Мы сказали, что этотъ великій поэтъ стоитъ на границѣ двухъ періодовъ. Новый періодъ, открывающійся его славнымъ именемъ, начался съ французскою революціею. 14 іюля 1789 года есть, по справедливому замѣчанію Одисса-Барро, "великій день въ англійской литературѣ и начало новаго вѣка." Мы заимствуемъ изъ книги этого писателя, въ сокращеніи, общую характеристику этого новаго движенія, чтобы потомъ указать и на главнѣйшія изъ частныхъ явленій его. "До-сихъ-поръ -- говорить Одиссъ-Барро -- симпатіи, выказанныя въ отношеніи къ французской революціи Фоксомъ, Пэйномъ и Иристлеемъ, считаются явленіями исключительными въ англійской жизни того времени. Напротивъ, исключеніемъ слѣдуетъ считать такія явленія, какъ ненависть Эдмонда Борка и его краснорѣчивый крикъ тревоги, или какъ остроумная иронія Георга Каннинга въ его "Анти-Якобинцѣ". Всѣ англійскіе поэты, всѣ мыслители, вся университетская молодежь единодушно привѣтствуютъ самыми восторженными восклицаніями парижскія событія. Это настроеніе распространяется повсюду и продолжается даже послѣ 92 и 93 годовъ. Не успѣлъ Боркъ заклеймить въ своёмъ знаменитомъ памфлетѣ пробужденіе французскаго народа, какъ сотни голосовъ возвышаются для отвѣта ему... Испуганная этимъ нашествіемъ идей, старая Англія напрасно старается заглушить крики общественнаго млѣнія. Журналистъ Горнъ Тукъ, драматургъ Гольккрофтъ. обвинённые въ государственномъ преступленіи, оправданы. благодаря краснорѣчивой защитѣ Эрскина. Взволнованная толпа нападаетъ на домъ Пристлея, сожигаетъ его, разрушаетъ въ нёмъ библіотеку и лабораторію; но это не мѣшаетъ демократіи идти вперёдъ твёрдыми шагами... Кроткій Коуперъ воспѣваетъ свободу точно также, какъ до-сихъ-поръ воспѣвалъ природу. Борисъ горячо вступается за революціонное дѣло и служить ему не только своимъ геніемъ; онъ посылаетъ въ Національный Конвентъ четыре небольшія пушки. Всѣ юноши съ горячимъ сердцемъ, съ пламенною душою, которымъ суждено сдѣлаться со временемъ великими поэтами XIX вѣка -- сыновья французской революціи. Первыя пѣсни ихъ вдохновлены ею. Всѣ они республиканцы, даже соціалисты, и превосходятъ своихъ учителей реформаторскою смѣлостью. Годы умѣрятъ энтузіазмъ въ нѣкоторыхъ изъ нихъ, житейскія превратности сдѣлаютъ ихъ консерваторами. но они никогда не утратятъ отпечатка своего умственнаго происхожденія... Вордсвортъ внезапно оставляетъ Кембриджскій университетъ и спѣшитъ присутствовать на праздникѣ федераціи. Глядя на развалины Бастиліи, онъ возсоздаётъ въ своёмъ воображеніи "эти страшныя башни, снесённыя съ лица земли, насильственно опрокинутыя негодованіемъ народа, среди радостныхъ криковъ, заглушающихъ шумъ отъ паденія этихъ твердынь". Онъ возвращается во Францію въ 92 году, проводить тамъ цѣлый годъ, сближается съ жирондистами -- и только возвращеніе его въ Англію спасаетъ его отъ участи, постигшей эту партію. Не менѣе молодой и не менѣе пламенный противникъ всякаго несправедливаго гнёта, Соути пишетъ въ томъ же духѣ свою драму "Уатъ Тайлеръ" и эпическую поэму "Іоанна д'Аркъ". Кольриджъ сочиняетъ трагедію на паденіе Робеспьера, горячую оду въ честь Франціи, требуетъ отдѣленія церкви отъ государства и. вмѣстѣ съ Соути и нѣсколькими другими друзьями, замышляетъ основать въ Америкѣ "Пантисократію", утопическую республику, нѣчто въ родѣ политическаго Эльдорадо. Джемсъ Монгомери, либеральный поэтъ, подвергается штрафу и тюремному заключенію за балладу въ честь разрушенія Бастиліи. Томасъ Муръ, ещё ребёнокъ, привезённый въ 1792 году на пиръ, устроенный въ честь республики, сидитъ на колѣняхъ у президента, между-тѣмъ какъ восторженные клики привѣтствуютъ тостъ: "да зазеленѣетъ нашъ ирландскій дубъ подъ дуновеніемъ французскаго вѣтра." Вальтеръ, Саваджъ Ландоръ, въ стихахъ относящихся къ двадцатилѣтней порѣ его жизни, энергически высказываетъ свои республиканскія чувства, которыя онъ охранилъ, даже въ болѣе широкихъ размѣрахъ, до глубокой старости..."
