У ПОЛКОВНИЦЫ
— А где же очаровательная Ольга Ивановна? — спросил Алексей Александрович Ястребов, когда хозяйка, отлучившаяся для того, чтобы приказать подавать закуску, возвратилась в столовую.
— Она поехала со своей подругой к ее тетке.
— А-а… Значит, мы гуляем. К кому же она поехала?
— К одной даме, Софья Антоновна называла фамилию, но я теперь позабыла, — отвечала Евдокия Петровна.
— Да откуда же взялась у Ольги Ивановны подруга здесь, в Петербурге? Москвичка, значит?
— Нет, они познакомились в Гостином дворе.
— Ай, ай, ай! Вот так знакомство. Вы здесь на Песках живете, как на добродетельном оазисе среди пустыни беспутства, а за границей благословенных Песков опасно отпускать девушку одну с неизвестной подругой к неизвестной даме. Еще недавно был такой случай, что девушка из очень порядочного дома, познакомившись в Летнем саду с какой-то барышней, была ею через неделю после этого знакомства увезена к полковнице Усовой, и только по счастью бедняжке удалось безнаказанно вырваться из этого вертепа.
— Что?
— Как вы назвали фамилию?
Эти вопросы одновременно сделали и муж и жена, побледнев как полотно.
— Полковница Усова, — невозмутимо повторил Алексей Александрович. — Она живет на Васильевском острове и содержит игорный дом и тайный любовный притон. Там происходят отвратительные оргии. Туда увлекаются легкомысленные девушки и молодые женщины хороших семейств, чтобы удовлетворить своя порочные желания или для приобретения средств. Петербург — это помойная яма, а потому…
Ястребов остановился, так как теперь только заметил состояние своих слушателей.
— Но что с тобой? Ты бледен, как смерть… — обратился он к Костину. — А твоя жена? С нею дурно…
Евдокия Петровна бессильно откинулась на спинку дивана, почти теряя сознание, а Семен Иванович, бледный, как полотно, не обращая внимания на жену, бессмысленно смотрел на Алексея Александровича.
— Если я не ослышался, ты сказал полковница Усова на Васильевском острове?
— Да, но тебе какое дело до всего этого?
— Поедем же, поедем, надо спасти ее! Где живет эта женщина? Васильевский остров велик.
— На Большом проспекте, я знаю.
— Слава Богу!
— Но я ничего не понимаю. Посмотри, что делается с твоей женой, Евдокия Петровна лежит без чувств.
— Не теперь… спешим, а то, пожалуй, будет поздно.
— Что поздно?
— Может быть, Ольга уже погибла.
— Ольга?
— Она у этой женщины. Поедем, нельзя терять ни минуты.
— А что, если в самом деле уже поздно! — воскликнул бледный Ястребов.
Не заботясь о лежавшей в обмороке Евдокие Петровне, оба мужчины быстро оделись и, взяв не торгуясь первого попавшегося извозчика, помчались на Большой проспект Васильевского острова.
Извозчик, вопреки обыкновению петербургских возниц, ехал бодрой рысью, но седокам казалось, что он движется, как черепаха.
Наконец они приехали.
С живостью юнцов соскочили они с пролетки и позвонили у подъезда.
«Дай Бог, чтобы не было поздно…» — подумали оба.
Вечер у полковницы Усовой уже начался.
На этих вечерах собирались почти всегда одни и те же личности.
Если же на них появлялся кто-нибудь посторонний, особенно женщина, то в первое время поведение всего общества изменялось, до тех пор, пока не узнавали, насколько эта новая личность склонна принять участие в удовольствиях кружка и попасть в его распущенный тон.
Так было и в описываемый нами вечер.
И дамы, и кавалеры вели себя безукоризненно сдержано, так как знали от хозяйки, что у нее в этот день будет молодая особа, не имеющая никакого понятия об их удовольствиях.
Каждый раз, как двери залы отворялись, все взгляды обращались на нее, и видя, что входит кто-нибудь из обычных знакомых, с разочарованием отворачивались.
— Но кто же это дивное диво, которое нам сегодня покажут? — спросил барон Гемпель, исподтишка обнимая Марью Павловну и в то же время обмениваясь с Екатериной Семеновной нежными взглядами.
— Это сказочная красавица. Провинциалка. Соня говорит, что она выше всякого описания.
— В таком случае, мы, бедные, сегодня будем все на заднем плане… — заметила одна молоденькая дама, сидевшая рядом с дочерью хозяйки.
— Вы забываете, что это еще совершенно воплощенная невинность, — сказала Капитолина Андреевна, — и что на первый раз старания господ кавалеров едва ли увенчаются успехом.
— Хоть это для нас утешительно… — сказала «генеральша», роскошная красота которой сияла в этот вечер как-то особенно вызывающе.
— Не правда ли, ваше сиятельство, вы предпочитаете открыто и удобно достигаемое наслаждение долгой борьбе из-за какого-то еще не изведанного идеала.
— Разумеется! — подтвердил князь Асланбеков. — Да и кроме того, я убежден, что это хваленое чудо не может иметь такого обаяния, как вы. Что касается меня, то я всегда предпочитаю осязательное идеальному.
— А что скажете на это вы, граф?
Этот вопрос был обращен полушепотом к графу Петру Васильевичу Вельскому, который задумчиво оперся головой на спинку одного из кресел.
В этом кресле сидела молодая женщина.
По временам она оборачивала голову и что-то нежно шептала ему на ухо.
Это была кокетливая, в высшей степени хорошенькая девушка.
