Москва, 22 февраля 1924 г.
Милый Лев Исакович,
Наши письма скрестились, ты верно мое тоже получил теперь. Мне было очень весело читать в твоем про молодое счастье Ариадны. Хоть год, хоть два, пусть поцарствует; она ведь последние годы имела горькую молодость. И удача ей, что композитор; да и для него имя Скрябина верно имело обаяние. Пусть венчаются розами. Очень хорошо также, что твое здоровье поправилось; живи библейский век, как твои благословенные родители. У вас, я вижу, все процветает, кроме франка. Только напиши подробнее о своих; ведь нам интересно, а что каждая из них "хлопочет по-своему", это общее место. Еще напиши пожалуйста про Лидию Ал[ексеевну] и про Ремизова. Л.А. скажи, что мы ее по-прежнему любим как родную и о ней тоже жалеем, что она далеко от нас, а я кроме того жалею, что ее, такую хорошую, засосет легкая и верно красивая французская пошлость (кстати сказать, так думает и ее отец). Она поставлена в такие условия; я не хочу сказать, что все в Европе пошло, но, судя по Германии и по тому, что я читал о Франции, все, что там плывет в большом фарватере, действительно пошло. Впрочем, так было всегда и всюду. Денег для Варв[ары] Григ[орьевны] я не получил, иначе известил бы тебя о получении. И ее давно не видал, и ничего не знаю о ней, но деньги смогу передать через Е.В. Шик. Я кончил "Архив Огарева" и теперь опять безработный. Здоровьем скриплю; вечно у меня что-нибудь болит, -- теперь прострел, -- ни стать, ни сесть, ни разогнуться. И морозы все стоят сильные, так что не могу выходить. Уже месяца два такие трескучие морозы, без малейшей оттепели, почти сплошь с солнцем.
От нас всем твоим и тебе привет. Обнимаю тебя
твой М.Гершензон.