Все то, о чёмъ говорится въ предыдущихъ строкахъ, составляетъ, такъ сказать, непосредственный, спеціальный продуктъ идей, внесённыхъ въ общество французскою революціею; еслибъ дѣло этимъ и ограничилось, то мы получили бы и поэзію только спеціальную -- именно политическую, то-есть такую. которая, въ строго-художественномъ смыслѣ, имѣетъ мало значенія. Гораздо важнѣе общее дѣйствіе этого новаго духа, внесеніе въ жизнь, а оттуда и въ поэзію, общихъ просвѣтительныхъ началъ, сообщившихъ поэтическому творчеству и обильный матеріалъ, и раціональныя основанія. Важно было въ этомъ новомъ движеніи, по отношенію къ литературѣ, и то обстоятельство, что теперь литературное образованіе, проникши въ тѣ сферы, для которыхъ оно было до того времени недоступно, оказало благотворное вліяніе на умственную жизнь третьяго и четвёртаго сословія, я также и женщинъ. Между современниками и послѣдователями Бориса мы находимъ ткача Вильсона. автора удачныхъ очерковъ изъ жизни простого народа и, особенно, стихотворенія "Уатти и Меггъ", долго приписывавшагося Борису, купца Макнелля, стихотвореніе котораго "Вилли и Джонъ" пользовалось въ Шотландіи большою популярностью, благодаря своей правдѣ, прекраснымъ изображеніямъ сельскихъ картинъ и естественному, глубокому чувству, ткача Таннагиля, писавшаго пѣсни, которыя были любимы народомъ почти также, какъ пѣсни Борнса, и окончившаго жизнь самоубійствомъ вслѣдствіе разныхъ житейскихъ невзгодъ, прикащика Теонапта, сдѣлавшагося потомъ профессоромъ и прославившагося комическою эпопеею "Ярмарка въ Анстерѣ". послужившею, во многихъ отношеніяхъ, образномъ для байроновскихъ "Беппо" и "Донъ-Жуана", Мотервеля -- одно изъ лучшихъ стихотвореній котораго напечатало въ пашемъ изданіи -- вышедшаго изъ пастуховъ, Джемса Гогга, издавшаго въ 18L3 году превосходный сборникъ романсовъ и балладъ въ народномъ духѣ, крестьянскихъ дѣтей Роберта Блумфильда и Джона Клера, изъ которыхъ первому доставили справедливую извѣстность "Сельскіе Разсказы", "Дикіе Цвѣты" и другіе стихотворенія, а біографія второго на столько характеристична, что мы считаемъ не лишнимъ изложить её въ короткихъ словахъ. Клеръ, одинъ изъ лучшихъ изобразителей сельской жизни (онъ род. въ 1793 г.) былъ сынъ бѣднаго поселянина и въ дѣтствѣ нанимался пахать землю у другихъ крестьянъ, чѣмъ зарабатывалъ по грошу въ недѣлю. Этими деньгами онъ платилъ за своё ученье въ деревенской школѣ. На тринадцатомъ году, увидѣвъ себя обладателемъ одного шиллинга, скопленнаго долговременною экономіею, онъ купилъ на него "Времена Года" Томсона и, прочтя ихъ. принялся санъ сочинятъ подъ непосредственнымъ вліяніемъ своихъ ощущеній; сочинялъ онъ, по переставая ходить за плугомъ и употребляя, вмѣсто письменнаго стола, свою шляпу. Долговременнымъ и тяжолымъ трудомъ молодой поэтъ скопилъ себѣ, въ теченіе нѣсколькихъ лѣтъ, ещё одну гинею, и на эти деньги напечаталъ объявленіе о предстоящемъ выходѣ своихъ стихотвореній, причёмъ приглашалъ публику къ подпискѣ. Подписчиковъ оказалось всего семь человѣкъ, но, къ счастью, нашолся издатель, выпустившій въ свѣтъ эти произведенія, главною тэмою которыхъ были сельская жизнь и сельскія картины. Критики встрѣтили ихъ единодушнымъ одобреніемъ, вслѣдствіе чего матеріальное положеніе Клера скоро улучшилось, особенно послѣ изданія его главнаго стихотворенія "Деревенскій Пѣвецъ"; но одна неудачная денежная спекуляція повлекла за собою его разореніе и умопомѣшательство. Что же касается женщинъ, то, до того времени, о которомъ мы говоримъ, онѣ совсѣмъ не появлялись на литературномъ поприщѣ Англіи. Только въ началѣ нынѣшняго столѣтія Франциска Бёрни, Шарлота Омахъ и ихъ послѣдовательницы заняли видное мѣсто въ области романа. Нѣкоторые изъ нихъ пробовали писать и лирическія