Москва, 15 февраля 1924 г.
Милый друг,
Давно я тебе не писал. За это время тяжело умирал и умер в клинике брат М.Б., и похоронили его. Получил я твое письмо, где ты пишешь о твоей болезни; оно нас очень обрадовало, -- значит, ничего серьезного нет. Из него узнал также, что печатается твой 2-й немецкий том1, что потом видел и в объявлении издательства, неприличном, как все немецкие издательские объявления. Понимаю твое субъективное удовольствие по поводу иностранных переводов, но не могу не жалеть о том, что по условиям времени ты уходишь из России на чужбину; ты -- русский писатель, твое место здесь, не только по языку.
Ты, как всегда, почти ничего не пишешь о себе. Пишешь ли что-нибудь? Практикует ли Анна Ел[еазаровна]?2 Устроилась ли Таня? При необыкновенном падении франка у вас верно стала очень дорога жизнь. Как живут Ремизовы? -- А от меня не требуй других писем, нежели я пишу. У нас необыкновенно суровая зима, сильные морозы, ветер. Я выхожу не каждый день, и то ненадолго; от сиденья в комнате, от маленьких кирпичных печек с длинными трубами мне стало за зиму много хуже. Сижу весь день и занимаюсь; приготовил к печати большой том -- Архив Огарева. Оплачивается он плохо, но концы с концами сводим. С[емен] В[ладимирович] писал мне, что послал деньги остальные с оказией, но до меня они не дошли, а его адреса я теперь не знаю. Насчет Скрябиных дело стоит так. Из-за болезни Н.Б. Гольденвейзера мы это время были одним этим поглощены, и А[лександр] Б[орисович] ничего не мог предпринять; тем временем Неманова-Лунц получила письмо от Ариадны с благодарностью за те 75 долл. и с извещением о своем замужестве. Теперь музыканты спрашивают меня, а я -- тебя: нужна ли еще помощь, напр. Марье Александровне с младшей девочкой? И еще они просят узнать у Бор[иса] Фед[оровича]: неужели семья ничего не получила от заграничных фирм, переиздавших так много партитур Скрябина за последние 4 года? Напиши, за кого вышла замуж Ариадна3. -- Лундберг приходил вчера и рассказал М.Б., что на днях едет в Тифлис, к родственникам жены, и надеется получить там место заведующего тамошним отделением Госуд[арственного] Издательства. Здесь не мог устроиться, получил только два перевода. Белого давно не видел, -- его и никто не видит; он прочитал очень неудачно публичную лекцию о Берлине и русской эмиграции там, -- вероятно, только по нужде, чтобы получить несколько денег.
Печататься ему невозможно, значит и жить нечем. Г[устава] Г[уставовича]4 видаю, все такой же, только худеет. Елена Вл[адимировна] Шик трогательно-любезна: приносит нам билеты на новые постановки в своей студии и с радостью слушает, что я ей рассказываю из твоих писем. Зачем ты сидишь в Париже? зачем тебя нет здесь? -- везде трудно жить, как где-то меланхолически заметил Ремизов. Вот погоди, скоро и Франция признает Россию, тогда будет объявлена общая амнистия, и Наташа к тому времени кончит и захочет в Россию. Зачем девочкам стать иностранками?
А я, как хорошо было бы мне зайти за тобой и пойти на Девичье поле погулять! или ты бы зашел после завтрака. Бывает у меня Столпнер; ты его видал в Петербурге. Иногда говорим с ним о тебе. Он все такой же, маленький Сократ, живет в общежитии, переводит Гегеля, Историю философии, заработает несколько червонцев, потом выронит их в уборной и не найдет, но переносит потерю стоически; и читает всеядно, и рассуждает, рассуждает, так что порою доводит меня до одурения.
М.Б. и я всем вам кланяемся. Скажи от нас привет милой Лидии Ал[ексеевне]. А ее зачем нет здесь? -- Все неправильно делается. Ей-то уж совсем незачем быть там.
Обнимаю тебя с любовью.
Твой М.Гершензон.
1 В ноябре 1922 Шестов подписал договор с изд. Маркан, взявшимся выпустить второй и третий том его сочинений по-немецки. "Скифы" передали Маркану уже готовые переводы; второй том вышел в июне 1923, в пер. Нади Штрассер (TOLSTO Ï UND NIETZSCHE. Köln, Marcan Verlag, 262 с); третий -- в июле 1924 (DOSTOJEWSKY UND NIETZSCHE. PHILOSOPHIE DER TRAG Ö DIE. Köln, Marcan Verlag, 389 c).
2 В июне 1923 A.E. получила французский диплом и занялась практикой медицинского массажа.
3 А.В. Бахрах вспоминает, что первый брак Ариадны Скрябиной с музыкантом-французом был неудачен, несколько лет спустя она развелась с ним и вышла за поэта Довида Кнута (1900-1965). (ПО ПАМЯТИ, ПО ЗАПИСЯМ, с. 131-132).
4 Почти в каждом письме Гершензона к Шестову отзыв о Шпете, одном из немногих, с кем Гершензон продолжал поддерживать тесные отношения. 21 сентября 1923 г. он сообщает: "Г.Г. я видел несколько раз. Он как видно не нуждается, но нервами плох; лицо -- как литое из металла, ни одной мягкой черты, и еще более острый взгляд, чем раньше. Много писал, между прочим написал книгу по этнологии (методологию ее); из Исслед. Института удален, а в Университете читает. Сейчас лечится от Schreibkrampf'a. Семья -- на даче". (Архив Л.Шестова).