Преодолѣвъ множество трудностей и непріятностей, я пріѣхалъ, наконецъ, къ подножію горнаго хребта, къ югу отъ котораго простиралась долина рѣки Алдана. Здѣсь мы не нашли ни лошадей, ни оленей!
Впрочемъ, въ послѣдующей части дороги лошади оказались-бы совершенно непригодными, такъ какъ въ долинахъ лежалъ глубокій, рыхлый снѣгъ, уже растаявшій съ поверхности подъ лучами майскаго солнца. Существовало, правда, какое-то подобіе дороги, протоптанной оленями до самаго Алдана; но бѣда въ томъ, что олени запрягаются парою, а лошади -- въ одиночку, а потому не могутъ пользоваться колеей, протоптанной оленями.
Когда мнѣ стало ясно, что на этой станціи намъ не дождаться упряжки, я послалъ одного изъ моихъ ямщиковъ къ туземцамъ, чтобы сговориться съ ними о переправѣ на другой берегъ Алдана, что составляло конецъ въ 230 километровъ. Послѣ нѣсколькихъ безуспѣшныхъ попытокъ, я заручился, наконецъ, обѣщаніемъ якутовъ изъ ближайшаго поселка привезти въ 9 часовъ вечера на станцію нужное количество оленей.
И они сдержали слово!
Всю ночь напролетъ ямщики шагали впереди своихъ саней, нащупывая длинными палками дорогу въ глубокомъ снѣгу, и, тѣмъ не менѣе, довольно часто то тотъ, то другой сбивался съ пути и немедленно проваливался по горло въ мягкій снѣгъ.
Когда мы подошли къ горной цѣпи, черезъ которую собирались перевалить безъ предварительной остановки, то увидали нѣсколько спускающихся намъ навстрѣчу саней, запряженныхъ оленями. Дорога была такъ крута, что издалека упряжные казались большими жуками, ползущими внизъ по стѣнѣ. Тунгузы, ѣхавшіе съ Алдана, сообщили намъ, что состояніе дороги ужасное. Мы вскорѣ имѣли возможность убѣдиться въ томъ, что они не преувеличивали.
Мы приступили немедленно къ подъему на перевалъ.
Задача была нелегкая. Понятно, что никто не могъ оставаться въ саняхъ, всѣ должны были ползти, въ полномъ смыслѣ этого слова, на "собственныхъ рукахъ".
Снѣгъ былъ такъ глубокъ, что я не могъ сдѣлать, не отдыхая, больше шести-восьми шаговъ и, вѣроятно, не въ силахъ былъ-бы сдѣлать и этого, если-бы снѣгъ не былъ сравнительно твердъ. Наконецъ, мы добрались до вершины; черезъ нѣсколько шаговъ начинался спускъ. Когда я посмотрѣлъ внизъ, спускъ показался мнѣ не только опаснымъ, но просто безумно-рискованнымъ. Тѣмъ не менѣе, я послушно послѣдовалъ примѣру и указаніямъ моего проводника: сѣлъ на землю и, откинувшись назадъ, сталъ скользить внизъ, такъ что не прошло и часу, какъ двѣ трети пути были позади.
Я оглянулся. Казалось, что олени и люди скользятъ внизъ по отвѣсной стѣнѣ. Ямщики связали наши сани вмѣстѣ, привязали оленей сзади и, опираясь изо всѣхъ силъ ногами въ снѣгъ, осторожно и медленно спускались внизъ, при чемъ олени тоже сдерживали ходъ саней; только благодаря этимъ соединеннымъ усиліямъ удалось благополучно довезти сани до подножія горы.
Не думаю, чтобы еще гдѣ-нибудь въ мірѣ существовалъ такой ужасный перевалъ. А, между тѣмъ, я его узналъ далеко не въ худшій моментъ! Весной, въ періодъ гололедицы, склонъ горы представляетъ собой сплошной катокъ, переходъ черезъ который невозможенъ. Въ это время года люди спускаются сверху только однимъ способомъ: садятся верхомъ на палку, которая одновременно служитъ санями и тормозомъ. Правда, для такого способа передвиженія нужна большая ловкость и -- крѣпкіе кожаные штаны!
Дорога по долинѣ оказалась также убійственно-трудной -- о чемъ насъ и предупреждали тунгузы. Въ концѣ концовъ, намъ пришлось остановиться и выждать, пока вечерній холодъ настолько подморозилъ поверхность снѣга, что можно было двинуться дальше, хотя и черепашьимъ шагомъ.