стихотворенія, въ которыхъ одна подражала Коуперу, другая -- Борнсу, третья -- Коллинсу и такъ далѣе. Но стихотворенія большой части стихъ писательницъ, не лишонныя теплоты чувства и правды, теперь забыты, благодаря отсутствію оригинальности, силы и страстности, отличавшихъ произведенія лириковъ-мужчинъ того времени. Наиболѣе даровитыми между ними критика признаетъ Мэри Тигэ, Фелицію Гименсъ, стихи которой (образчики ихъ читатель найдётъ въ нашемъ изданіи) высоко цѣнились Вальтеръ-Скоттомъ, Джоффреемъ и Вордсвортомъ, Елизавету Ландонъ и миссъ Нортонъ, идеями которой и даже манерой выраженія иногда пользовался Борнсъ.
Знаменитѣйшими современниками и послѣдователями Борнса были Краббъ и Элліоттъ. За ними, въ хронологическомъ порядкѣ, слѣдуетъ такъ называемая "Озёрная Школа", съ главными представителями которой, поэтическимъ тріумвиратомъ, составленнымъ изъ Вордсворта, Соути и Кольриджа, наши читатели могутъ подробно познакомиться въ предлагаемомъ изданіи, въ слѣдствіе чего мы представляемъ здѣсь только общую характеристику ея, заимствуя её изъ сочиненія Гетшенбергера. "Озёрная Школа -- говоритъ онъ -- или, какъ называетъ её Юліанъ Шмидтъ: "школа спиритуалистическаго романтизма", хотя не въ точномъ значеніи этихъ словъ, была безспорно дочерью того направленія поэзіи, начало которому положили Юнгъ, Томсонъ и Коуперъ, и которая преслѣдовала высокія цѣли: серьёзность, религіозность, добродѣтель, гуманность и любовь къ природѣ. Но она приняла иную физіономію, когда её охватили продукты болѣе великаго времени -- идеи Руссо, революціи Франціи и Америки, съ ихъ восторженнымъ влеченіемъ къ свободѣ. Нѣмецкая литература и философія тоже оказали на неё вліяніе. Такимъ путёмъ возникъ основной принципъ этой школы: примѣнять къ цѣлямъ поэзіи обыкновенный разговорный языкъ среднихъ и низшихъ классовъ. Но эта эманципація третьяго сословія но увѣнчалась въ Англіи на поприщѣ поэзіи такимъ успѣхомъ, какой имѣла она во Франціи на поприщѣ исторіи. И это естественно. Низшіе классы вызываютъ наше сочувствіе своимъ положеніемъ, но языкъ ихъ мало насъ интересуетъ. (Мы оставляемъ это замѣчаніе Гетшенбергера, хотя оно не выдерживаетъ строгой критики.) Притомъ же, эти кабинетные учопые были способны менѣе чѣмъ кто-либо говорить языкомъ народа. Ни одинъ изъ нихъ не могъ сочинить такой пѣсни, какъ Борнсовская, такого стихотворенія, какъ "Жница" Уланда. Ихъ стихи отзываются запахомъ кабинетной лампы; они безцвѣтны, аффектированы, расплывчивы, когда стремятся къ народности, смѣшны, когда хотятъ быть юмористическими. Научныя занятія и изслѣдованія, въ которыя погружались эти поэты, побуждали ихъ писать для немногихъ -- отнюдь се для народа; оттого-то, изъ круга республикански-соціалистическихъ идей, въ который вовлёкъ ихъ порывъ перваго одушевленія, они скоро снова вступили на дорогу консервативнаго англиканизма, сдѣлались увѣнчанными поэтами и стали получать пенсіи. Ихъ народность была искуственно-принятая, совсѣмъ не шедшая имъ къ лицу. Одно только было вполнѣ правдиво въ нихъ -- любовь къ природѣ, развившаяся потомъ въ своего рода христіанскій пантеизмъ, и благородное стремленіе распространить въ низшемъ сословіи религіозность, гуманность, нравственность, лучшее воспитаніе. Нельзя также отрицать въ нихъ присутствія фантазіи, чувства, хорошихъ мыслей, и если не было между ними ни одного великаго поэта, то тѣмъ но менѣе безспорно, что они имѣли благотворное, прочное и широко-распространённое вліяніе на поэзію своего времени. Озёрная Школа, и, особенно, Вордсвортъ, привела общественный вкусъ отъ красиваго пустословія къ изученію человѣка и природы, изгнала фальшивое, преувеличенное изображеніе характеровъ и чувствъ, замѣнивъ его истиннымъ сочувствіемъ къ человѣчеству."
