Можно без преувеличения сказать, что герой этот совершил чудеса. Он преобразовал совершенно нравы России, и несмотря на громадные траты по поводу стольких войн и сооружений, не смотря на множество погибших при том людей, рассчитано, что он сошел с престола втрое богаче и могущественнее, чем был при восшествии на него. Всё великое, сделанное в последующие царствования, было им начато или задумано. Никогда человек не совмещал в себе стольких должностей и не нес столько трудов. Он был законодателем государства и церкви, воином на море и на суше, математиком, лоцманом, архитектором, строителем кораблей, хирургом, плотником, — и всё это с необыкновенным знанием дела; имел прекрасные сведения во многих науках, искусствах и ремеслах, наконец сверх всего обладал великим даром управления государством. Правда, открытие С.-Петербургской Академии наук совершилось с лишком через год после его смерти, но основателем её был он, и находящиеся в её кабинетах сокровища любопытных предметов по естественной истории, в особенности по части анатомии, были собраны им. Он отдавал строгие приказания присылать со всех концов своей обширной империи редкие и чудовищные произведения природы. Щедрость его не имела пределов, когда дело шло о поощрении полезных талантов, а полезным он называл не только то, что служило к увеличению могущества государства, но и то, что способствовало счастию и просвещению отдельных лиц. Никогда не замечали, чтоб он страшился опасности, но из этого не следует еще, чтоб он верил в предопределение, потому что никогда также и не подвергал себя опасности безрассудно, за исключением лишь некоторых случаев, где уверенность в своем искусстве и в знании морского дела придавали ему смелости. Внешнего лоска ему не удалось приобрести; но имел ли он на то время, он, который занят был преобразованием государства? При многих добродетелях, он имел и два преобладающих порока — вспыльчивость и любовь к горячим напиткам. Воспитание могло бы искоренить их; но его воспитание было дурно и только способствовало развитию их. Впрочем вспыльчивость была у него следствием его пламенного темперамента, и ему-то он обязан был тою деятельностью и тою настойчивостью, которых требовала его реформа. Был ли он жесток? Это вопрос нерешенный. Он сочувствовал малейшим горестям людей честных, перевязывал раненных, лечил больных. Кровавая строгость допускалась им лишь тогда, когда того требовали правосудие и благо государства. Они часто предписывали ее, и иногда в ужасных размерах, но таково было положение дел. Поэтому он стоически мог смотреть на казни; рассказывают даже, что он до своих путешествий сам собственноручно казнил. Но остережемся делать отсюда заключения о его жестокости. Если мы назовем этим именем действия, очищающие землю от преступников, то можем увлечься до хулы полубогов, которые в дни битв проливают и заставляют проливать столько благородной крови. Несомненно впрочём то, что Петр Великий был одним из тех смертных, которым справедливо удивляются, — смертных, рожденных для прославления своего века в летописях мира, и Небо, увенчавшее жизнь его столькими славными успехами, щедро воздало должное памяти его, открыв путь к наследованию Российского престола Екатерине II-й.