, какъ онъ спалъ послѣ обѣда, какъ его разбудили и какъ онъ пріѣхалъ къ Хвостовымъ, и какъ онъ нашелъ Софью Николаевну. Всѣ слушали его со смѣшаннымъ чувствомъ страха и любопытства.
-- Надо завтра поѣхать на панихиду...-- сказалъ членъ суда.
-- А что ни говорите, хорошо умереть такъ, сразу, безъ болѣзней. Бацъ и умеръ! -- сказалъ генералъ.
-- Нѣтъ, что вы говорите! По моему страшно такъ неожиданно... Живешь въ предположеніи, что еще долго проживешь, и вдругъ сразу смерть!..-- сказала пожилая дама.-- Вѣдь если это знать, то пожалуй-бы не стала такъ жить.
-- А сколько лѣтъ было покойницѣ? -- спросилъ членъ.
-- Лѣтъ сорокъ... нѣтъ, за пятьдесятъ...-- сказала Елена Павловна.
-- Ну, такъ она пожила. Этакъ и умереть можно,-- сказалъ либеральный молодой человѣкъ, который всегда высказывалъ прямо то, что другіе только думали.
-- И хорошо пожила! -- сказалъ генералъ.-- Я помню ее, когда еще былъ въ Минскѣ. Она была царицей всѣхъ баловъ и кавалеровъ и веселилась во всю.
-- И хороша была?
-- Красавица.
-- А знаете, конечно жаль, если кто-нибудь умираетъ. Но все-таки покойница, повидимому, взяла отъ жизни все,-- сказалъ членъ.-- Не всѣмъ такъ весело удается прожить. Не всѣмъ такое счастье.
-- Боже мой!.. Красавица, состояніе, ухаживаніе мужчинъ, успѣхи -- если бы все это у меня было, то я бы считалъ себя счастливѣйшимъ человѣкомъ,-- улыбнулся генералъ.
-- Странно! Почему это одному человѣку такое счастье, а другому только горе въ жизни? -- сказала пожилая дама. Ей никто не отвѣтилъ. Наступило молчаніе -- знакъ, что событіе потеряло прелесть новизны и пора замѣнить эти разговоры о смерти чѣмъ-нибудь инымъ, бодрымъ. Елена Павловна нашлась.
-- Пожалуйте, господа, чай пить,-- пригласила она.-- Иванъ Яковлевичъ, Марія Ивановна, пожалуйте.-- Всѣ поднялись и пошли съ чувствомъ какого-то удовлетворенія, напоминавшаго ощущеніе избѣгнутой опасности, въ которую попалъ другой. И опять молодой человѣкъ выразилъ то, что только ощущали другіе.
-- Оставимъ мертвымъ хоронить мертвыхъ, а живымъ нужно жить...-- сказалъ онъ.
-- Жить и давать жизнь другимъ,-- пошутилъ генералъ.
-- А все-таки вы не правы по поводу мира,-- сказалъ молодой человѣкъ, и они опять начали спорить, идя въ столовую вслѣдъ за другими.
Докторъ подошелъ къ Зинѣ, которая осталась одна въ гостиной, и, увидавъ, что всѣ уший, взялъ ее нѣжно за руку. Она смотрѣла на него счастливыми, влюбленными глазами, и ея невысокая дѣвичья грудь нервно дышала.
-- Отчего ты не была у Кремневыхъ вчера? Я тебя ждалъ,-- сказалъ онъ тихо.
Милое лицо залила краска волненія. Но прелестные глаза были счастливы и сіяли.
-- Неужели ты думаешь, что я не хотѣла тебя видѣть? Ты смѣешь такъ думать? Развѣ ты не видишь, какъ я...-- прибавила она и не кончила -- Если не была, значитъ было нельзя. Потомъ объясню. Приходи завтра на набережную въ восемь...-- сказала она тихо, и ея влюбленные глаза опять сверкнули выраженіемъ ласковости и нѣги, и въ голосѣ ея прозвучала какая-то особая дрожащая нота волненія.
"Какъ хорошо, счастливо, прелестно жить, любить и быть такъ любимой" -- говорили эти глаза и звукъ голоса, и вспорхнувшая на ея губы радостная улыбка.
КОНЕЦЪ.
"Русское Богатство", NoNo 2--5, 1901