Колебанія англійской поэзіи, ея поочередныя повышенія и пониженія, уклоненія то въ ту, то въ другую сторону, кончились. Она окрѣпла, установилась на прочныхъ основаніяхъ, вполнѣ соотвѣтствовавшихъ и общимъ законамъ творчества и духу времени, и начала представлять всё болѣе и болѣе полное и гармоническое соединеніе элемента національнаго съ общечеловѣческимъ. "Въ этомъ общемъ движеніи -- замѣчаетъ Тонъ -- выдѣлились двѣ великія идеи: та, которая произвела поэзію историческую, и та, подъ вліяніемъ которой родилась поэзія философская; первая особенно явственная въ Соути и Вальтеръ-Скоттѣ, вторая -- въ Вордсвортѣ и Шелли; обѣ -- общеевропейскія и, съ такимъ же блескомъ, какъ въ Англіи, проявившіяся во Франціи въ произведеніяхъ Гюго, Ламартина и Мюссе, и болѣе блистательно -- въ Германіи, въ твореніяхъ Гёте, Шиллера, Рюкерта и Гейне; и та и другая до такой степени глубока, что ни одинъ изъ ихъ представителей, за исключеніемъ Гёте, не угадалъ ихъ значенія и что только теперь, больше чѣмъ черезъ полъ-вѣка, мы едва начинаетъ опредѣлять сущность этихъ идей для того, чтобы предсказать ихъ послѣдствія." Что же касается частностей этого движенія, то теперь въ области поэзіи начинаютъ появляться одна вслѣдъ за другою звѣзды первой величины. Тріумвиратъ Озёрной Школы смѣнился другимъ, гораздо болѣе блистательнымъ: его составилъ Байронъ -- скоро сдѣлавшійся изъ тріумвира царёмъ -- Шелли и Томасъ Муръ. Окою ихъ стоитъ Вальтеръ-Скоттъ; далѣе группируются Китсъ, любимый поэтъ Шелли, авторъ античныхъ поэмъ "Эндиміонъ" и "Гиперіонъ", Кэмбсль, краснорѣчивый и благородный пѣвецъ свободы, Роджерсъ, блистательный стихотворецъ во вкусѣ Попа, Гольдсмидъ, Савиджъ Ландоръ, о которомъ мы упоминали уже выше, Карлъ Ламбъ, авторъ прекраснаго стихотворенія "Старыя знакомыя лица", Лей Гунтъ, другъ Мура и Байрона, натура въ высшей степени поэтическая, хотя дѣятельность его посвящена была преимущественно политикѣ, Фелиція Гименсъ и множество другихъ.