Своеобразный акцент ее речи, тип лица, черные блестящие глаза, роскошные черные волосы и очертания пухлых губ — все свидетельствовало о ее французском происхождении.
— Ничего, Люси… — рассеянно ответил граф.
Люси была поистине прелестна, когда, откидываясь назад, небрежно закидывала ногу на ногу, при чем ее стройные формы обрисовывались еще рельефнее.
Вдруг она заложила прекрасную белую руку за затылок, откинула голову еще больше, сверкнула в лицо графа глазами и поцеловала его в губы.
Граф Вельский почти этого не заметил.
Девушка порывисто вскочила с кресла.
— Вы сегодня просто невыносимы, граф! Интересно знать, о чем это вы думаете. Вероятно, мечтаете о прелестной незнакомке раньше, чем вам ее показали.
— Ничего подобного, Люси! Не сердись. Я думал совсем о другом, и в моих мыслях не было ожидаемой девушки.
— Вероятно, эта же дума помешала вам быть вчера в Малом театре?
— Нет, я вечер провел у Руга.
— О, этой певице я бы с наслаждением выцарапала глаза. Из-за нее мне пришлось чуть не умереть от скуки. Я ни за что не хотела выходить, пока не приедете вы, и оттягивала с минуты на минуту мой номер, чуть не опоздала. А вы, граф, напрасно не приехали, и именно вчера.
— Почему же это именно вчера?
— А потому, что я в первый раз надела бриллиантовую диадему, которую вы мне подарили. Эффект был поразительный.
Воспоминание о подарке, видимо, примирило ее с графом.
— Хотя вы сегодня и похожи на истукана, но я все-таки еще раз вас поцелую, приедете завтра в театр?
— Дорогая, за исключением вашего появления, мне надоело все, что там делается.
— Разве можно быть таким пресыщенным? А именно со вчерашнего дня там есть нечто очень интересное.
— Это что же такое?
— Вчера был дебют новой «парижской звезды».
— Ох, уж эти звезды!
— Но эта восхитительно хороша. Я, женщина, влюбилась в нее окончательно.
— И хотите показать мне?
— Да.
— И не ревнуете?
— К ней нельзя.
— Почему это?
— Она любит.
— Она — женщина.
— Она исключение.
— Это любопытно. Как ее фамилия?
— Мадлен де Межен. Так будете завтра?
— Именно завтра никак не могу.
— Почему это? Опять у Руга?
— Нет, завтра приезжает моя невеста. Через две недели моя свадьба.
Лицо певички вспыхнуло, и только что она хотела выразить свое негодование, как дверь отворилась и в зал вошли граф Стоцкий с Иваном Корнильевичем и Долинским, бывшим здесь в первый раз.
Граф Вельский тотчас же оставил чересчур пылкую Люси и отвел Сигизмунда Владиславовича в оконную нишу.
— Достал ты денег?
— Всего три тысячи.
— Но что же мне с ними делать? Ведь до свадьбы еще две недели. Завтра она приезжает, надо сделать подарок.
— Но, может быть, ты выиграешь сегодня?
— Разумеется, должен выиграть, если не хочу потерять последнее.
— Ну, будем надеяться на лучшее. Однако, присоединимся к обществу. На наш разговор начинают обращать внимание.
Оба новичка чувствовали себя неловко, больше всего смущен был Долинский.
Появление в чужом обществе всегда порождает в человеке чувство застенчивости, и особенно, если об этом обществе у нас заранее составлено дурное мнение.
То же самое ощущал и молодой адвокат, но тем не менее, он скоро нашелся в своем затруднительном положении.
Его внешность расположила к нему всех дам.
Молодая особа, сидевшая рядом с Екатериной Семеновной и выразившая мнение, что сегодня она останется на заднем плане, употребила все свои чары, чтобы овладеть им, но неожиданно встретила соперницу в лице оставленной графом Вельским Люси.
Иван Корнильевич дружески здоровался с приятелями, которые все его приняли очень радушно и этим сгладили неловкость его дебюта.
Его увлекли их удовольствия, о которых он имел понятие только понаслышке, а им как страстным игрокам было очень приятно залучить партнера с такими значительными деньгами.
Чем многочисленнее становилось общество, тем более неловко себя чувствовала Марья Павловна.
— Нельзя ли уйти в другую комнату? — сказала она барону Гемпелю.
— Разумеется, моя прелесть! — отвечал он. — Подождем только обещанное диво. Очень любопытно на него посмотреть.
В синих глазах девушки появилось выражение не то грусти, не то упрека.
Дверь снова отворилась.
Вошел Неелов. Он наскоро поздоровался с обществом и остановился посреди гостиной с таким видом, как будто хотел сообщить что-нибудь очень важное.
— Что с тобой? Что случилось? — посыпались вопросы. Неелов театральным жестом указал на дверь, ведущую в залу.
— Господа! — торжественно проговорил он, — соберите все ваше самообладание!.. Вооружитесь всем вашим мужеством, чтобы иметь силу выдержать лицезрение.
В это время в дверях показалась Софья Антоновна Левицкая под руку с Ольгой Ивановной Хлебниковой.
Появление их произвело, действительно, очень сильное впечатление. Ольга Ивановна была одета просто, даже слишком просто для такого общества.
Но именно эта простота так гармонировала с чистотой всего существа ее и так ярко доказывала, что красота ее не нуждается ни в каких искусственных добавлениях, что в этом обществе не могло не произвести величайшего эффекта.
Навстречу молодым девушкам поднялась с кресла Капитолина Андреевна и, приветливо поздоровавшись с обеими, познакомила Ольгу Ивановну со своей дочерью и усадила ее возле себя.