Экран светлеет. Руки Пимена, развивающие свиток, на котором написано:
"В 1598 году, со смертью царя Феодора, сына Иоанна Грозного, древняя династия русских царей пресеклась. Феодор был бездетен, а его младший брат, царевич Димитрий, который должен был ему наследовать, загадочно погиб еще при жизни Феодора, от руки убийцы.
Россия осталась без царя.
По обычаю страны, народ должен был избрать нового. Было решено предложить власть любимцу Иоанна Грозного, шурину царя Феодора -- боярину Борису Годунову."
Экран медленно темнеет.
Яркий летний день. Но будет гроза.
На холме, с которого открывается вид на всю Москву, -- всадник на черном коне, князь Василий Шуйский. С ним несколько приставов, тоже на черных конях. Конская сбруя звенит и сверкает на солнце.
На небе появляются первые грозовые тучи. Тени от них пробегают по городу, пятнами ложатся на Москву-реку.
Шуйский подымает голову, смотрит на небо.
Шуйский: Будет гроза!
Подъезжает князь Воротынский, статный боярин, с черной густой бородой и с умными, живыми глазами. Он и сопровождающие его пристава -- на белых конях.
Воротынский: Наряжены мы вместе город ведать.
Шуйский: Но, кажется, нам не за кем смотреть.
Воротынский: Москва пуста, вослед за патриархом
К монастырю пошел и весь народ.
Как думаешь, чем кончится тревога?
Шуйский: Чем кончится? Узнать немудрено.
Народ еще повоет да поплачет,
Борис еще поморщится немного,
Что пьяница пред чаркою вина,
И наконец по милости своей
Принять венец смиренно согласится.
(Обращаясь к одному из приставов):
Проведай-ка, что слышно -- согласился ль
Принять венец боярин Годунов?
(Пристав, в сопровождении еще двух других, ускакивает)
Воротынский: Но месяц уж протек,
Как, затворясь в монастыре с сестрою,
Он, кажется, покинул все мирское.
Что, ежели правитель в самом деле
Державными заботами наскучил
И на престол безвластный не взойдет?
Что скажешь ты?
Шуйский: Скажу, что понапрасну
Лилася кровь царевича-младенца,
Что, если так, Димитрий мог бы жить.
Воротынский: Ужасное злодейство! Полно, точно ль
Царевича сгубил Борис?
Шуйский: А кто же?
Я в Углич послан был
Исследовать на месте это дело:
Наехал я на свежие следы,
Весь город был свидетель злодеянья,
Все граждане согласно показали,
И, возвратясь, я мог единым словом
Изобличить сокрытого злодея.
Воротынский: Зачем же ты его не уничтожил?
Шуйский: Он, признаюсь, тогда меня смутил
Спокойствием, бесстыдностью нежданной.
Он мне в глаза смотрел как будто правый.
Воротынский: Ужасное злодейство! Слушай, верно,
Губителя раскаянье тревожит:
Конечно, кровь несчастного младенца
Ему ступить мешает на престол.
Шуйский: Перешагнет: Борис не так-то робок!
Воротынский: А слушай, князь, ведь мы б имели право
Наследовать Феодору.
Шуйский: Да боле,
Чем Годунов.
Воротынский: Ведь в самом деле!
Шуйский: Что ж!
Когда Борис хитрить не перестанет,
Давай народ искусно волновать.
Пускай они оставят Годунова,
Своих князей у них довольно, пусть
Себе в цари любого изберут.
Воротынский: Нет, трудно нам тягаться с Годуновым.
Народ отвык в нас видеть древню отрасль.
А вот когда бы чудом, из могилы,
Царевич наш Димитрий вдруг воскрес...
Шуйский (махает рукой): Эх, полно, князь!
Что попусту болтать.
Во гробе спит Димитрий и не встанет.
Не нам с тобою мертвых воскрешать.
Пристава возвращаются с двух концов.
Воротынский: Ну, что? Узнал?
Пристав: Он царь! Он согласился.
Шуйский: Какая честь для нас, для всей Руси!
Вчерашний раб, татарин, зять Малюты,
Зять палача и сам в душе палач,
Возьмет венец и бармы Мономаха!
Сильный удар грома. Шуйский и Воротынский снимают шапки и крестятся.