Мы подошли, такимъ образомъ, къ новѣйшему времени, именно, ко второй половинѣ нынѣшняго столѣтія. "Эта половина -- говоритъ Одиссъ-Барро -- не лишена въ Англіи аналогіи съ послѣднею половиною XVIII столѣтія. Во всѣхъ отрасляхъ литературы преобладаетъ не забота о формѣ, но стараніе проводить идеи. Вопросъ философскій и вопросъ соціальный составляютъ сущность всѣхъ произведеній ума." При практической тенденціи вѣка поэзія должна была отодвинуться на второй планъ, но это не помѣшало ей сохранить въ этой странѣ, въ противоположность большей части другихъ государствъ, всѣ права гражданства. "Журналы и обозрѣнія -- продолжаетъ тотъ же авторъ -- по отказываютъ стихамъ ни въ содѣйствіи, ни въ одобрѣніи, ни въ серьёзной критикѣ; политическая пресса не считаетъ недостойнымъ своего назначенія печатать у себя стихи; Парнасъ по признаётся несовмѣстимымъ съ форумомъ, съ трибуною и даже съ торговыми дѣлами. По мнѣнію француза, изъ поэта всегда выйдетъ плохой государственный мужъ; англичанинъ не затрудняется выбирать своихъ поэтовъ въ члены парламента, посланники и даже министры. Къ нынѣшнемъ министерскомъ кабинетѣ засѣдаютъ три или четыре литератора и Дизраэли сталъ во главѣ правленія, благодаря своему роману. Его товарищъ, лордъ Маннерсъ, министръ почтъ и телеграфовъ -- поэтъ, точно также, какъ его предшественникъ былъ ученый. Одинъ изъ самыхъ выдающихся членовъ верхняго парламента, лордъ Гоутонъ -- писатель и поэтъ. Лордъ Маколей, извѣстный всей Европѣ, преимущественно какъ историкъ, былъ тоже поэтъ и поэтъ съ большимъ талантомъ... Уваженіе, которымъ пользуется поэзія, не можетъ, конечно, измѣряться денежными барышами, доставляемыми ею авторамъ. Это былъ бы дурной критеріумъ. Тѣмъ не менѣе, не безполезно будетъ припомнить, что Томасу Муру за одну его поэму, и притомъ, наиболѣе посредственную, было заключено тысяча фунтовъ стерлинговъ; что Кэмбель за одно изданіе своихъ "Радостей Надежды" получилъ столько же; что Соути заработалъ своими поэмами болѣе трёхъ сотъ тысячъ франковъ; что Краббъ за одинъ томъ стихотвореній получилъ отъ своего издателя 3000 фунтовъ. До-сихъ-поръ ещё, не смотря на относительный упадокъ поэзіи и преобладаніе прозы, стихотворныя произведенія продолжаютъ пользоваться сочувствіемъ и даже восторженнымъ удивленіемъ и легко находятъ издателей, читателей и покупателей. Въ самыхъ маленькихъ городкахъ и на самыхъ незначительныхъ и глухихъ станціяхъ желѣзныхъ дорогъ вы найдёте въ каждой лавчонкѣ, въ каждомъ шкапу разнообразный выборъ англійскихъ поэтовъ всѣхъ времёнъ. Во время моихъ неоднократныхъ поѣздокъ во внутрь Великобританіи я имѣлъ случай убѣдиться, что путешественники далеко не пренебрегали этими произведеніями. А замѣтьте, что цѣна книгъ, вообще, дорога въ Англіи."
Первымъ по времени между поэтами этого новѣйшаго времени стоитъ Томасъ Гудъ, съ его знаменитою "Пѣснью о Рубашкѣ." Тѣ же филантропическія тенденціи, то же сочувствіе ко всѣмъ страдающимъ мы находимъ выраженными въ истинно-художественной формѣ у вышеупомянутой Каролины Нортонъ, внучки знаменитаго Шеридана, которую одинъ изъ англійскихъ критиковъ назвалъ, можетъ-быть съ нѣкоторымъ преувеличеніемъ, "Байрономъ женщинъ-поэтовъ новаго времени" и стихотворенія которой, равно какъ и ея романы, имѣютъ главнымъ своимъ содержаніемъ соціальные вопросы, защиту слабыхъ и бѣдныхъ. Нѣкоторыя изъ улучшеній, введённыя недавно въ англійскіе законы о бракѣ, обязаны своимъ происхожденіемъ вліянію этой писательницы. Въ такомъ же направленіи писала Елизавета Броунингъ, смотрѣвшая, но ея собственнымъ словамъ, на поэзію также серьёзно, какъ на самую жизнь. "А моя жизнь -- говоритъ она -- была очень серьёзная вещь; я никогда не принимала удовольствія, доставляемаго чтеніемъ стиховъ, за окончательную цѣль поэзіи." большою популярностью пользуется въ Англіи и Америкѣ другой либеральный защитникъ и провозвѣстникъ политическихъ и соціальныхъ реформъ, Маккей, лучшимъ произведеніемъ котораго считается "Голоса изъ Толпы." На ряду съ этими демократическими поэтами и какъ противодѣйствіе имъ появился въ 1840 году, подъ общимъ заглавіемъ "Молодая Англія", цѣлый рядъ поэмъ въ консервативномъ духѣ, имѣвшихъ цѣлью остановить новое движеніе, защитить учрежденія и начала прошедшаго времени отъ грозныхъ нападеній настоящаго. Во главѣ этой партіи сталъ Дизраэли, а любимымъ поэтомъ ея сдѣлался лордъ Маннерсъ. Въ то же время и чистая поэзія, служащая принципу "искусства для искусства" и главнымъ представителемъ и основателемъ которой служить популярнѣйшій изъ современныхъ англійскихъ поэтовъ, Тениссонъ, продолжала и продолжаетъ находить себѣ многочисленныхъ послѣдователей, между которыми заслуживаютъ особеннаго вниманія сынъ и дочь знаменитаго Кольриджа, Каролина Боульсъ, вторая жена Соуги, Томасъ Эрдъ, Элиза Кукъ, Ковентри Патморъ, миссъ Инджелоу, Робертъ Бульверъ Литтонъ (сынъ извѣстнаго романиста) и многіе другіе. Рѣзкую противуположность съ этимъ направленіемъ составляетъ такъ называемая "сатаническая школа", основанная Альджернономъ Свинбурномъ, пламеннымъ пѣвцомъ пантеизма, республиканизма и чувственности, исходящимъ въ первыхъ двухъ отношеніяхъ прямо отъ Шелли. Извѣстность этого молодаго поэта (онъ выступилъ за литературное поприще въ 1861 году) ростётъ въ Англія съ каждымъ днёмъ, но направленіе и характеръ его поэзіи ещё не достаточно установились для того, чтобы онъ могъ занять въ литературѣ опредѣлённое мѣсто; замѣтимъ только, что родоначальникомъ своей школы Свинбурнъ и его единомышленники-поэты считаютъ Шелли, а изъ другихъ авторитетовъ признаютъ только Чосера, Шекспира и Мильтона -- и что впечатлѣніе, вызванное нѣкоторыми изъ его первыхъ произведеній, имѣло отчасти такой же характеръ, какъ дѣйствіе первыхъ стихотвореній Байрона: они сильно задѣли чопорность англійскаго общества и подверглись такимъ жестокимъ нападкамъ со стороны нѣкоторой части литературы и публики, что издатель долженъ былъ за время изъять ихъ изъ обращенія. Въ литературѣ началась истинная война. "Стали появляться -- говоритъ Одиссъ-Барро -- не только газетныя и журнальныя статьи, по цѣлые тоны въ защиту и противъ новой школы, которая, повидимому, поставила себѣ задачею разбивать съ плеча всѣ, перешедшія къ намъ отъ прошедшаго, идеи, разрушать всѣ традиціонныя условія литературы и живописи."
Одновременно съ Свинбурномъ и съ такимъ же точно скандаломъ выступилъ на поприще поэзіи Остинъ (Austin), тоже принадлежащій къ политически-философской школѣ и обладающій несомнѣннымъ сатирическимъ дарованіемъ. Если вѣрить словамъ Одисса-Барро, то въ Англіи, со времени "Англійскихъ бардовъ и Шотландскихъ обозрѣвателей" Байрона, не появлялось произведенія, въ которомъ рѣзкая энергія и сила языка были бы соединены въ такой степени, какъ это мы видимъ въ поэмѣ Остина "Сезонъ", гдѣ онъ жестоко издѣвается надъ великосвѣтскимъ обществомъ Англіи. Не останавливаясь долѣе и на этомъ поэтѣ но той же самой причинѣ, но которой мы только вкратцѣ сказали о Свинбурнѣ, упомянемъ здѣсь ещё о группѣ американскихъ поэтовъ, начало дѣятельности которой относится только ко второй четверти нынѣшняго столѣтія. Группа эта очень немногочисленна. Съ даровитѣйшими изъ членовъ ея. Лонгфелло и Брайтомъ, наши читатели подробно познакомятся въ настоящемъ изданіи; что же касается остальныхъ, то упоминанія заслуживаетъ развѣ одинъ Эдгаръ Поэ, гораздо болѣе знаменитый въ другой области литературы -- области Фантастическаго романа. Всѣ остальные -- а въ извѣстной степени и тѣ выдающіеся три поэта, о которыхъ мы только-что упомянули -- страдаютъ преимущественно однимъ важнымъ недостаткомъ: отсутствіемъ оригинальности. "Американскіе поэты -- замѣчаетъ Гетшенбергеръ -- питаются англійскимъ духомъ и рабски слѣдуютъ вкусу метрополіи. Въ умственномъ отношеніи они до-сихъ-поръ ещё не эманципировались отъ него. До войны за независимость эти писатели копировали Попа. "Проповѣдникъ" -- Денни и "Письма британскаго шпіона" -- Вирта представляютъ собою подражанья стилю Аддисона. Вордсвортъ и, особенно, Теннисонъ имѣли самое большое вліяніе на американскихъ поэтовъ. Виллисъ въ "Леди Жаннѣ", Галликъ въ "Фанни" и, въ послѣднее время. извѣстный своими приключеніями Миллеръ, въ "Пѣсняхъ Сіерры", подражали Байрону. И эти копіи съ англичанъ не прекратятся, потому-что въ Америкѣ весьма скудно оплачивается литературный трудъ тѣхъ, которые не хотятъ наниматься журналистикой или сочинять фарсы и сенсаціонные романы. Публика требуетъ дешовыхъ книгъ и, въ слѣдствіе итого, издатели считаютъ болѣе удобнымъ для себя не тратиться на гонорарій, а перепечатывать англійскія сочиненія. Умственный трудъ англичанъ американцы ввозятъ къ себѣ безъ всякой церемоніи, не платя за него ничего, и при такомъ порядкѣ вещей, само собою разумѣется, уничтожается всякая конкуренція со стороны туземцевъ. Даже относительно критики, переводовъ, однимъ слоновъ всякой литературной работы, американцы заставляютъ работать на себя англичанъ- Вслѣдствіе это то, Америка стоитъ гораздо ниже Англіи но умственному могуществу и умственному вліянію, и національная литература создастся въ ней только тогда, когда эта страна начнётъ относиться съ должнымъ уваженіемъ къ литературной собственности всѣхъ другихъ государствъ и награждать по заслугамъ дарованія туземныя..."
