В лесу заготовляли телеграфные столбы и возили их на буйволах к полотну железной дороги. Буйвол похож на быка, только он пониже и покряжистей. В полдень буйволовой работе конец: жарко ему, невтерпеж, и лезет он, — с телегой ли, без телеги, — в воду. Зайдет в море так, что только нос видать, стоит и жует жвачку, пока солнце не своротит с обеда.
Стрелочников сын, Федька, приставлен был днем смотреть за буйволами. Мишка Волдырь крепко подружился с Федькой, стал часто к нему приходить. Федька учит Мишку, как какую птицу зовут, каких змей бояться, где находить больших крабов. А Мишка ему про Москву рассказывает, про восьмиэтажные дома, про трамвай, про то, как Ленина хоронили, и какой тогда был мороз.
Одного не показал Федька приятелю, — а давно обещал, — дедовой хатки.
— Что же она такое, — дедова хатка! — спрашивал Мишка.
— Дай срок, увидишь, — отвечал Федька.
Вот, наконец, собрались ребята туда сходить.
Вышли из воды, натянули трусики; совхозский пес, Шарик, встряхнулся, обрызгал Мишку и вильнул хвостом. Федька, щурясь, пересчитал черные морды буйволов, лежащих в воде, и сказал:
— Ну, пошли.
Мальчики вскарабкались по скату наверх, на шоссе и быстрым шагом зашагали вдоль обрыва. Было жарко, и не хотелось разговаривать.
Справа, внизу, лежало море, точно гладкий кусок синего стекла. Белый треугольный парус прошел по синеве моря и исчез где-то далеко, в голубом небе.
— Вот мы и у перевала, — сказал Федька. — Так оно вдвое ближе, шесть верст. А по шоссе двенадцать. Петлит оно здесь.
Перевал был похож на седло — узкая дорога между двумя крутыми холмами. Осенью черкесы по ней возили из лесов в город каштаны. За перевалом ребята напились студеной ключевой воды и снова пошли по шоссе. Еще с версту, и они по узенькой тропинке свернули в лес.
Сразу со всех сторон к ним потянулись колючки.
— Ну, и дорожки. Не дорожки, а куриные рожки!
Федька уверенно шел вперед.
Было темно и пахло не то плесенью, не то грибами. Потом посветлело, и мальчики неожиданно вышли на поляну.
Посреди поляны стоял большой дом, сложенный из пяти цельных камней. Четыре камня — стены, пятый — крыша.
— Вот она, дедова хатка, — сказал Федька и сел на траву.
Мишка оторопел. Эти громадные, грубо отесанные плиты серого камня были так велики, что из одной только плиты можно было бы построить дом, одною плитой можно было бы вымостить целую площадь.
В передней стене внизу было прорезано круглое оконце. Шарик подбежал к дыре, сунулся внутрь, фыркнул и отскочил.
— Что внутри? — подумал Мишка.
Подошел, заглянул в дыру. Черною копотью покрытые стены, обугленные сучья на полу, — кто-то разжигал костер.
— Кто в нем жил? — спросил Мишка, ложась на траву подле Федьки.
— Этого никто не знает. У нас на Кавказе много таких хат, и никто не знает откуда. Учительша говорит, что это дольмены.
— Черкесы, наверное, знают, — сказал Мишка. Они ведь здесь давно.
— Ничего они не знают. У них про дольмены сказка есть.
Мишка даже привстал.
— Расскажи!
— Ладно, отчего ж.
В прежнее время здесь, на Кавказе, жили не такие люди, как мы. Здесь жили карлики и великаны. Одни — боколазы, в пять саженей росту, а другие — шибзики. Великан дуб вырвет, ощиплет, — вот ему и дубина. Целого буйвола он за раз съедал. А карлики на зайцах верхом ездили.
Великаны были глупый народ, а карлики — продувные. Карлики себе из веток плели хибарки, а великаны не придумали, просто на ветру жили. Где вечер захватит, там спать лягут.
Вот раз карлики решили великанов облапошить. Приходят к великанам и говорят.
— Здравствуйте, дорогие товарищи. Вы вот очень плохо живете. Нам вас очень жаль стало. Мы вас научим, как построить себе хаты. Мы вам серого камня дадим и все покажем, как и что.
Великаны рады. Говорят:
— Мы очень согласны. Покажите, где ваш камень.
Карлики забегали туда-сюда.
— Вот, — говорят, — здесь у горы нужно верх обломить, там наш камень спрятан.
Великаны потрудились, отломили верх у горы, кого-то из хлопцев даже пришибли. А карлики на зайцев поседали, туда-сюда ездят.
— Хорошо, говорят, хорошо. Теперь надо гору разбить на пласты, а из пластов повыломать плиты.
Великаны так и сделали. Сперва не могли, а потом смогли. Камня наворотили — пропасть.
— Ну, говорят, малыши, покажите, как хаты делать.
А те с зайцев повскакали, вокруг камней бегают, лопочут, руками машут.
— Так вот и так. Нужно чтобы четыре стены и одна крыша. А в одной стене нужно оконце, чтобы светло было.
Великаны еще потрудились, и поставили хаты: четыре стены, крыша и оконце.
Совсем уморились.
Карлики на зайцев — скок, в дыру — гоп.
— Ничего, говорят, хаты добрые. Вот только здесь и здесь дует. Поправить нужно.
Великаны поправили.
— Что — говорят — готовы хаты?
— Готовы.
— И можно нам жить в них?
— Можно. Нам на вас камня не жалко.
— Как же нам в хату войти?
Карлики опять возню подняли.
— Батюшки! Двери-то мы и позабыли! А в окошко вам не войти. Ай-ай-ай! Ай-ай-ай! — головами качают, будто жалеют. — Очень — говорят— у вас рост негожий. Теперь только одно можно сделать. Подите, спрыгните вон с той горы, станете нашего роста, сможете в хатах жить.
Великаны пойди и спрыгни с горы.
Упали с горы и разбились насмерть. Ни одного в живых не осталось.
А карликам — смак, им досталися хаты. Так они, в них и жили, прямо на зайцах в окошки лётали.
— А куда потом делись? — спросил Мишка.
— Вот чудак! Куда делись! Их-то и не было никогда. Это так, чтобы складно было, говорится.
— А я думал…
— Думал, думал. Идем домой, Волдырь, а та жара спадет, буйволы по берегу разбредутся.
Мишка сколько шел домой, все про дедову хатку думал. В воротах повстречал Ленку с Тонею. Подружки шли в обнимку.
— Эх, Мишук, где ты пропадал! — укорила его Ленка. — К нам тут из Туапсе детский дом приходил. Хорошо как они песни поют. Весь день пробыли.