Намъ остаётся сказать ещё о состояніи драматической литературы Англіи съ того времени, какъ мы её оставили, то-есть со времени реставраціи. Но говорить объ это въ предметѣ придётся намъ весьма немного. Съ-тѣхъ-поръ и до позднѣйшаго времени, въ области драматической поэзіи (просимъ читателя не забывать, что сюда относимъ мы произведенія, писанныя какъ стихами, такъ и прозой) можно указать только на о ли у первостепенную личность, да и то явившуюся давно -- именно въ концѣ прошедшаго столѣтія. Это Шериданъ, авторъ "Соперниковъ," "Дня св. Патрика," "Дуэньи" и, глазнымъ образомъ, знаменитой "Школы, Злословія", представленной въ первый разъ въ 1777 году и сохранившей свой интересъ и своё значеніе до нашего времени въ такой степени, что когда, въ 1872 году, её возобновили за одномъ изъ лондонскихъ театровъ, то она выдержала болѣе четырёхъ-сотъ представленій сряду. Шериданъ былъ даровитѣйшимъ представителемъ реакціи противъ тѣхъ фальшивыхъ и вредныхъ сторонъ англійской комедіи, которыя были завѣщаны ей реставраціей и о которыхъ мы упоминали выше; но, къ сожалѣнію, реакція эта осталась безъ вліянія на дальнѣйшее развитіе драматической литературы; фальшь и безнравственность, правда, уничтожились въ значительной степени, но общій упадокъ драмы и комедіи дѣлается ней болѣе и болѣе замѣтнымъ. "Англійская сцена нашего времени -- говоритъ Одиссъ-Барро -- наводнена и эксплуатируется толпою искусныхъ драматическихъ фабрикантовъ, плодовитыхъ поставщиковъ, которые, не имѣя особенныхъ литературныхъ претензій, преслѣдуютъ одну цѣль -- доставлять безпрерывную пищу обычнымъ посѣтителямъ театровъ и носятъ въ сердцѣ единственную надежду -- добиваться болѣе или менѣе продолжительнаго и, главнымъ образомъ, болѣе или менѣе доходнаго ряда представленій. Искусство имѣетъ весьма мало общаго съ этимъ безчисленнымъ количествомъ эфемерныхъ произведеній. лишонныхъ всякаго стиля, всякой оригинальности, и часто почти цѣликомъ переведённыхъ или передѣланныхъ съ французскаго. Рѣдко-рѣдко попадётся вамъ въ нихъ счастливая мысль, порядочная сцена, забавное или интересное положеніе". Причину этого явленія Одиссъ-Барро объясняетъ слѣдуювщимъ образомъ. "Литературное творчество -- говоритъ онъ -- не неистощимо въ каждомъ изъ своихъ проявленій. Каждая отрасль искусства похожа на металлическія жилы, хранящіяся въ глубинѣ земли. Приходитъ день, когда самый богатый рудникъ истощается и даётъ разработывающимъ его только летучія частицы и пыль. Въ тѣ эпохи, когда театръ занималъ первое мѣсто въ англійской литературѣ, эта послѣдняя не имѣла ни романа, ни исторіи. Современная драма почти нея ушла въ исторію и романъ. Англійскіе трагическіе поэты уже не назывются Шекспирами; ихъ имена -- Вальтеръ-Скоттъ или Диккенсъ, Барлэйль или Макколей. Комедія уже но имѣетъ Шеридана -- у ней есть Теккерей. Гамлетъ произноситъ своё "быть или не быть" уже не въ сценическомъ монологѣ и на подмосткахъ, а въ одной изъ главъ Стюарта Милля, или на страницахъ Дарвина и Герберта Спенсера. Нашъ вѣкъ слишкомъ практиченъ, слишкомъ пытливъ, слишкомъ проникнутъ духомъ анализа, слишкомъ скептиченъ для сцены, главную пищу которой доставляетъ внезапность, наивность, энтузіазмъ и которая не ладитъ съ философскими, научными и соціальными вопросами. Драма и комедія -- рамки слишкомъ узкія для широкихъ изслѣдованій, которымъ, повидимому, посвятилъ себя девятнадцатый вѣкъ." Кролѣ этихъ общихъ причинъ -- съ которыми, впрочемъ, нельзя вполнѣ согласиться -- Одиссъ-Барро приписываетъ упадокъ драматической литературы въ Англіи и причинамъ частнымъ: именно, чрезмѣрному развитію оперной и всякой другой музыки, громадному размноженію всевозможныхъ заведеній, въ родѣ театровъ-буффъ, cafés-chantants и тому подобныхъ, и, наконецъ, доходящею до смѣшного щепетильностью англійской театральной цензуры. Какъ бы то ни было, а результатъ далеко неутѣшительный! "Англіи -- по справедливому замѣчанію Готшепбергера -- приходится питаться своею прежнею драматическою славой." Но мы были бы несправедливы, если бы среди этой массы сценическихъ фабрикантовъ, недавняго и новѣйшаго времени, но отличили писателя, если не первостепеннаго, то всё-таки имѣющаго право на вниманіе серьёзной критики. Это -- умершій въ 1857 году Дугласъ Джеральдъ, одна изъ пьэсъ котораго -- "Черноокая Сусанна" -- выдержала триста представленій сряду и поставила его во главѣ драматурговъ своего времени. Между другими комедіями его особенно замѣчательна: "Время производитъ чудеса".
Здѣсь мы останавливаемся, считая умѣстнымъ заключить вашъ очеркъ и особенно тѣ немногочисленныя строки, которыя мы посвятили англійской поэзіи послѣднихъ годовъ, слѣдующимъ разсужденіемъ автора "Исторіи Современной Англійской Литературы": "Какъ языкъ -- говоритъ онъ -- никогда не можетъ быть признаваемъ за нѣчто неподвижное и подверженъ постояннымъ измѣненіямъ, такъ и литература измѣняетъ свой видъ и характеръ, сообразно времени, средѣ и господствующимъ стремленіямъ. Она никогда не говоритъ своего послѣдняго слова; надъ ней никогда нельзя произносить безусловное и окончательное сужденіе. Приговоры критики и исторіи всегда могутъ быть измѣнены. Нѣтъ имени, которое было бы защищено отъ этихъ превратностей славы; нѣтъ писателя, какъ ни прочна, повидимому, его извѣстность, о которомъ можно было бы съ увѣренностью сказать, что онъ навсегда удержитъ разъ занятое имъ мѣсто; нѣтъ, съ другой стороны, забытаго или непризнаннаго дарованія, которое не могло бы вдругъ, въ данную минуту, выйти на свѣтъ божій изъ пыли библіотекъ... Перевороты соціальные менѣе прихотливы, менѣе странны, менѣе безжалостны, чѣмъ перевороты въ области изящнаго вкуса и мысли... Шекспиръ, въ продолженіи двухъ столѣтій, оставался погружоннымъ въ пренебреженіе у своихъ соотечественниковъ, и только въ наше время Стратфордъ на Авонѣ сдѣлался мѣстомъ поклоненія; звѣзда Байрона, озарившая міръ такимъ несравненнымъ блескомъ, начинаетъ блѣднѣть въ Англіи, и слава его, упадокъ которой Маколей предсказывалъ ещё въ 1828 году, дѣйствительно затьмѣвается; за-то звѣзда Шелли, которую невооружонный глазъ едва могъ различать до 1860 года, ярко загорается на горизонтѣ, и молодая школа, предводительствуемая Свинбурномъ, повидимому игнорируетъ автора "Донъ-Жуана", въ то же время ставя автора "Царицы Мабъ" на ряду съ тремя главными корифеями поэзіи -- Чосеромъ, Шекспиромъ и Мильтономъ."